Река

Когда-то очень давно, в то время, когда по Земле бродили полчища огромных неизвестных зверей, а планета часто сотрясалась изнутри, извергая лаву и пепел, от серой выветренной скалы откололся тяжелый неровный кусок и с грохотом сорвался вниз, упав в облаке пыли. А на изломе скалы, на зернистой поверхности камня, заблестели прозрачные капли воды, просачиваясь сквозь тонкие трещины. Они катились вниз, оставляя тонкие темные дорожки, как слезинки по щеке плачущего. Эти дорожки становились все чаще, переплетались между собой и наконец слились в ручеек, сверкающей нитью перебегающий по выступам, покрытым мелкой светлой пылью и лишь местами – ярко-рыжим пересохшим лишайником. А вода, скрывавшаяся где-то в глубине, все больше размывала камень, протачивая путь сквозь скалу. Теперь ручеек уже не терялся в горах - жадное горячее солнце не могло высушить его – и, спустившись по каменным ступеням, тихо разливался внизу, напитывая иссушенную землю жизнью. На размягченную влагой почву присела, дрожа полуметровыми крыльями, огромная сероватая стрекоза. А вскоре переплелись на ней и узоры когтистых следов – и мелкие, и крупные звери приходили утолить жажду. А ручей, словно видя свою необходимость в этом засушливом краю, становился все сильнее. Он двигался вперед, к Северу, сливаясь по пути с другими серебряными нитями, иногда пронизывавшими равнины. Не только ручей менялся – менялось и все вокруг. Ушли в небытие тяжелые звери в костной броне, которые первыми пробовали его воду, но ручей не стал ненужным: осторожно переставляя стройные, покрытые шелковой шерстью лапы, забредали на мелководье создания с теплой кровью, жадно лакали холодную чистую воду, с опаской косясь на бугристых зеленых крокодилов – последних из правивших когда-то рептилий. Берега теперь затянулись не только папоротником и мхами, но и узколистными жесткими травами, и хрупкими лилиями с мясистой круглой листвой. Под ними в зеленоватой воде сновали мелкие жемчужно-серебряные рыбки, блестевшие в лучах солнца, по дну шарили лоснящиеся черные рыбы с мягкими усами, похожие на кошек. Его уже нельзя было назвать ручьем – равнину разрезала широкая, полноводная Река, и небо отражалось в ее глади. Река думала о том, что за долгое время изменилось даже небо, и восхищалась новой жизнью, с теплотой храня где-то на своем песчаном дне воспоминания об ушедшем. А потом пришел человек. Для Реки не было разницы между животными, приходившими к ее берегам раньше, и толпой нагих темнокожих существ, ходивших на двух ногах. Точно так же Река позволила им пить свою воду, ловить рыбу, защищала от хищников, таившихся в лесу. Шло время. Жизнь людей тоже изменялась, но по-прежнему они зависели от Реки. На ее берегу они впервые развели костер, испуганно и недоверчиво глядя на потрескивающие язычки пламени, к Реке пригнали на водопой первое стадо полудиких тяжелых коров. Свидетелем всех достижений и всех поражений людских стала Река. Шурша волной о песчаный берег, она радовалась и переживала за них – они были ее питомцами, как рыбы, как шумные крикливые птицы и осторожные звери. А время все текло. Человек стал все больше использовать Реку. Она носила его лодки, крутила мельничные колеса, не жалея своих сил, но люди не знали меры и благодарности. Они отнимали все силы Реки для себя, они сливали в ее воду шипящие ядовитые отходы, иногда случайно, иногда какой-то выгоды ради, а порой – чтобы просто избавиться от них. Люди даже не позволяли ей течь по-прежнему, перегородив ее русло электростанцией и выстроив по берегам огромный искусственный город, питавшийся ее силой. Река изменилась. Исчезли быстрые сверкающие рыбы, исчезли чайки и цапли, пушистые зеленые водоросли. Вода ее стала неестественно беловато-мутной. Даже те осклизлые широкоротые рыбы, которые выжили и питались отбросами, устилавшими ее дно, болели и мучились. И Река покорилась жестокой судьбе. Изо дня в день она крутила тяжелые винты электростанции, тащила течением мусор и мертвые рыбьи тела, задыхаясь под мазутной пленкой, словно в полусне, не бунтуя и не жалуясь, просто тихо и медленно умирала, уходя от боли и отчаяния в собственные мечты. И снились ей юркие жемчужные рыбки, плавающие в прозрачно-зеленоватой, пронизанной лучами солнца воде. Она грезила подолгу, пока шум теплохода, кромсающего винтом ее воду, не возвращал ее к реальности. Однажды, после сильного дождя, лившего целых три дня без единого проблеска, ручеек из старого парка в городе – тонкая, почти незаметная струйка воды – влился в ее русло. Даже путь, проделанный им по изъезженному машинами асфальту, не смог отнять у этих капель воды смолистого запаха старых скрипучих сосен. И этот едва заметный терпкий запах вывел Реку из небытия, подал ей надежду. - Давай, - казалось, шептал он – Борись с ними, у тебя достаточно силы! Верни себе свободу, верни то, чего они лишили тебя! Верни себе серебряных рыбок, солнце, достающее до дна, крикливые стаи птиц… Ты можешь! Я смог пробиться через весь город, а ведь я так мал. А ты очень сильна! Ты сможешь разрушить дамбу и смыть весь серый синтетический мир их города! Освободись! И ночью Река решилась. Собрав все свои силы, она разорвала бетонные оковы плотины, и вся тяжесть ее мутной холодной воды обрушилась на город. Река, почувствовав вкус свободы, яростно разбивала этот неестественный мир, пахнущий грязью и бензином. Она разбивала многоэтажные дома, швыряла машины. А потом Река с ужасом поняла: внутри были живые существа, дышащие, с горячей кровью. И, освобождаясь, она убивала их сотнями – не тех, кто заковал и отравлял ее, а ни в чем не виновных созданий, не знавших другого мира. Но Река уже не могла остановиться. С отчаянием и болью смотрела она на крохотную заплаканную девочку, которая, вскарабкавшись на спинку дивана в затопленной комнате, прижимала дрожащими ручками к груди плюшевую собачку с разными глазами. Но вырвавшаяся на свободу вода уже не могла уйти обратно, и только прибывала, стремительно и неотвратимо, не оставляя шансов для маленькой жизни. Еще долго по ее взбудораженной поверхности кружило течение осколки города и осколки человеческих жизней. Разливаясь по разрушенной и затопленной долине, Река не ощущала желанной свободы. Она могла чувствовать только вину. А потом люди снова подчинили ее и загнали в бетонное русло, снова заставили вращать турбины. По берегам рос новый город, которому тоже было все равно. Все стало по-прежнему, словно и не было ночи, унесшей сотни жизней. Только теперь, засыпая от бессилия и утомительной работы, Река больше не видела серебристых рыбок в пронизанной солнцем воде. Теперь ей снились глаза тонущей девочки, до последнего сжимавшей плюшевую собаку. Река просыпалась от боли и отчаяния, сжимавшего сердце, и снова и снова толкала лопасти турбины.