***
Рисуя узоры на теперь уже не кристально белой стене, он продумывал каждое движение руки с баллончиком и каждый оттенок цвета. Время не существовало для него. Был лишь холст и художник. Друзья всегда подкалывали на счёт темы его рисунков, но парень не слушал и продолжал творить. Он не хотел рисовать черепа или героев комиксов, делать неприличные или философские надписи. Он просто хотел творить, извлекая образы из своей фантазии и своей души. Сколько бы ни шутили люди, он не перестанет, ведь это стало одержимостью. Тем, за что стоит побороться. Самовыражение, способ выделиться - можно назвать как угодно, но суть неизменна. Он не хотел вызвать у людей какие-то эмоции или обратить внимание на проблемы. Он лишь хотел выкинуть из головы то, что преследует его, пока образ не воплотится в жизни. Где угодно. Плевать, что всё это незаконно, а учитывая то, что была тёмная ночь и его могли задержать не только за граффити, но и за проникновение в один из известнейших ресторанов Чикаго и порчу имущества, мог появиться реальный шанс угодить за решётку на хороший такой срок. Он всё это понимал, но остановиться не мог, ведь то, что он рисовал, должно быть на своём месте. А где быть прекрасным десертам, как не в ресторане? Пожалуй, таких реалистичных граффити ещё не видел и не рисовал никто в жизни. Друзья, стоявшие на стрёме, пускали слюнки, так как мозг отказывался воспринимать это обычным рисунком. Возможно, ему стоило брать плату за своё творчество, ведь эти произведения искусства в корне меняли интерьер любого заведения, где бы он ни рисовал, при том в лучшую сторону. Через пару дней он всегда приходил как посетитель и наслаждался реакцией: море людей, разговоры, шепотки и всё о нём и его творении. Он стал практически пиарить рестораны своими рисунками. Люди любили его произведения и образ неуловимого гения в мире граффити. Отвлёкшись от размышлений, художник наносил последние штрихи. Поставив привычное заковыристое «PMH» с завитушками, он начал торопливо подбирать пустые и полупустые баллончики с краской и заталкивать их в рюкзак. Затем вся компания направилась к выходу, проскальзывая в приоткрытую запасную дверь. Парень, замыкающий процессию, протянул руку к щитку и включил сигнализацию, которую полчаса назад умело отключил. Выйдя, все пять человек замерли на секунду, ожидая, что сработает сигнализация, но затем тишину разорвал их хохот, и компания друзей побежала дворами, радуясь удавшейся шалости.***
— Бэкхён, солнышко, ты бы отдохнул. Совсем из ресторана не вылезаешь, — сетовала в который раз добродушная старушка-уборщица. Снова было за полночь, и снова Бён Бэкхён не спешил уходить со своей любимой работы. Владея известнейшим рестораном Чикаго "Alinea", он мог бы с лёгкостью нанять себе ассистента, секретаря, да кого угодно, чтобы разбирались со всей документацией. Но Бэк слишком любил свою работу. Ему нравилось контролировать всё лично, наблюдать изнутри, как крутятся мелкие шестерёнки, составляя единое целое огромной системы. Всё это не от того, что он не доверял людям. Ему действительно нравилось возиться часами как с бумагами, так и с блюдами. Сегодняшний вечер, точнее ночь, не стали исключением. Сидя в мягком крутящемся кресле, Бэк корпел над бумагами поставки из Венеции, в который раз поправляя круглые очки на переносице. Он бы и дальше сидел в тишине и спокойствии, если бы не уборщица, пожилая женщина, которая добралась до его кабинета с уборкой. Она принимала Бэкхёна как внука, и он никак не мог доказать, что двадцатисемилетнего шеф-повара, директора ресторана и гастрономического вундеркинда не надо называть «солнышком». Не скроем того, что Бён действительно был настоящим солнышком, где бы ни появлялся. Как бы плохо не обстояли дела, он всегда улыбался и говорил, что всё хорошо. Он дал обещание маме ещё 10 лет назад, когда она заболела, что никогда не будет унывать, и сохраняет его по сей день, хоть мамы и не стало уже как 5 лет. Много лет его мама боролась с раком, и бывали по-настоящему тяжёлые моменты, но она всегда просила Бэкхёна улыбаться для неё, ведь его улыбка так согревала её сердце, и Бэк улыбался. До самого конца. Даже когда она навсегда закрыла глаза, он улыбался сквозь слёзы и сдерживаемые рыдания. Всегда найдутся злые и угрюмые люди. Нужно просто улыбнуться им и сказать, что всё не так плохо и стоит искать что-то хорошее в любой ситуации, хоть иногда это и очень сложно. Бэкхён поднял взгляд от бумаг и тепло улыбнулся старушке. По-другому он и не умел: — Обязательно отдохну, не волнуйтесь. Мне не в тягость вся эта работа, поэтому зачем мне куда-то идти, если и здесь хорошо? — Ты уже достаточно взрослый и должен понимать, что пора уже не девушкой, а женой обзавестись и детьми, а ты всё над бумагами чахнешь. Ну хотя бы с девушки начал. Так до старости и просидишь здесь, — разворчалась старушка. Бэкхён засмеялся: — Обязательно найду, а может и она меня. Вы посмотрите на это, — он указал на стеклянную вазочку на столе, в которой было полно карточек, визиток