пуленепробиваемые.

      Наутро Пак Чимин просыпается в крепких объятьях Юнги, вдыхая странноватый запах его футболки и откровенно не понимая, как так получилось.       Их кровати разделены кроватью Хосока, давно заправленной, аккуратной, и понять, как Чимин оказался здесь, в постели Юнги, не получается. На кровати Чимина творится настоящий кавардак, приправленный комком из одеяла и смятыми простынями. Но в объятьях Юнги до жути уютно, тепло и комфортно. Чимина вовсе не заботит ни смятая постель, ни что-либо другое.       Хриплый сонный стон вырывается из груди Юнги, заставляя Пака встрепенуться и попытаться выбраться из рук Мина, но тот сцепляет хватку крепче. — Проснулся? — тепло хрипит Юнги, — выспался?       Чимин только и может, что робко кивнуть в ответ. Шевелиться в крепкой хватке хена не очень-то удобно, да и не особо хочется.       За закрытой дверью спальни, из гостиной, слышны громкие возгласы и суетливое копошение. Кто-то из ребят громко ругается, но Чимин не вникает, почему и кто. — Помнишь что-нибудь? — вдруг спрашивает Мин, и Пак заметно напрягается. — А ч-что я должен помнить? — испуганно лепечет он, заставляя Юнги улыбнуться, обнажив аккуратные десны. Чимин вдруг снова замечает сам для себя, что его хен прекрасен. — Ходишь во сне? Почему не сказал? — говорит Юнги, Чимин впадает в замешательство. — Я думал, что больше не хожу, — застенчиво бормочет он и Юнги расцепляет хватку, позволяя ему выбраться. — Вставай и одевайся, — говорит Мин. Чимин повинуется, мгновенно вскакивает и натягивает джинсы.       Хорошее утро, кажется Чимину, именно так выглядеть и должно, он надеется, что все и дальше будет так безоблачно, несмотря на дождливую погоду за окном. Надежды и мечты обрывает Чонгук, бесцеремонно влетаевший в комнату как раз тогда, когда Юнги натягивал толстовку. — Да мне похуй, если спит — разбужу! — кричит куда-то в гостиную Чон и оборачиваясь видит возмущенное лицо Юнги, оборачивается обратно и кричит: — Он не спит!       В ту же секунду вслед за Гуком в комнату влетает Намджун. — Юнги! — Чего? — ворчит Мин в ответ. — Юнги, — резко выдыхает Ким, и, немного замявшись, говорит: — Хосок пропал.       Лицо Юнги мгновенно искажается до неузнаваемости. От прежней возмущенной гримасы не остается и следа, а сейчас на его лице отражен ужасный испуг и доля безысходности во взгляде. — Кто-нибудь видел его? — голос Юнги словно окаменел и лишь слегка дрожит. — Я проснулся в пять утра, его уже не было, — отвечает Чонгук. — Я подумал, что он вышел покурить, поэтому я лег спать обратно. — Его телефон? — последняя надежда, и Юнги словно понял это. — Недоступен, — кратко отвечает Намджун. Чимину становится тревожно. Намджун забирает Чонгука и уходит обратно в гостиную, прикрывая дверь. Юнги тут же обездоленно оседает на кровать. — Хен? — Что, Чиминни? — Что делать? — Чимин правда не понимает. — Я пойду искать его. Что же еще? — Я с тобой, — вызывается Чимин. — Ты лучше дома посиди. Мало ли что, — вздыхает Юнги и взъерошивает мятные волосы. — Нет, я пойду с тобой! — Тебе может не понравиться то, что ты увидишь. Готов к этому?       Чимин безмолвно кивает. Юнги решительно направляется к двери, манящим жестом подзывая Чимина за собой. Пак хватается за рукав толстовки Мина, как ребенок, и они, минуя гостиную, в которой суетливо метались от стены к стене озабоченные происходящим парни, вышли на лестничную площадку. — Куда вы? — кричит вслед Джин. — Искать Хосока, — бросает уже издалека Юнги, хлопает дверями, хватает Чимина за крохотную ладонь и тащит бегом за собой по лестнице вниз. — Он может быть где угодно. Может просто сидеть на ступеньках на этажах ниже, такое уже бывало, — объясняется Юнги.       С седьмого этажа на первый они сбежали очень быстро, а на лестнице не было и следа недавнего пребывания Хосока. Чимин заметил, что Юнги это обеспокоило. Мин рассказал, что обычно Хоуп приходил сюда, если уходил куда-то внезапно и никому не сказав. Но он всегда говорил куда идет, если все было в порядке, поэтому сейчас Юнги опасался худшего.       