О мокром платке, галлюцинациях и прокушенной губе

Джон ненавидит кровь. Не боится. Ненавидит. Кровь — это повреждения, травмы, раны, боль и смерть. Долг Джона в том, чтобы остановить её, удержать в теле — вместе с жизнью. Но слишком часто кровь просачивается сквозь его пальцы — и он ненавидит это. * Когда Шерлок входит в квартиру и улыбается так, словно не умер два года назад, Джону на миг кажется, что с его волос капает кровь. Как тогда, под стенами Бартса. К счастью, этот момент быстро проходит. Шерлок садится в своё кресло и говорит, говорит, говорит… Джон деревянно кивает. Всё понятно, что уж тут не понять. Притворился. Пришлось. Спасал. Рад вернуться. У Джона зудят кончики пальцев от острого желания врезать кулаком прямо по этим улыбающимся губам, но он боится — вдруг от его удара череп Шерлока треснет, как яичная скорлупа, и по белому виску снова потечёт кровь. За эти два года Джон видел слишком много крови. В кошмарах. * На следующее утро у Джона, спустившегося вниз, замирает сердце от ужаса. Волосы пьющего на кухне чай Шерлока покрыты спёкшейся коркой, по лицу течёт кровь. Шерлок улыбается ему, но тут же настораживается. — Что такое? — Ты… — У Джона с трудом получается говорить членораздельно. — Ты… Во что ты снова играешь?! Почему ты в крови?! Тебе кажется, что это очень весело? Джон кричит, а Шерлок смотрит непонимающе. Проводит рукой по лицу, по волосам — рука чиста. Он осторожно произносит: — Джон. Нет никакой крови. — Умойся. Пожалуйста, — просит Джон тихо и отчаянно. Шерлок умывается тут же, в кухонной раковине. Кровь на его лице остаётся. Джон подходит к нему, вытаскивает платок, смачивает его водой и медленно стирает кровь с лица Шерлока. Платок остаётся чистым. Джон встряхивает его и вешает на полотенцесушитель. — Всё? — спрашивает Шерлок. — Волосы. Шерлок не возражает, когда Джон ведёт его в ванную и моет ему голову, молча терпит расчёску в подрагивающих руках. После этого день идёт своим чередом. Лишь иногда Джон подозрительно косится на Шерлока, проверяя, не идёт ли у того снова кровь. * Кошмары Джона полны песка, жары, выстрелов и криков. И крови, текущей по бледному лицу, заливающей пустые серебристо-бирюзовые глаза. Просыпаясь, Джон не кричит. Он встаёт и спускается вниз, в спальню Шерлока. Шерлок просыпается от холодного мокрого платка, вытирающего его лицо. Он смотрит на Джона, видит остекленевшие глаза — и молча терпит насильственное умывание посреди ночи. Только спрашивает: — Голову мыть? Джон кивает, и Шерлок поднимается с постели и идёт в ванную. — Что с твоей спиной? Голос Джона нормальный, в нём привычное, свойственное ему беспокойство и желание помочь, и Шерлок едва не бьёт себя по лбу из-за того, что забыл набросить халат. — Сербия, — неохотно отвечает он. — Попал в плен. Джон забывает о несуществующей крови на его волосах, осматривает шрамы, вполне здраво интересуется лечением. Спать они больше не ложатся, дел хватает: нужно официально «воскресить» Шерлока, и Джон помогает с радостью. * На следующий день Шерлок внимательно смотрит на друга, без лишних слов стягивает забытый платок с полотенцесушителя, суёт под кран и подаёт Джону. Через неделю он прекращает мыть голову — Джон сам смывает с его волос несуществующую кровь. Каждое утро. * Шерлок уходит без предупреждения, и Джон мечется в холодном поту по квартире, трясущимися руками перекладывает бумаги на столе — они свидетели того, что Шерлок был дома, что Шерлок есть. Когда Шерлок возвращается — живой, здоровый, весёлый, — Джона качает от облегчения и прострелившей ногу боли. Шерлок смотрит на него широко раскрывшимися глазами, нервно спрашивает: — Умываться? Джон тихо материт его сквозь зубы и уходит к себе, а Шерлок кричит ему вслед: — Ты мог просто позвонить! Джон, стоя у своей двери, негромко произносит: — Отвык. На тот свет не дозвонишься. Шерлок затыкается. Ночью Джону снится плеть, раздирающая белую спину до крови. Он просыпается с болезненным стояком и дрочит, вцепившись зубами в подушку, глотая слёзы злого стыда. * Шерлок просит прощения, когда Джон смывает кровь с его волос. Джон знает, что крови нет, но по молчаливому уговору между ними это не обсуждается. Так же, как не обсуждаются появляющиеся время от времени в ноутбуке Шерлока статьи о