и просто листков с номерами телефонов и именами. — Кандидаток у меня предостаточно. Но все они добиваются внимания только из-за того, что я богат. — Откуда ты можешь знать, если даже не говорил с ними? — гнула своё старушка. Директор развёл руками: — У них на лбу всё написано крупными буквами. И потом, когда я был бедным студентом академии, никто и не смотрел в мою сторону. А сейчас от них отбоя нет. Это всё из-за денег, поверьте. Старушка подошла ближе и упёрла руки в свои, на удивление ещё стройные, бока: — Не может быть такого. — Ну, так проверьте, — усмехнулся парень и откинулся в кресле, кладя руки за голову. — И проверю, — подойдя к вазочке, она запустила руку в листочки и достала один наугад. — Вот, — демонстративно показав, она передала его Бэкхёну. — Позвони ей и пригласи на ужин. Поговори хотя бы с одной, прежде чем говорить о всех. Бэк засмеялся: — Кажется, предложение изначально должно звучать по-другому: «Не суди по одной, не узнав всех». Какая же Вы всё-таки сваха, — покачал головой парень. — Да уж получше, чем ты. Звони-и, — наседала старушка. — Ну ладно-ладно, завтра утром позвоню, — поднял руки над собой Бён в обезоруживающем жесте. Довольная старушка принялась за уборку, не произнеся больше не слова, но всем своим видом выражая самодовольство и радость.***
—Додошенька, я нашёл нам новое дело. Нужна твоя помощь, — весело прокричал парень, входя в дом. И тут же он согнулся пополам от умелого удара по рёбрам. Голова моментально попала в крепкий захват рук. — Ты кого Додошенькой назвал, штырь ушастый? — прошипели ему на ухо. — Кёнсу, я хотел сказать: Кёнсу, — просипели в ответ, начиная хлопать парня по спине. — Ну же, отпусти меня. Пожалуйста-а-а. Через пару минут раздумий, хотя скорее для профилактики, пленник всё же был освобождён. Он тут же поспешил ретироваться в гостиную, разминая руками шею. А там, пестря перед глазами яркими гавайскими рубашками и шортами, затаив дыхание, сидела его неизменная компания друзей, которая тут же оживилась при виде него. — Я же говорил, ничего он Чану не сделает, — довольно потирая ручки, сказал Чонин. Сехун с мрачным видом передал ему деньги. — Эй, вы, что, ставили на меня? — возмутился Чанёль. Сех развёл руками: — А что? — Вот же лис. Ну, и на что ты поставил? — обида тут же сменилась азартом. — Что он тебе шею свернёт. Ну, или что-нибудь сломает. Зная твой длинный язык, никакие варианты нельзя исключать. Махнув на него рукой, Чанель плюхнулся на диван рядом с Чунмёном: — Я нашёл новый ресторан. Думаю, это то, что надо. Там готовят пиньяту, известную на весь мир. — Уж не "Alinea" ли это? — вернулся в комнату Кенсу с банками пива. — О, он самый. Сможешь взломать сигнализацию? — спросил Чанель. Парень задумался: — Хм, в принципе, у них хорошая защита, но и не сказать, что это сверхновая технология. Надо сходить на разведку, — он обвёл компанию взглядом и оскалился. — Желающие? Чонин и Сехун тут же подскочили, говоря наперебой: — То, что я выиграл у Сехуна, - ерунда. Мне же придётся неделю голодать, чтобы там полчаса посидеть. — Ты же знаешь, у меня сейчас напряг, не могу нормальную работу найти, ещё и Чонину последние копейки отдал. Дело в том, что в последнее время они выбирали всё более и более известные рестораны, а следовательно дорогие. А откуда у компании друзей, в большинстве своём безработных, деньги на всемирно известный ресторан, в котором заказывают столики на пару месяцев вперёд? Кенсу спокойно продолжал, не обращая внимания на КайХунов: — В систему я смогу влезть и заказать столик на сегодня или завтра, но кто-то должен сходить. Двое открестились, я тоже не пойду. Остаётся… Чунмён поднялся, не выражая протеста: — В общем-то, как обычно. Идём, Чанёль, я плачу. Парни отправились переодеваться и приводить себя в надлежащий для такого заведения вид. Да, пожалуй, в таких ситуациях парней спасал только сын богатых родителей – Чунмён. Столик удалось забронировать на сегодняшний вечер. Ресторан представлял собой двухэтажное здание ослепительно белого цвета, причём весь первый этаж был с лицевой стороны без окон, формируя таким образом два квадрата по обе стороны от входа. А для Чанёля два идеально подходящих ему холста. Тогда-то в его голове и зародилась одна интересная идея. Он так и застыл у входа, глядя на эти стены и видя уже что-то совершенно другое, что было только в его голове. Но это пока что. Расположившись за столиком, парни оглядели просторное помещение. Полный зал людей, но они увидели то, что хотели: стены были белыми, под стать строгому стилю всего заведения. Неброские цвета, спокойные тона. Именно такие стены идеально подходили для граффити Чанёля. Всех пятерых друзей связывали довольно странные отношения. Не смотря на все шутки и дружеские тычки, все они рисковали ради Чанёля. Они понимали, что, если когда-то попадутся ночью в ресторане, куда незаконно проникли да ещё и в придачу рисуют на стенах, мало им не покажется. Но все по-своему любили Чана и хотели, чтобы он не всю жизнь рисовал, как