Хен вытащил Чимина на улицу, где лил холодный дождь, но это не мешало детворе, как обычно, бегать во дворе. Юнги стал оглядываться по сторонам, беспокойно сжимая ладошку Чимина. Один из детей, долговязый мальчишка лет десяти, только что вышедший из подъезда, его окликнул Юнги и тот мягко кивнул в ответ. Когда мальчик уже собирался направиться к друзьям, Мин остановил его. — Стой, Хансоль! — Чего, хен? — отозвался мальчик. — Хосока не видел? — кратко и прямо спрашивает Юнги и Хансоль на мгновение умолкает, словно вспоминая, кто такой этот Хосок и чего Юнги от него вообще хочет. — Нет, хен, прости, не видел, — отвечает он и бежит к друзьям, а Юнги едва не заходится в истерике. — Чего ты так переживаешь, Юнги? — мягко говорит Чимин, ощущая, что еще секунда и Юнги прямо здесь обессиленно свалится на колени. — Может, он просто где-то гуляет. — Хосок не гуляет один, — сквозь зубы шипит растерянный Мин. — Может он в магазине? — С пяти утра? Ты время видел, Чиминни?       Они отходят чуть дальше от дома, ближе к детям. Крохотная девчушка, заметив Юнги, бросается на него с объятьями. — Юнги-оппа! — писклявит она. Юнги приседает, чтобы быть на уровне с ней. — Привет, мелкая, — вздыхает он грустно улыбаясь. Широкая улыбка девочки чуть успокаивает его, но не намного. Ласково щелкнув малышку по носу кончиком длинного пальца, Мин поднимается на ноги, поворачивается к Чимину и сосредоточенно вздыхает. — Вряд ли дети видели его, если Гук сказал, что он ушел ранним утром. Придется искать на своих двоих. Может даже придется разделиться, — быстро говорит Юнги.       Но размышления Мина прерывает громкий возглас малышки, стоящей неподалеку. — Хосоки-оппа! — девочка подпрыгивает и тычет пальцем на крышу дома, где сидит какой-то человек, доныне никем не замеченный. — С чего ты взяла, что это он, Дахени? — спрашивает один из ребят. — Нет, это точно Хосок-хен, — хмурится Хансоль. — Очень похож. Юнги-хен, ты искал его? Что он там делает?       Юнги долго вглядывается в силуэт человека сидящего на краю крыши, свесив ноги. Странно, что никто из прохожих не замечает его. Чимин вглядывается тоже, пока, видимо, как и Юнги, не замечает в человеке знакомые черты. — Хоби… — тихий шепот срывается с губ Мина, и в ту же секунду он несется на всех парах обратно к подъезду, а Чимин за ним. Влетая в подъезд, словно пуля, Чимин было свернул к лестнице, но Юнги остановил его, утащив в другую сторону. — Какая нахуй лестница?! В лифт, бегом!       Чимин послушно заскочил в кабину лифта. Мин начал судорожно нажимать кнопку верхнего этажа дрожащей рукой, постоянно промазывая. Чимин накрыл ладонь хена своей, направил его палец точно на кнопку и двери лифта наконец закрылись. Юнги не подавал виду, что он истерически взволнован, но его руки, дрожащие так, будто Мина бьют все 220 вольт, а то и больше, выдавали его. — Сука, почему этот ебаный лифт едет так медленно?! — кричит он, изо всех сил ударяя жилистой рукой по стене кабины. — Хен, успокойся, — Чимин мягко сжимает его плечо и Юнги выдыхает, придя в себя.       Сейчас старший кажется Чимину хрупким и беззащитным, абсолютно потерянным и убитым, это пугает младшего. Грубый в жизни Юнги сейчас кажется Чимину таким хорошим, что очень хочется обнять его крепко-крепко и ласково взъерошить его мятные волосы, чтобы хен снова улыбнулся, как утром.       Но сейчас не время.       Чертов лифт едет действительно слишком медленно, уже даже Чимин, до конца не понимающий в чем вообще дело, начинает раздражаться. Что делает Хосок на крыше? Неужели он сидит там с самого утра? Почему никто не заметил его и не увел оттуда? Зачем хен вообще вылез туда?       