Ирландский мороз

      За окном поднималось солнце: его первые лучи уже проникли через жалюзи и полосками легли на паркет. Часы показывали пять утра. Конан сидел в черном кожаном кресле напротив такого же дивана и медленно покачивал ногой. В руках он держал маленькую чашку со свежезаваренным кофе. На журнальном столике перед ним стояла ещё одна чашка размером побольше. Только в неё было щедро добавлено виски.       Конан хотел спать, но боялся позволить себе такую радость. Во-первых, он надеялся дождаться реакции Ленни на свои труды. Не зря же он возился целый час с одной только прической. Во-вторых, Конан на все сто был уверен, что Ленни не понравится перевоплощение, и он захочет вмазать ему по «наглой морде», а получать по ней во сне Конан не желал. Проще было дождаться, когда Ленни откроет глаза. Тем более, что сигнал будильника Конан специально сделал громче.       Ленни никогда не дружил с алкоголем, не умел останавливаться и напивался в три раза быстрее, чем все его друзья. В три раза быстрее, чем Конан. Что само по себе играло тому на руку.       Ленни и в этот раз не хотел напиваться до потери адекватности, но в честь повышения до начальника отдела верстки газеты «Carlow Nationalist» под радостные крики и требовательные возгласы друзей опрокидывал в себя одну кружку эля за другой, абсолютно не думая о своей повышенной восприимчивости к градусу. А Конан лишь услужливо пододвигал к загребущим рукам добавку. Тащить пьяного друга домой в любом случае предстояло ему — арендовали жильё они вместе. Делили общую кухню, ванную и шкаф в прихожей для верхней одежды. Терпение Конана просто именно в этом месяце закончилось. Он готов был смириться с волосами на мыле и в сливе только в том случае, если бы Ленни был его партнёром. Да он бы даже вечно раскиданную косметику и измазанные лаком для ногтей столы ему простил. Но они не встречались, да и Конан этого не хотел — ему девушки нравились, просто он ещё свою не нашёл.       А претензий к Ленни у него не было только в школе, когда они ещё жили каждый со своими родителями, и в колледже, когда у каждого было своё место в общежитии. После окончания обучения, друзья решили, что арендовать дом на двоих выгоднее, чем поодиночке. Тогда-то Конан и вкусил все прелести проживания с лучшим школьным другом.       Переезжать от него Конан не хотел: выгодные условия аренды и близкое расположение работы на деревьях не висят. Заставлять съезжать тоже: они же практически выросли вместе. Только Ленни упрямый неряшливый наглец, которого бессмысленно о чём-то просить. Конан целых два года этим занимался, получая в ответ: «Обязательно всё сделаю!», но дальше слов дело не продвигалось. Вот юноша и решил, что пора брать всё в свои руки и разбираться самостоятельно. А Ленни побесится, простит и забудет. Друзья друг другу многое прощают. Тем более лучшие. И Ленни простит. Не зря же они столько лет дружат?!       По улице с громким шумом проехал почтовый фургон, не остановившись ни у одного из домов. Конан почесал свой бритый затылок и злорадно ухмыльнулся. Он вспомнил, как ещё пару часов назад, не размениваясь на аккуратность, отрезал школьному другу его тридцатисантиметровые чёрные волосы — Конан точно знал их длину потому, что каждый выходной Ленни занимался тем, что измерял насколько выросли его патлы. Потом Конан, пытаясь не ткнуть Ленни в глаз, вытаскивал чудом не вросшие «бананы» у него из брови. Трогать кольца в нижней губе Конан не стал, не желая попасть пальцами в чужой рот.       В целом Конан был довольно терпеливым. И его терпению позавидовал бы любой удав: два года — немалый срок. И до окончания колледжа Конан спокойно относился к вычурному имиджу друга. Все искали себя, даже скрывать не стоит.       Но в двадцать пять…       Конан не считал, что в двадцать пять можно одеваться и вести себя, как пятнадцатилетний. Именно поэтому одежда Ленни тоже подверглась ликвидации. Конан собрал все цепи, кожаные брюки, полосатые и неоновые кофты с детскими принтами в большой мешок — осталось только то, в чём Ленни отрывался в баре — и выкинул в мусорный бак перед домом, предварительно разорвав всё, чтобы не подлежало ни использованию, ни восстановлению. Чтобы Ленни не пытался достать из мусора. Вся косметика отправилась в тот же мешок. Конан был чрезмерно доволен собой. Он успел абсолютно всё, что задумал.       