неизвестный гений, вандал и художник в одном лице. Все они желали, чтобы он мог работать на настоящих холстах, устраивать выставки и беззаботно жить. Но сейчас необходимо было привлечь внимание, прежде чем можно было тихо и незаметно продвигаться, как обычный художник. Ещё одним немаловажным аспектом того, что они согласились на такое действо, было их характерное оторвяжничество. Они всегда любили устраивать разные забавные штуки, начиная с шуток над преподавателями в школе и заканчивая граффити в самых неожиданных местах. В итоге, дело оставалось за Кенсу, ведь, когда они решились первый раз влезть в маленький ресторанчик ночью, он был против этого, но как только Чанёль, он же инициатор, поманил его необычной практикой в программировании и взламывании программ, парень сомневался недолго, но сказал, что, если поймают, он умывает руки. Вот так всё и решили. Вот так случайно забредшая идея в буйную голову Чанёля стала их вселенской миссией пиара, как бы нескромно это ни звучало. Спустя полчаса парни достаточно осмотрелись и преспокойно покинули заведение, чтобы вернуться поздней ночью и сотворить задуманное.***
На смену жаркому солнечному дню пришла прохлада и полутьма, которая скрывала не только гуляющие по улице и воркующие парочки, но и уже знакомую нам компанию друзей, что сейчас подкрадывалась к ресторану. Стояли тишина и темнота, кроме них, вокруг не было ни души, что создавало идеальные условия. Обойдя здание, они оказались у чёрного входа. Настало время Кенсу. Он сел на землю, скрестив ноги, и достал ноутбук. Поправив квадратные очки на переносице, парень размял пальцы и со скоростью света застучал по клавиатуре, в то время как остальные молча ожидали его, непроизвольно оглядываясь по сторонам. Через пару минут Кенсу довольно усмехнулся. Видимо, всё оказалось именно так, как он и предполагал. А ещё через пять он обратился к парням: — Готово, можно идти. Всё как обычно, никаких лишних движений, ничего не трогать. — Есть, шеф, — отдал честь ему Чанёль и вошёл первым, потянув железную дверь. Пройдя по коридору гуськом, парни попали на кухню, а оттуда в зал, подсвечивая себе дорогу фонариками. Не стоило лишний раз рисковать и включать свет. Так как первый этаж был полностью без окон, кругом была непроглядная тьма, но Чанёль ещё помнил всё помещение при свете, поэтому безошибочно направился к одной из стен, что он присмотрел как подходящий холст. От пола до потолка идеально белый, чистый и ровный. Мечта любого художника. Подойдя ближе, парни осмотрелись при скудном свете фонариков, а затем отодвинули рядом стоящие столики, чтобы не мешали. Чанёль скинул на пол тяжелый рюкзак с баллончиками краски. Парни встали на свои позиции: двое справа и слева от художника в паре метров друг от друга и холста. Затем направили свои фонарики на полотно, создавая почти профессиональное освещение с разных ракурсов. Продумав цвета и надев маску, Чанёль принялся за работу. Первые ярко-жёлтые линии для окантовки, затем красные. Оттеняя всё это, создавалось реалистичное впечатление, что сироп вот-вот потечёт по стене. Затем коричневые зеркальные квадраты между замысловатыми спиралями и прямыми линиями. Когда Чанёль творил, он не видел ничего вокруг, полностью отдаваясь работе, поэтому на друзей, сопровождавших его, была возложена очень важная миссия: зорко следить за окружающей обстановкой и в случае непредвиденных обстоятельств достучаться до Чанёля, так как он никогда не останавливался в процессе работы самостоятельно. Что бы ему ни говорили, всё пройдёт мимо ушей-локаторов. Только встряска, пинок, затрещина, что угодно физического плана могло помочь. Поэтому, как только на всём этаже зажегся яркий свет и прозвучало громогласное «Кто здесь?», парни бросились врассыпную, но при этом совсем забыв про Чанёля, который, ничего не подозревая, находился в своей голове и продолжал творить. Вошедший не успел поймать убегавших парней и теперь приближался к юному художнику, который, к слову, был на стадии завершения своего творения. Вошедшим был никто иной как Бён Бэкхён, директор ресторана "Alinea", чьё имущество сейчас портил неуловимый гений. Хотя с какой стороны посмотреть. Бэкхён посмотрел и завис на пару минут от реалистичности граффити, сочности красок и …от того, что это была та самая пиньята, которую он вчера готовил. Все линии были в точности такие же, но шар ещё не был разбит, что создавало интригу, ведь хотелось узнать, что же там внутри и какой на этот раз неповторимый рисунок появится на столе. Очнувшись от завораживающего зрелища, Бэкхён попытался заговорить как можно внушительнее: — Вы знаете, что незаконно проникли в мой ресторан и прямо сейчас портите мою стену? Ноль внимания. Парень продолжал рисовать, спокойно меняя баллончики, не отрывая глаз от картины и безошибочно подбирая нужный оттенок. Бэкхён подошёл ближе и тронул художника за плечо: — Простите, не хотите объясниться? — не выдержав, парень дернул его за плечо, попытавшись развернуть к себе лицом. — Эй! Он будто скалу