Видимо, Чимин и правда размышляет по-детски, как и говорил Юнги, ведь только маленький ребенок не поймет, зачем люди вылезают на крышу высотки по утрам, когда народу меньше всего и мало кого вообще заботит, зачем ты там сидишь. Никому нет дела, и Хосок об этом знает.       Только треклятый лифт все не едет быстрее, а сердце Чимина с каждым этажом сжимается все сильнее неизвестно от чего. Его пугает эта самая неизвестность, и сейчас бы прижаться к Юнги, затеряться в его объятьях, почувствовать себя защищенным, но не получится. Юнги бы самому почувствовать хоть каплю защиты и спокойствия.       Четырнадцатый, последний этаж, встречает парней сыростью, холодом и гулким шумом дождя, доносящимся из-за открытой двери ведущей на крышу. Замок на двери сломан бесцеремонно, словно одним рывком, и неизвестно, как с виду хрупкому Хосоку это удалось. Чимин вопрошающе смотрит на Юнги, пока тот соображает, что делать дальше. — Значит так, — руководит хен, — я пойду и разберусь с ним, а ты жди здесь. — Я с тобой, — упрямится Чимин, но Юнги, к большому удивлению, не сопротивляется вовсе. Видимо, он все-таки напуган и не хочет оставаться один. — Хорошо, только не подходи близко, ладно? Останься у входа, я сам справлюсь.       И Чимин послушно кивает. В ту же секунду Мин срывается с места, впорхнув в открытую дверь, а следом и Чимин, покорно замирая в дверном проеме, пока Юнги, щурясь от заливающего глаза дождя пробирается вперед. — Эй! — хрипло кричит Мин, а Хосок в ответ даже не оборачивается, он узнал его и так. Он просто срывается на плач. — Вот зачем ты пришел? — всхлипывает он, его плечи подрагивают. — Зачем ты вечно мне мешаешь?! — Может, потому что мне не все равно, придурок?! — рычит Юнги. — Может, потому что ты никак не поймешь, что нужен мне?! Ты нужен всем нам, долбоеба кусок, как же ты не понимаешь?!       Руки Хосока напряжены. Он в любой момент готов спрыгнуть с края крыши, и от одной только мысли об этом у Чимина сводит все внутри, а в голову больно и шумно ударяет кровь. — Хватит, Юнги. Я устал, — тихо говорит Хосок. — Дай мне закончить то, что я не закончил тогда. — Какого хуя ты сидишь тут с пяти утра? — словно не обращая внимания на слова Чона, спрашивает Юнги. — Здесь восхитительный рассвет. Я хотел увидеть его хотя бы раз перед тем, как умру, — Хосок ерзает на месте, подвигаясь все ближе к краю. Юнги дергается, так резко и нервно, что Чимин порывается на помощь, но останавливается, поймав глазами суровый взгляд Юнги. — Там, внизу, гуляют дети, Хосок, — спокойно произносит Мин как ни в чем не бывало. — И сейчас они очень напуганы тем, что ты сидишь здесь. Там, внизу, гуляет Дахен. Ты хочешь, чтобы она увидела твои мозги, разлетающиеся по асфальту? — Мне жаль. — Хосок… — Мне правда жаль, — всхлипывает снова Хосок, заставляя сердце Чимина упасть куда-то в бездну, разбиться тысячи раз, изрезав осколками все, что есть внутри, когда Хоуп решительно готовиться оттолкнуться. Длинные пальцы со злостью и страхом сжимают бетон, а руки дрожат то ли от напряжения, то ли от страха, то ли от слез. — Уходи, Юнги. Ты помог мне, спасибо, а теперь пора закончить этот пиздец. — Да хуй тебе, Хосок! — срывается Юнги. — Я никуда уйду, ясно тебе?!       Чон вскакивает с места, поднимаясь на ноги и слегка пошатываясь. Кажется, он немного пьян, или просто обессилен от истерики. — Заткнись! — внезапно вскрикивает Хосок. — Сколько раз ты мне мешал?! Сколько раз спасал мне жизнь, зачем?! Думал, если поживу еще чуть-чуть, то у меня желания жить прибавится? — Хосок, послушай… — Мне плевать, что ты скажешь! Я не хочу жить, понятно тебе, не хочу! Я не хочу! — Угомонись, прошу тебя. Пойдем домой.       В ответ Хосок только всхлипывает и отрицательно мотает головой, делая уверенный шаг назад, останавливаясь на самом краю.       