Пираты

Позднее утро в открытом море – это и мучительно и прекрасно. Солнце безжалостно припекает, а воздух горячий, словно в духовке, хотя до полудня еще несколько часов. Морская гладь, то ли сине-зеленая, то ли зеленовато-синяя – Аллен никак не может определиться с цветом – ослепительно сверкает, не хуже, чем мостовая, усыпанная битым стеклом, на которой так часто танцевал на потеху публике старый Джо, цирковой факир. И так же режет глаза, как та – пятки. Аллен тяжело вздыхает и вытирает пот со лба. От соленой воды у него щиплет ссадины на руках, а ведро кажется совершенно неподъемным. И ведь таскать его за собой по всей палубе придется еще очень долго, пока он не выскоблит ее до блеска… «И на кой черт мне сдалась эта морская романтика? С таким же успехом можно было остаться в цирке и чистить зверинец... Разве что звери здесь ходят на двух ногах и ведут себя немножко чистоплотнее,» – Аллен фыркает себе под нос и ненадолго отставляет швабру в сторону. Потягивается, разминая ноющие от усталости мышцы, запрокидывает голову, жмурится от яркого света. Особенной разницы, где выполнять обязанности мальчика на побегушках, в родной, надоевшей до оскомины труппе или на пиратском корабле, Уолкер и правда не видит. Вот только кормят на корабле вкуснее – здешний кок просто волшебник, почище всех известных Аллену фокусников. И мальчишке, с детства страдавшему от большой и чистой любви к вкусной еде, этого хватило, чтобы вцепиться в выпавший шанс руками и зубами. Он знал, что второй раз его не позовут. А вот с какого перепугу самый известный пират во всем Тихом океане притащил на корабль двенадцатилетнего мальчишку, да еще и назвал «учеником», официально признавая его место в команде, знали разве что морские черти. Но молчали, сволочи. Аллен стряхивает упавшую на глаза челку и находит взглядом своего… учителя. Похоже, Кросс уже выпил свой завтрак и настроение у него самое солнечное. А палуба явно покачивается под ногами. Поэтому гроза всех морей предусмотрительно устроился в вытащенном на палубу кресле и очень по-мужски «вышибал клин клином» — разгонял алкогольный туман в голове ударной дозой рома. Туман разгонялся плохо, однако, сам процесс доставлял Мариану столько удовольствия, что отсутствие результата уже ни на что не влияло. Душа требовала песни. – Пятнадцать человек на сундук мертвеца. Йо-хо-хо, и бутылка рому! Аллен озабоченно почесал нос – наверное, стоит вмешаться? Если чуть хриплый голос Кросса кажется ему даже приятным, то объемистая бутылка гавайского рома вызывает справедливые опасения: учитель, который и в трезвом-то виде не подарок, основательно заложив за воротник, становился непредсказуемее дьявола. И на радостях вполне мог отправить ученика ловить сачком русалок или охотиться с вилкой на китов. – Учитель, может вам уже хватит? – Аллен подходит ближе к Кроссу, стараясь говорить вежливо, просто на всякий случай. Но, не удержавшись, добавляет: — Иначе вечером вы опять будете дверь в каюту на ощупь искать, за голыми русалками охотиться и на «уж-жасный шторм» жаловаться… Через секунду Уолкер жалеет, что не прикусил язык, но уже поздно. Кросс опасно усмехается и рявкает: – Заткнись, тупой ученик, драй палубу и не отвлекайся! Уолкер почти не обращает внимания на резкий тон, он к нему уже привык. Но нелестное определение и прилетевший подзатыльник бьют намного обиднее. Аллен отворачивается, хватает швабру и начинает с удвоенной яростью елозить мокрой тряпкой по доскам. «Вот когда у меня будет свой корабль… Два корабля… Или даже целая эскадра! Вот тогда я покажу вам «тупого ученика»!» Уолкер пока слабо представляет себе, что именно и как он собирается «показать» учителю, да и не слишком задумывается над этим. Страстного, мальчишеского желания когда-нибудь потом, в светлом будущем навалять Кроссу по самую грот-мачту, ему вполне достаточно, чтобы обрести душевное равновесие. И заодно – цель в жизни. …В конце концов, если у него действительно когда-нибудь появится шанс заполучить собственный корабль, то только благодаря Мариану Кроссу.