разворачивал. К сожалению, голос внушительный имелся, но такую башню сил сдвинуть нет. Не отчаиваясь, Бэкхён попробовал подёргать за другое плечо, почти повис на руке, осыпал спину ударами, однако это было как слону дробина. Он отошёл в сторону, пытаясь отдышаться. Наконец сам художник соизволил удостоить вниманием повара. Нарисовав три буквы с завитушками в правом нижнем углу картины, Чанёль начал озираться, только сейчас поняв, что свет на всём этаже включен, а друзей и след простыл. На его лице сначала отразилось непонимание, но постепенно он начал понимать, что произошло. Посмотрев на молчаливо взиравшего Бэкхёна, Чанёль склонился и начал закидывать баллончики с краской в рюкзак. Собрав, он закинул сумку на плечо и, поразмыслив, сказал: — Ну, мне, пожалуй, пора. А затем так рванул в сторону выхода, что Бэкхён и пяток его не увидел. Но Бэк не был бы Бэком, если бы не подстраховался и не прихватил пульт сигнализации. В следующую секунду все внешние двери заблокировались и отчётливо послышался звук соприкосновения тела о дверь. Успел. Не зря Бэкхёна всегда хвалили за быструю реакцию. Идя на звук, он прошёл через кухню и по коридору до запасного выхода, где безрезультатно дёргал ручку двери незваный гость. Услышав шаги, тот испуганно обернулся. Бэкхён медленно приближался: — Ну что, может, теперь поговорим? Чанёль внезапно ухмыльнулся: — Наверное, уже полицию вызвали. Так какой смысл разговаривать? — Нет, не вызвал, — спокойно ответил Бэк, скрещивая руки на груди. — Не думаю, что она понадобится. — Думаете, сам пойду сдаваться или ущерб возмещу? Ну, так спешу сообщить, что ни того, ни другого не будет. Директор улыбнулся на дерзость: — А я и не говорил, что нужно куда-то идти и что-то возмещать. Скорее, наоборот. Чанёль непонимающе уставился на парня: — В смысле? Бэк улыбнулся шире: — Я хочу предложить вам работу. Я знаю, кто вы. Пак Чанёль – неуловимый художник-гений, который по ночам пробирается в рестораны и рисует пиньяты. Не знаю только, для чего рисуете незаконно и откуда вы берёте идеи, но мне бы очень хотелось, чтобы вы работали на меня. Я давно хотел изменить весь концепт своего ресторана, также наслышан о ваших работах и надеялся, что когда-то вы и ко мне заглянете. Сегодня оказался вечер чудесного совпадения. Чанёль, рисуйте для меня, щедрая оплата вам будет обеспеченна. Обещаю, что не раскрою, кто вы такой. Подумайте и, пожалуйста, заходите как все обычные люди. Не нужно пробираться сюда вором. Чанёль слышал, но с трудом понимал, что ему предлагают. Мысли в панике метались. Почему так быстро и шустро разбежались друзья, совсем забыв про него? Почему здесь до сих пор нет полиции? Он ведь незаконно проник в здание и испортил стену. Почему… к нему настолько добры? Чанёля привёл в чувство щелчок открываемой двери. Недолго думая, он толкнул дверь и скрылся в ночи. Бэкхён стоял и улыбался: — До встречи! Он был уверен, что Чанёль вернётся. Для Бэкхёна этот вечер действительно стал знаменательным. Как и обещалось старушке, парень пригласил девушку на ужин сегодня. Как он и пытался убедить старушку, девушка оказалась типичной соискательницей супруга ради денег. Директор слушал добрых два часа бесполезную болтовню и думал, что это никогда не закончится, как вдруг к нему в ресторан явился сам Пак Чанёль. И тут резко появилась пара плюсов: девушка замолчала, и к нему наконец-то пришёл неуловимый художник. Бэкхён видел его работы, они действительно оказались потрясающие и очень реалистичные, а также слышал, что парень обошёл много ресторанов, но никому так и не удалось застать его за работой. Никто не знал имени и внешности художника, но у Бэка имелись действительно хорошие связи, поэтому узнать некоторые сведения о нём не составило труда. Чанёль обладал удивительным талантом, но при этом был нищим. Как ни пытался, этого Бэкхён не мог понять. И вот Чанёль собственной персоной рисует на его стене, а Бэкхён преспокойно наблюдает за этим со второго этажа при свечах в компании притихшей девушки. Парню ловко удалось подловить художника, и теперь Бэк знал, что тот от него так просто не отделается.***
Чанёль пришёл спустя неделю. Всё это время он думал, что же выбрать: продолжить скитаться по ресторанам в ночи и творить за «бесплатно» или рисовать за плату. И как предполагал Чанёль, за хорошую такую плату. Но зачем тому человеку рисунки Чанёля? Хочет заработать на них, а изменение интерьера - просто предлог? Или заманит и сдаст полиции? Но ведь в первую встречу не сдал, а теперь уже не докажет, что это дело рук Чанёля. Так в чём истинная причина? Ради одного этого вопроса стоило прийти. Пока парень добирался до здания ресторана, он вспомнил продолжение ночи, когда он, наконец, покинул заведение. Друзья ждали его на улице и очень переживали, потом долго извинялись, сказали, что растерялись, ведь их никогда не ловили. Все набеги в рестораны, как ни странно, проходили без происшествий. Чанёль всегда был слишком добрый, пожалуй, за это его многие любили, и люди тянулись к