В половине шестого гостиную заполнил писк будильника. Конан его целенаправленно игнорировал. Он ждал, когда надоедливый звук доберётся до сознания Ленни. И спустя пару минут на диване началась возня: Ленни протëр глаза, размазывая по векам и щекам тушь, скинул на пол покрывало, под которым его оставили, и медленно, сопровождая свои действия загробным стоном, сел. По привычке махнул головой, чтобы откинуть назад волосы, но замер, удивлëнно уставившись на столешницу. Из-за резкого движения у него потемнело перед глазами, и закружилась голова. Ленни тут же схватился за неё, прижимая руки к вискам, стараясь таким образом утихомирить и боль в сосудах. Около минуты Конан наблюдал, как его друг неподвижно сидит. А потом тот в ужасе начал ощупывать свои волосы, то сжимая их в кулак, то отпуская. Выглядела эта картина довольно забавно. Конан прикусил губу в попытке не рассмеяться. — Это ещё что за, мать твою, такое?! — взбесился Ленни, развернувшись к Конану, он нахмурился, но вскакивать на ноги для устрашения вида не решался. — Кто это придумал? Ты?! — Нет, — покачал головой Конан. — Это была твоя идея. Ты вчера так напился, — он театрально вознёс к потолку руку и закатил глаза. — Да что ты мне тут собираешь?! Я даже под героином так не поступлю!       Конан чувствовал гнев, исходящий от Ленни, через всю комнату, и ликовал, ни капли не сожалея о своём решении. Перемены полезны. Перемены на пользу всем. — Успокойся, — попросил Конан, но Ленни его уже не слушал. Не обращая внимания на недавно возникшую головную боль, он метнулся в ванную. Затем оттуда послышался отборный мат и грохот: в поисках ножниц Ленни выдвинул каждый ящик в тумбочке. Как и предполагал Конан, новая стрижка пришлась не по душе. Ленни захотел её тут же исправить, но ножниц не было, и он ринулся искать их в своей комнате.       «Везде должен быть порядок!» — отметил Конан, наблюдая за метаниями друга, который после подобного мог перейти в категорию «бывших». Но это вряд ли бы кого-то из них в таком случае расстроило.       Ленни распахнул двери в свою комнату, и дом охватила новая волна мата. Все разбросанные вещи, которые Ленни хранил на полу, заявляя, что так и должно быть, больше на полу не валялись. Надеяться, что они находятся в шкафу, Ленни даже не стал. Не ожидая ничего хорошего, он распахнул и его: на полках и вешалках была лишь та одежда, которую Ленни посылала его мама — «бабушкины» свитера и строгие костюмы. Они точно не были ему по вкусу. — Ты варвар, Конан! Слышишь?! — закричал Ленни, всё ещё заходясь гневом. Он принялся сбрасывать на пол то, что осталось после инспекции Конана. Вообще, он бы предпочёл выбрасывать всё на улицу для большего эффекта, но окна в его комнате не открывались.       Спустя десять минут Ленни появился перед Конаном. Успокоившийся и недовольный. Головная боль никуда не делась, но волновала куда меньше, чем выходка лучшего друга. — Ты думаешь, я себе новое не куплю?! — скрестив на груди руки и нахмурившись, Ленни нервно стучал ногой по паркету. — Конечно, не купишь, Ленни. Я тебя одного ни в один магазин не отпущу. Пора повзрослеть, дружище, — с искренней радостью и заботой в голосе заверили его. — Где мои вещи? — В баке, — пожал плечами Конан, отпивая из своей чашки кофе. А потом пододвинул по столешнице в сторону друга чашку с коктейлем из кофе и виски. — Успокойся. Освежись. Умойся, в конце-то концов. — Да пошёл ты! — обиженно и громко заявил Ленни, а потом к нему пришла «гениальная» идея, и он прямо в футболке, джинсах и тапочках на голую ногу побежал на улицу. Конан подошел к окну — от их дома отъезжал мусоровоз — и искренне рассмеялся. Добежав до дороги и вздрагивая от холодного ветра, Ленни опять рассердился и принялся пинать пустые мусорные баки. Было шесть часов утра. «Старая жизнь» уезжала на свалку.