навязчивых галлюцинациях. Джон прощает. * Через два месяца Шерлок официально возвращается в ряды живых, и на Бейкер-стрит вновь начинается обычная безумная жизнь. Всё как до Падения — клиенты, расследования, эксперименты. Всё как раньше. За исключением ежеутренней процедуры смывания крови с головы Шерлока. За исключением регулярных встреч на кухне посреди ночи. — Мне тоже снятся кошмары, — говорит Шерлок, глядя на своё мутное отражение в тёмном стекле, и Джон не представляет, чего ему стоит это признание. Он кивает и не трогает Шерлока, решив хотя бы сегодня потерпеть — и капли иллюзорной крови падают в чашку напротив и растворяются бесследно. Через несколько минут Шерлок берёт мокрый платок и протягивает Джону с мольбой в глазах. Даже если крови на его лице не существует — сейчас она реальна для них обоих. * Джон бережно расчёсывает влажные кудри, и Шерлок расслабленно откидывается на его ноги, прикрывая глаза. — Всегда ненавидел, когда трогают мои волосы. Расчёска замирает на секунду, потом продолжает своё плавное движение. — И сейчас? — Сейчас нет. Тебе можно. Шерлок запрокидывает голову и смотрит на Джона. Во взгляде его что-то необычное, мягкое, и Джон улыбается. * Джон рычит сквозь зубы, и Шерлок, стягивая с его помощью рубашку, раздражённо бросает в его сторону: — Замолчи. Надоело. — Под нож подставляться тебе не надоело? — Джон, — почти по слогам раздельно и чётко говорит Шерлок, — это случайность. — Нет, это безрассудность! — Да! — орёт Шерлок. — Да, я такой! Безрассудный идиот, мечтающий броситься на чёртов грязный нож чёртового придурка! Ты сделаешь что-нибудь или будешь психовать, пока я не истеку кровью?! Джон хрустит пальцами, сжатыми в кулаки, медленно поводит туда-сюда головой, будто готовясь броситься в драку, и совершенно спокойно говорит: — Прости. Сядь сюда. Обезболивающее. Восемь стежков. Бессменный платок на полотенцесушителе впервые окрашивается настоящей кровью. Шерлок устало просит: — Поможешь помыться? — и Джону становится стыдно. — Конечно. В душе Шерлок едва не падает, и Джон тоже забирается в ванну, поддерживая его, аккуратно вытирает, помогает надеть пижамные штаны и добраться до кровати. Шерлок вытягивается на животе, обхватывает руками подушку и закрывает глаза. * Ночью Джон привычно спускается проверить Шерлока и натыкается на воспалённый взгляд. — Плохо? — Плохо, — сознаётся Шерлок. Рана под левой лопаткой перечёркивает три старых шрама, и у Джона сжимается в груди от мысли, что могло Шерлоку присниться, если ему всё же удалось заснуть. — Обезболивающее? — предлагает он. — Нет, — отзывается Шерлок. Джон кивает подтверждению собственных мыслей о кошмарах, садится на кровать и нежно стирает испарину с лица Шерлока, гладит его по волосам. Шерлок вздыхает, тянет его поближе и переползает так, чтобы уложить голову ему на ногу. Так они и засыпают. * Джон просыпается от пристального взгляда. — Что? — спрашивает он, не успев проморгаться и сдерживает болезненный стон — плечо мстит за сон в неудобном положении. — Сантименты, — глухо отвечает Шерлок, закрывая ему глаза ладонью. — Не смотри. Прикосновение губ к губам странно нежное, и Джон втягивает воздух через нос от неожиданности. Шерлок отшатывается, но Джон вслепую хватает его за плечи и возвращает к себе. Поцелуй солёный, как кровь, и горький, как слёзы, тёплый и осторожный, как рука в волосах, отчаянный и требовательный, как годы в разлуке. — Не открывай глаза, — шепчет Шерлок умоляюще, — не открывай… Джон прижимает его к себе всё сильнее, захлёбываясь во всём невыплаканном, не сказанном, не сделанном, во всём, что прошло мимо, и Шерлок вытирает его щёки пальцами. — Люблю тебя, — говорит Джон, голос его груб от придушенных рыданий. — Не надо. Не умирай. Прошу тебя. Не умирай больше. Я не смогу снова… — Нет, нет, нет, никогда, нет, — бормочет Шерлок, целуя седой висок, тёмные круги под закрытыми веками, мокрые скулы. Джон ловит его губы своими, зарывается пальцами в волосы на затылке. Они целуются до судорог, до боли в искусанных губах, — и Джон приходит в себя, ощутив вкус настоящей крови, отстраняется, испуганно распахнув глаза. — Шерлок, я… Шерлок с шальной, слегка безумной усмешкой трогает языком ранку на губе. Это единственная кровь, которая есть на его лице.