нему, поэтому парень не смог долго обижаться на друзей, ведь в итоге всё обошлось. К тому же, ему ещё и работу предложили. И вот он шагал по улице в радушном настроении, но в то же время глубоко внутри его грызла тревога. Чанёль привык, что в этой жизни деньги с неба не падают, поэтому внезапная высокооплачиваемая работа была похожа на чудо… или обман. Стоило Чанёлю зайти в ресторан и назвать своё имя, миловидная девушка-администратор тут же сказала, что его ожидают, и просила следовать за ней. Бэкхён поджидал его на втором этаже в своём кабинете, который замаскировали в конце зала под кладовую. Так было удобнее, ведь местонахождение шефа действительно знали только те, кому это нужно было знать. Ничем непримечательная дверь без таблички не привлекала внимания посторонних, поэтому, если бы Чанёля не сопровождали, он наверняка прошёл бы мимо. Скромная обстановка, не режущий глаз интерьер. Недолго думая, Чанёль плюхнулся на кожаный диван, как только девушка вышла, и воззрился на человека, которому удалось поймать неуловимого художника. Человек посмотрел в ответ, а затем улыбнулся: — У меня не было возможности представиться в прошлый раз. Меня зовут Бён Бэкхён, я владелец, директор и шеф-повар этого ресторана. Я вижу ваш подозрительный взгляд и спешу уверить, что всё сказанное в нашу первую встречу абсолютная правда. Я делаю это всё в своих интересах, а вам просто могу предоставить плату за труды. Мои условия будут наиболее комфортабельны для вас. Будете приходить по вечерам и продолжать разрисовывать мне стены на первом этаже и две половины лицевой части здания. Рисовать будете пиньяту, ведь именно из-за неё этот ресторан прославился. Любые задумки, дизайн и прочее оставляю на ваш выбор. Хорошие краски я предоставлю. Думаю, кистями вы управляетесь ещё лучше, чем баллончиками. Ну что, есть вопросы? Чанёль удивлённо смотрел на него и слушал, не издавая ни звука, но быстро пришёл в себя, когда Бэкхён замолчал: — А что, если я не соглашусь? Директор ухмыльнулся и протянул: — Ну-у, я не хочу прибегать к шантажу и угрозам сдать в полицию, но-о… — Я согласен. Бэкхён мило улыбнулся: — Чудесно. С сегодняшней ночи можете приступать. Приходить и уходить можно в любое время, ограничений по времени никаких, как и по дням. Удачи, — он поднялся из-за стола и протянул руку. — Спасибо, — пожал Чанёль миниатюрную кисть, которая выглядела как фарфоровая, но на ощупь оказалась мягкая и тёплая. Широко улыбнувшись, он добавил: — Спасибо за предоставленный выбор.***
Бэкхён работал весь день на совесть, впрочем, как и всегда. Он никогда не уставал, ведь всё это действительно не в тягость. Наградой за его труды были довольные посетители, которые всегда обещали ещё прийти, а как только выходили, писали в социальных сетях о ресторане, рекламируя не столько заведение, сколько красивого шеф-повара. Большая масса женского населения приходила посмотреть на это неземное создание и растаять от его искренней улыбки. Однако сегодня очень много говорили о появившемся граффити, что привлекало ещё больше народу, хотя, казалось бы, больше некуда. Но, наконец, ресторан закрылся, и на город спустились ночь и тишина. Бэкхён отправился из своего кабинета на первый этаж, прихватывая по пути бутылку красного вина и бокал в одну руку и пакет с красками и кистями в другую. Подойдя к стене, которую сегодня, скорее всего, разрисуют, он сел неподалёку за один из столиков и принялся ждать. Он знал, что Чанёль не выдержит и придёт сегодня же рисовать. Он буквально чувствовал, как художника тянет сюда. Бэкхёну было знакомо это чувство. Когда-то его самого потянула пиньята. Мозг требовал что-то создавать, но он не мог понять, что именно. Но стоило прийти на кухню, и всё само завертелось. Так родилась эта необычная и одна на весь мир пиньята из тёмного шоколада. Ожидая парня, Бэкхён рассматривал уже изрисованную стену. И всё-таки, как он смог настолько точно изобразить на стене то, что творил Бэкхён? Повар видел его в день, когда родилась именно эта пиньята, но неужели он за считанные секунды запомнил все детали и изобразил? Этот человек действительно талантлив. С парадного входа послышался шорох, а затем дверь открылась, и вошёл Чанёль в рваных джинсах, кедах и толстовке с рюкзаком на плече. Что и ожидалось от уличного художника. Бэкхён же был в строгом деловом костюме тёмно синего цвета, и вместе они контрастировал как два разных мира, внезапно столкнувшихся в одной комнате. Чанёль, видимо, всё ещё не доверял Бэкхёну, поэтому подозрительно оглядывался по сторонам. Директор поднялся навстречу, прихватив пакет с красками: — Не бойся, тут ты можешь расслабиться, все давно ушли, никто ничего не увидит и не узнает, кроме меня. Проходи. Вина? Чанёль заметно оттаял и слегка улыбнулся: — Благодарю, но я откажусь, — на вопросительный взгляд Бэка он добавил, — от вина. Он тоже услышал двусмысленность собственной фразы. Забрав пакет из рук директора, Чанёль подошёл к стене и бросил рюкзак со своими красками на пол. Бекхён вернулся на