* * *

Неизвестно, почему Остров Дьявола получил свое название. А если и существовала на этот счет какая-то легенда, то она давно сгинула в пучине истории. Возможно, его так назвали потому, что с высоты птичьего полета небольшой клочок суши походил на пятиконечную звезду. Или из-за коварных рифов, которые окружали остров со всех сторон, и на которых нашли свою погибель многие корабли. Или из-за его скалистых берегов, напоминающих рога хозяина преисподней… А может быть, потому, что нужно было обладать воистину дьявольским везением, чтобы отыскать этот островок в бескрайнем океане. Идеальное убежище для людей, которые желают быть не найденными. Или – найденными, но только одним конкретным человеком. Аллен с интересом осматривает каюту: полированная обшивка из сандалового дерева, удобные кресла, мягкий ковер на полу и даже большая медная лампа под полком… На первый взгляд, за эти пять лет здесь ничего не изменилось, но почему-то вызывает совсем другие чувства. Кажется таким привычным и незнакомым одновременно. Впрочем, изменился он сам. У молодого капитана Уолкера теперь есть собственный корабль. У капитана Уолкера есть своя команда… У капитана Уолкера шрамов на теле – больше, чем у его учителя. Но он сам к этому стремился. — Вас сложно найти, — Аллен замечет нейтральным тоном и берет со стола бокал, просто чтобы занять руки. Легко проводит пальцами по прохладному стеклу, любуется насыщенным алым цветом – но не пьет. Он терпеть не может вкус вина, даже теперь. Некоторые детские страхи побороть труднее, чем кажется. Кросс молча наблюдает за учеником, по его лицу невозможно понять, о чем он думает. Он отпивает глоток из своего бокала, прежде чем ответить: — Но у тебя это получилось… глупый ученик. Возможно, я все-таки не зря потратил столько лет на твое обучение. В его голосе – легкая насмешка. Почти такая же, что отравляла Уолкеру жизнь пять лет назад, заставляла до скрежета стискивать зубы и бормотать себе под нос услышанные от боцмана словечки – сейчас Аллен невольно улыбается, вспоминая об этом. Теперь, конечно, это уже не задевает. С возрастом многие детские обиды начинают вызывать скорее ностальгические воспоминания, чем желание схватиться за оружие. — Ну, я бы не сказал, что вы сильно напрягались, — Аллен улыбается уголком губ и тоже добавляет в голос иронии. – Если, конечно, не считать прицельное метание пустых бутылок у меня над головой за способ воспитания. …Хотя детская мечта взять на абордаж корабль учителя по-прежнему кажется довольно привлекательной. — Что ты в этом понимаешь, — Кросс усмехается по-кошачьи лениво и очень довольно. – Какая разница, как? Зато результат превзошел все ожидания. Уолкер с трудом сдерживает ответную улыбку. Следующий вопрос сам собой срывает с языка – раньше, чем он успевает обдумать его и решить, стоит ли вообще об этом спрашивать: — А почему вы вообще взяли меня в ученики? Новая пауза в разговоре тянется дольше предыдущих. Аллен опускает взгляд и изучает рубиновые переливы света в бокале. Кросс допивает вино и, чуть помедлив, отвечает: — Я всегда беру то, что хочу, — хриплый, неожиданно чувственный тон заставляется Аллена вздрогнуть. Он едва не роняет бокал. Да, ответ звучит совсем не так и не о том, но при этом настолько многозначительно, что первоначальный смысл вопроса просто теряется в богатом подтексте. Уолкер очень осторожно ставит бокал на стол и сжимает руку в кулак, стараясь справиться с неожиданной дрожью в пальцах. — Неужели? – Аллену удается заставиться голос звучать равнодушно, но все равно… Он прекрасно знает, как его учитель умеет соблазнять – много раз видел, как тают от его комплиментов самые разные женщины, от официанток в портовых кабаках до благородных дам. Но впервые ощущает это на себе. — Конечно, — Кросс неторопливо откидывает ученика взглядом. Нарочито оценивающе, преувеличенно внимательно. Но Уолкер готов прозакладывать голову, что заинтересованный, жадный блеск его в глазах – это не игра. Пять лет назад Аллен бы этого не заметил. Или не понял. Два года назад – понял бы и перепугался. Еще лет через десять, он, наверное, смог бы просто усмехнуться в ответ и перевести разговор на другую тему. Но сейчас… Если хочешь как следует напиться, то выбирай самое лучшее вино – это одна из негласных заповедей Мариана Кросса, которые его ученик усвоил в совершенстве. Хотя вряд ли Уолкер после того памятного урока когда-нибудь снова захочет прикоснуться к выпивке, но вкус «Romanee Conti Grand Cru» десятилетней выдержки он с тех пор знает превосходно. …А если хочешь научиться любви, выбирай самую лучшую любовницу. Или любовника. Аллен медленно выдыхает, почти физически чувствуя на себе взгляд учителя. И порывистым движением развязывает ленту на воротнике. Воздух в каюте как будто становится жарче. Да и потом – чертовски сложно сказать Кроссу «нет», когда он хочет услышать «да». У Аллена пока не хватает для этого ни опыта, ни силы воли. И, честно говоря, особенного желания сопротивляться тоже нет. Привкус вина на чужих губах заставляет недовольно поморщиться – но он очень быстро исчезает и остается только тепло и едва уловимая терпкая сладость, от которой странно ноет в груди. А когда чужие руки уверенно проскальзывают под рубашку и начинают ласкающе изучать контуры старых шрамов, Аллен может только прикрыть глаза и окончательно смириться с мыслью, что ночевать ему сегодня предстоит не в своей постели. Кажется, утром его ждет самое грандиозное «похмелье» в его жизни – но кого волнует то, что будет только завтра? Уж точно не молодого пирата.