Что происходит дальше, Чимин не успевает даже уловить взглядом. Хосок резко отталкивается, но упасть не успевает, и даже оторваться от крыши не успевает. Его мгновенно ловит за плечи Юнги, бесцеремонно хватает в охапку и швыряет на пол, подальше от края. Хосок ударяется головой, но, видимо, не сильно, а Мин едва успевает усесться на нем сверху, за мгновение до того, как Чон заходится настоящей истерикой, толкая ногами воздух за спиной Юнги и отчаянно вырываясь, бросаясь к краю. Чимин видит, что Юнги тяжело. Он порывается помочь, но старший, даже не глядя в его сторону, жестом останавливает его. Он знает, что делает?  — Пусти! Отпусти меня! — надрывно кричит Хосок, пытаясь сбросить со своего живота Мина, сидящего сверху, и высвободить руки, плотно прижатые к мокрой крыше. Он лежит лицом к открытому небу, в лицо ему хлещет настоящий ливень, но, похоже, Юнги так и задумал. — Не пущу, — коротко отвечает Мин, не ослабляя хватки, и, скорее, даже сильнее ее сжимая. — Юнги, — сил сопротивляться все меньше, как и сил кричать. Хосок все больше начинает плакать, снова глядя на Юнги все более и более умоляюще. — Пожалуйста, отпусти меня, я хочу закончить это все. Прошу тебя, отпусти… — Нет, — все мягче говорит Юнги. Он склоняется над Хосоком, так, чтобы заслонить его лицо от дождя, заливающего ему глаза, и заставить в ответ посмотреть в глаза Мина, залитые слезами точно так же, как и глаза Чимина, с тревогой наблюдающего эту картину. — Я никогда не отпущу тебя, слышишь меня?       От этой фразы внутри у Чимина все окончательно сжимается, а слезы переливают через край, обжигая холодные влажные щеки. Хосок надрывно кричит, будто ему становится больно от этих слов, но кричит лишь единожды, и уже не так истерично. Потихоньку сдается. — Вспомни кто ты, Хосок, — склоняясь над его лицом, говорит Юнги. — Наша надежда, наш ангел, наше солнышко. Ты сам говорил. — Да плевать что я там говорил, — отпирается Чон, но уже не вырывается почти. — Нет, не плевать. Никому из нас не плевать на тебя. А куда мы без нашей надежды? — Юнги словно усмехается, но очень невесело. — Почему ты об этом не подумал? Почему ты не подумал о нас?       Юнги попадает в точку. Хосок сдается, больше не вырывается, а только плачет, плачет, повторяя имя Мина заплетающимся языком. Юнги медленно отпускает его, и, убедившись, что Хосок не полезет обратно к краю, слезает с его живота, позволяя ему сесть, а сам садится напротив. А Хосок только плачет и плачет, утыкаясь носом в чужое плечо и сжимая хрупкое тело Юнги в порывистых, нервных объятьях. — Ну тише, бля, чего ты? — даже пытаясь быть нежным и ласковым, Мин остается собой. Он немного ждет, пока Хосок успокоится, приглаживая мокрые волосы на затылке Чона замерзшей рукой, а затем, придерживая его за плечи, отстраняет от себя, так, чтобы можно было заглянуть в его глаза. — Ты таблетки свои пил?       Хосок в ответ только всхлипывает. — Я спрашиваю, ты таблетки пил свои? — настойчиво повторяет Юнги. — Нет, — голос Хоупа тихий-тихий, будто доносится совсем издалека. — Что с телефоном? — Уронил. — Как уронил? Куда? — непонимающе бормочет Мин, следуя взглядом за рукой Чона, указывающей на край крыши и куда-то вниз. — Ебать ты молодец… — Я нечаянно, — виновато бормочет Хосок, снова вжимаясь в Юнги, теряясь в теплых объятьях и судорожно всхлипывая. — Нечаянно он, блять, на крышу ты тоже нечаянно вылез?!       Истерику Юнги, уже было готовую вырваться наружу, прервал телефонный звонок, приведя Чимина в чувство. Чимин уже в открытую плакал, то ли от неисчезающего страха, то ли от трогательности картины наблюдаемой им. — Хорошо, сейчас придем… да, я его нашел. Да, сейчас, — хрипит в трубку Юнги и приподнимает Хосока за плечи. — Идем домой.       