своё место и, откупорив бутылку, налил немного вина в бокал. Не церемонясь, художник высыпал всё из пакета на пол и начал внимательно рассматривать, при этом удовлетворённо кивая самому себе. Бэкхён улыбнулся. Он же обещал предоставить лучший материал. Для него дорогие краски и кисти стоили копейки, но для Чанёля это, видимо, что-то стоящее. Подумав пару минут, парень отошёл на несколько шагов от стены и замер. Что-то продумав про себя, при этом шевеля беззвучно губами, он вернулся обратно и уверенно взял нужную кисть, затем поднял палитру и выбрал краску. Смешивая цвета, он будто что-то вспомнил и повернулся к Бэкхёну: — Когда я рисую, то отключаюсь от внешнего мира. Бэкхён усмехнулся: — Я заметил это ещё в прошлый раз. — Поэтому если вы хотели о чём-то поговорить, то ничего не выйдет, — продолжал Чанёль. Директор улыбнулся: — Не волнуйся и работай спокойно. Я просто хочу посмотреть, как ты рисуешь. Это завораживающе, — добавил он поверх бокала и отпил ароматный напиток, медленно смакуя вкус. Неопределённо пожав плечами, Чанёль повернулся к стене и принялся за работу, начиная прорисовывать окантовку пиньяты. Бэкхёну оставалось лишь пить вино и смотреть на спину трудящегося художника. Что всё-таки взбрело Бэкхёну в голову, чтобы нанимать уличного нищего художника разрисовывать стены своего ресторана граффити? Увидев первый раз его рисунки, Бэкхён сразу заметил талант. И чем больше рисунков Чанёля он видел, тем больше влюблялся в его творчество. Чанёль видел мир так же, как и Бэкхён, и это директор мог сказать с полной уверенностью по рисункам. Пожалуй, именно пиньята и создала между ними связь, где оба были творцами. Чанёль передавал в рисунках эмоции, которые испытывал Бэкхён, создавая очередной шедевр, и это не могло не интересовать директора. А затем Бэкхён начал искать на Чанёля информацию, узнал его имя, адрес дома. Долго смотрел на прикреплённую фотографию и понимал, что художник красив, как и его произведения. Может, Бэкхён и не замечал, но он влюблялся не только в работы художника, но и в него самого. И сейчас объект его тайных чувств увлечённо разрисовывал стену. Что-то придумав на ходу, Чанёль кинулся к рюкзаку с баллончиками и, открыв, взял оттуда нужные цвета, совмещая несколько стилей и создавая что-то новое, неповторимое и уникальное. Следя за ним, Бэкхён и не заметил, как бутылка почти опустела, а по телу разливалось тепло и чувствовалось покалывание в конечностях. Кажется, он слишком увлёкся. Вином, рисованием и художником. Последний, кстати, был в самом разгаре работы. Окантовка была готова, и Чанёль занялся главной частью. Цветовая гамма была та же, что и в прошлый раз. И, как оказалось позднее, это была та же самая пиньята, но если на соседнем полотне была неразбитая сфера, то здесь пиньята была в своём законченном виде с рассыпавшимися сладостями, булочками и прочим. Художник был в своей стихии. С самого детства рисование приносило ему радость, спасало его от печали, скуки и грусти. Он всегда считал своё занятие просто хобби и продолжал искать работу в самых разных сферах, но нигде не задерживался надолго. Удивительно, что его талант открыл двери известнейшего ресторана в Штатах. Бэкхён, сложив руки на столе, положил на них голову и щурился от яркого света, наблюдая за художником. Подумав, он достал телефон и через приложение приглушил освещение, оставив достаточно для художника и своих глаз. Захотелось какой-то тёплой и уютной атмосферы. Порывшись в телефоне, Бэк тихо включил музыку, которая тут же заполнила тишину зала. Внимательно смотря на спину художника, Бэкхён видел, как двигаются мышцы под толстовкой, и почему-то захотелось подойти и потрогать их. Кажется, Бэкхён пьян. «И раз я пьян, то всё можно», — рассудил директор. Поэтому, прихватив бокал с остатками вина, он направился к Чанёлю. Тот работал на удивление быстро, несмотря на свои же заверения о продолжительной работе. Хотя, может и прошло много времени, ни Бэк, ни Чан не заметили этого. Приблизившись, Бэкхён накрыл мышцы рукой. Чанёль ничего не замечал, продолжая рисовать. Бэкхён не думал о том, что скажет художник, когда заметит его за своей спиной, что ему сказать или как оправдаться, Бэку просто хотелось трогать мышцы на спине Чанёля и глупо хихикать без причины. Директор стоял так вплоть до того момента, когда художник поставил заковыристые буквы в углу картины и повернулся к Бэкхёну, чуть не подпрыгнув при этом от неожиданности. А Бэкхён смотрел на него осоловелым взглядом и заплетающимся языком спросил: — Ты закончил? Чанёль приподнял бровь: — И когда это мы перешли на "ты"? Бэк махнул рукой: — Мы с тобой одного года. Каким-то чудом ему всё это время удавалось удерживать бокал с вином и не пролить ни капли. Вспомнив про него, Бэкхён протянул бокал Чанёлю: — Хочешь? Художник улыбнулся: — Думаю, теперь можно. Бэкхён кивнул и, протянув руку в сторону, поставил между ними близстоящий стул, а затем проворно для пьяного залез на него и повернулся к Чанёлю, став выше его на пару голов. За долю секунды он отпил вино, отпустил бокал в свободное падение и, притянув лицо ничего не успевшего понять Чанёля, впился в его губы поцелуем, тут же углубляя его и вливая сладковатую жидкость. Чанёль стоял в шоке, рефлекторно проглотив вино, а бокал разлетелся на тысячи осколков под ногами. Отстранившись, Бэкхён совершенно невинно поинтересовался: — Вкусно? Чанёль медленно кивнул, не особо соображая. Горло согревало вино, а губы согревал поцелуй. — Хочешь ещё? — спросил Бэк и, не дожидаясь ответа, снова притянул Чанёля. Тут же проникая языком и исследуя. Чанёль сам не понял, как его руки потянулись к тонкой талии, обнимая и притягивая ближе. Бэк довольно простонал и зарылся пальцами в волосы художника. Чанёль переместил руки на бедра партнёра, вынуждая обнять себя ногами за талию, а затем, поддерживая под ягодицы, переместил на ближайший стол, начав покрывать поцелуями длинную изящную шею, оставляя на белоснежной коже метки. Бэкхён забрался руками под толстовку, трогая обожаемые мышцы на спине и пытаясь снять ненужную сейчас одежду. Получалось из ряда вон плохо, поэтому ничуть не протестующий такому повороту событий Чанёль отстранился, стянул с себя толстовку, под которой ничего не оказалось, и принялся расстёгивать рубашку директора. У художника получилось намного быстрее избавиться от верхней части одежды. Кинув её на пол, Чанёль прижался к Бэкхёну, который довольно простонал и прижался сильнее, соприкасаясь рёбрами, обвивая чужие бёдра ногами и талию руками. В следующую секунду произошло совсем не то, чего ожидали парни. Бекхён с шипением откинулся назад, прижимая руку к коже под сердцем, которую будто жгло огнём, Чанёль в точности повторил жест, отступая и опираясь другой рукой о стул. — Что за чёрт? — произнёс Чанёль и медленно отнял руку, пытаясь рассмотреть, что произошло с кожей. Бэкхён принял сидячее положение и теперь видел, как буква за буквой на коже под сердцем Чанёля появляется чёрная татуировка «PMH» с завитушками, точно также художник подписывал свои картины. Чанёль смотрел на него в ответ, и Бэкхён готов был поклясться, что у него появляется то же самое на коже. Он хмыкнул: — Кажется, ты мой истинный. Затем откинулся обратно на стол и затих. Чанёль пребывал в шоке и переводил взгляд от своей груди на бэкхёновскую и обратно. Наверное, каждому рассказывали об истинных парах, у которых появляется на теле одинаковый узор, когда они встречают свою любовь, предназначенную судьбой. Но эти сказки остались в детстве. Какова была вероятность, что Чанёль испытает это в жизни? Тысячи нулей и единичка в конце. Но, раз уж так получилось, делать нечего. Подойдя к Бэкхёну, он хотел что-нибудь сказать, но какие слова подобрать в такой ситуации, Чанёль понятия не имел. Взглянув в лицо директора, художник не удержал смешка. Бэкхён отключился и теперь мирно посапывал на столе, голый по пояс. Видимо, переизбытка эмоций и вина его организм не выдержал. Чанёлю не оставалось ничего, как подобрать рубашку, прихватить пиджак и, посадив на спину Бэкхёна, тащить его на второй этаж. Ключи от кабинета директора нашлись в пиджаке и, выполнив пару акробатических движений, не роняя при этом Бэкхёна за спиной, Чанёль открыл комнату и бережно сгрузил свою ношу на диван. Стянув с директора ботинки, он укрыл его пиджаком, позволив себе пару минут полюбоваться на безмятежно спящее лицо. Затем спустился обратно, собрал краски и, позаимствовав связку ключей у Бэкхёна, обошёл ресторан, запирая двери. Выйдя через парадную дверь, художник запер её снаружи. Грабить он никого не собирался, а ключи можно и завтра вернусь, заодно посмотреть в глаза протрезвевшего Бэкхёна, если тот, конечно, вспомнит, что творил ночью. Направляясь домой, Чанёль обдумывал сложившуюся ситуацию. Что же ему делать со своим истинным? Предложить руку и сердце? Сбежать? Можно было и раньше заметить, что они родственные души. Но никто, правда, не думал, что до такой степени. Бэкхён создавал пиньяту, а Чанёль рисовал. Она одинаково преследовала их по жизни, и свела вместе тоже она. В этом определённо чувствовалось дело рук судьбы. С самого детства Чанёля тянуло к искусству и всему, что с ним связано. Всё началось с разрисовывая стен в доме, когда юный художник ещё только ходить учился, затем родители, видя пристрастие малыша к рисованию, отдали его в кружок, но Чанёль сбежал оттуда. Будучи семилетним ребёнком, он уже не хотел быть как все и рисовать то же, что и остальные. Чан хотел создавать уникальные рисунки, которые никто не сможет повторить. Он занимался сам, создавая свой стиль и свои правила, не смотря на общепринятые. То же художник творил и со своей внешностью. Красил волосы во все цвета радуги: голубой, пепельный, белый - и в конце концов временно остановился на фиолетовом. В четырнадцать он начал пытаться рисовать на стенах зданий, но быстро понял, что слишком увлекается в процессе, когда каждый раз приходилось убегать от разъярённых хозяев. Поэтому он решил подговорить друзей ему помогать, и, будучи очень