Протянутая рука остается незамеченной, поэтому Мину приходится поднять Чона самостоятельно. Замечая его мокрую насквозь толстовку (все-таки этот кретин сидел под ливнем с пяти утра), Юнги быстро стаскивает свою, но хриплый от слез голос Чимина останавливает его. — Стой. Давай я. Моя почти сухая, — это первые слова сказанные потрясенным Паком за последние двадцать минут. В одно мгновение Чимин остается в одной футболке, которая была под низом, а Юнги сурово заставляет Хосока переодеться. Ему очень неловко, поэтому он смотрит только в пол, не осмеливаясь поднять глаза даже на миллиметр вверх. Черные мокрые волосы лезут в глаза, Чимин, позволяя себе некую вольность, убирает их с лица Хосока, мягко проходясь ладонью по щеке, утирая слезы. Хосок даже позволяет себя обнять, несмотря на то, что еще минуту назад он готов был спрятаться за Юнги, до того ему было стыдно перед Чимином. В теплых объятьях Пака, Хосок, похожий сейчас на маленького мокрого котенка, чуть расслабляется и виновато шепчет: — Простите меня. — Хватит извиняться. Идем, — ворчит Юнги, легонько дергая парней за рукава. — Куда мы идем? — спрашивает Чимин. — Домой, собираться. Сегодня твой первый день, Чиминни.       Услышав это, Хосок словно взял себя в руки, отстранился от Чимина и первый пошел на лестничную площадку вызывать лифт. — Все будет хорошо, обещаю, — заметив напряжение Пака, шепчет Мин, сплетая свои длинные пальцы с пальчиками младшего и мягко тянет на себя, обнимая дрожащими руками. — Прости, малыш. Я знаю, ты не готов был такое увидеть. Я тоже не был готов. Я надеялся просто увидеть его бухим в хламину где-нибудь на другом районе. — Я очень испугался, — сбивчиво шепчет Чимин, закрывая глаза.       Мин мягко соприкасается лбом со лбом Пака, обнимая его до неприличия фамильярно, но Чимин почему-то только за, он довольно жмурится, обвивая сильными руками хрупкую талию Юнги. В сыром помещении, ведущем на крышу, темном, холодном, едва касаясь лопатками промерзлой стены, вдыхая запах плесени, дождя и нежного одеколона, коим пропитана толстовка Юнги, кажется, насквозь, ежась от холодного ветра, влетающего в открытую дверь крыши и нежась в ласковых объятьях старшего, Чимин чувствует себя все более странно. Все более необъяснимо. Чимин лишь однажды чувствовал что-то подобное, с Боми, но не так сильно. Так что это? Влюбленность? Бред. Да даже если бы Юнги был девушкой, ну не может человек влюбиться так быстро. Но почему-то сейчас, сжимая Мина в объятьях все крепче, ощущая его промерзлые ладони на своих щеках, Чимин только жмурится от удовольствия и ему будто никто не нужен больше. Но ведь невозможно влюбиться так быстро.       Маленький, наивный дурашка Чиминни…       Он, кажется, абсолютно не отдает себе отчет в том, куда идет и что делает. Он лишь бредет на голос Хосока, окликающий их с лестничной площадки, ведомый Юнги, идущим впереди. Чимин уже в лифте понимает, что сегодня его ждёт, и к этому он совершенно не готов. Он связался с бандой бандитов, и сегодня его первое задание. Меньше всего он сейчас хочет идти под дождь решать мировые проблемы, гораздо уютнее в теплой смятой постели, в обнимку с Юнги. А Мин словно понимает это, завлекая в пучину своих темных глаз продолжительным взглядом. — Если хочешь, можешь на этот раз остаться дома, — говорит он мягко и размеренно. — Да нет, хен, все в порядке, — отмахивается Чимин, но он с удовольствием остался бы дома, только признаться неудобно. — А я могу остаться? — хрипловато бормочет Хосок. — Ага, хуй тебе. Чтоб ты еще что-то натворил? — сердито ворчит Юнги. — Я с твоими вот этими выходками скоро сам в петлю полезу.       Мин на полном серьезе разбит, а Хосок будто бы готов извиняться миллиарды раз, но одно «замолчи» из уст Юнги заставляет его отвернуться и уткнуться лбом в холодную стену кабины лифта и снова судорожно всхлипнуть. А зажатый в углу Чимин, до конца не успокоившийся и так, загоняет себя мыслями о том, что он сегодня вполне себе может погибнуть. Юнги ведь предупреждал, что оставаться с ними опасно. Чимин сначала не придал этим словам значения, а сейчас, спускаясь этаж за этажом, приближая этот момент, он чувствует, как внутри все связывается в тысячи узлов, а сердце колотится так сильно и нервно, что, кажется, вот-вот проломит ребра.       Наверное, он все-таки боится.