общительным и весёлым, это не составило труда. В двадцать он смог рисовать картины, достойные известнейших художников. Семья Чанёля всегда была бедной, поэтому не могла покупать ему ничего для рисования. Краски в баллончиках были самыми дешёвыми и качественными и стали его любимыми, холсты заменяли стены зданий. Тогда в его голове начали появляться какие-то образы, и вскоре, кроме них, он уже не мог ничего другого рисовать. Он нашёл похожие на свои рисунки фотографии в интернете и узнал, что в то же время, что он начал это рисовать, в каком-то ресторане появился десерт, сразу завоевавший любовь посетителей своей необычностью и красочностью. Ради этого уникального ресторана он обошёл все близлежащие заведения, оставляя весточки о себе и, наконец, добрался до своей цели. Вот так постепенно и родился гений-художник. Всей этой идее рисования на стенах внутри здания поспособствовал Кенсу, который всегда хорошо разбирался в программировании, а пару лет назад поступил в университет на факультет программирования. При встрече Чанёлю понравился Бэкхён, который на своих хрупких плечах держал такой ресторан, понравилось его уважительное отношение ко всем людям вне зависимости от положения в обществе и достатка. Проще говоря, Чанёлю понравилось, что Бэкхён общался с ним, как с равным себе. Он был совсем не против такого истинного, учитывая и то, что в их отношениях будет царить полная гармония и понимание. У истинных пар по-другому и не бывает: об этом опять же позаботилась судьба. На следующий день он решил рассказать всё друзьям, посмотреть на их реакцию и спросить совета: что же дальше делать? У него никогда не было от парней секретов, поэтому, как только вся компания снова собралась в доме Кенсу, Чанёль рассказал всё в подробностях, после общего «Нашёл истинного??», показал татуировку, рассказал, что у Бэкхёна то же самое. Когда шум и гомон немного улёгся, Кенсу, как самый рассудительный из всей компании, сделал вывод: — Мы рады, ведь всегда желали тебе только счастья, поэтому не думаем, что в этом есть что-то плохое. Мои родители истинные и все года живут душа в душу. Нам остаётся только пожелать тебе удачи и счастья. Раздался свист и одобрительные крики. Ребята искренне радовались за Чанёля, и не важно, что его истинный – парень. Главное, чтобы любили друг друга, а остальное переживут. — Иди к нему, говори всё как есть, и живите счастливо, — сказал Кенсу под поддерживающие возгласы. — А лучше просто на плечо и тащи в закат, — вставил Чонин, заливаясь смехом, который дружно поддержали остальные.***
Это был день, когда Бэкхён из директора превращался в шеф-повара, а завтра он снова засядет в своём кабинете за бумагами. Он спокойно работал на кухне, когда его вызвали в зал, причём срочно. И учитывая то, что Бэк всё помнил из вчерашней ночи, он догадывался, кто это. Проснувшись утром по пояс голый, прикрытый своим же пиджаком, он чего только не надумал себе, пока память медленно возвращалась к нему. Довеском стала пропажа ключей, но директор предполагал, что Чанёль забрал их и теперь, наверное, пришёл их вернуть. Бэкхён полдня не знал, куда себя деть от смущения. Он никогда так не напивался, ещё и полез целоваться к человеку, который его едва знает, да и не только целоваться. Снова вспомнив всё в подробностях, Бэкхён завыл в голос, не обращая внимания на странные взгляды коллег. То, что Чанёль оказался его истинным, дело не слишком упрощало. Вдруг художник пришёл за извинениями? Отдаст ключи и уйдёт? Будет Бэкхён дальше куковать на своей, хоть и любимой, но всё же работе в одиночестве. Так и продолжит бросаться на каждого встречного с поцелуями. До момента, когда Чанёль появился в его жизни, Бэкхёну казалось, что всё прекрасно, о большем и мечтать невозможно. Но сейчас собственная жизнь казалась какой-то пустой и бессмысленной. Но что бы ни ждало его впереди, нужно смело идти навстречу своей судьбе. Какая бы она ни была. Воодушевившись, Бэкхён пошёл ко входу в зал. Однако, едва выйдя из кухни, он тут же захотел бежать обратно и прятаться от смущения. Чанёль стоял в центре зала, и все взгляды были обращены на него и Бэка. Директор понял, что отступать поздно, и подошёл ближе. Пока он собирался с мыслями, Чанёль внезапно рухнул на одно колено, протянул коробочку с кольцом и произнёс: — Будешь моим истинным? От шока Бэкхён разве что рот не открыл, а вот брови давно затерялись под чёрной чёлкой. Вот так сразу, едва зная его, Бён Бэкхёна, звать практически под венец. Тут не то, что бежать, нестись надо от таких людей. Но как бы поспешно это ни было, перед ним был его истинный и рано или поздно до предложения руки и сердца они бы дошли. Ну, а глазеющая на них толпа людей, ещё больше ускоряла дело. Совладав с собой, Бэкхён произнёс: —Только если ты будешь моим истинным, — и лучезарно улыбнулся, затмевая самое яркое солнце. Чанёль поднялся и дрожащими пальцами надел кольцо на протянутую руку. Начиная осознавать, что только что произошло, он неловко приблизился к своему истинному. Бэкхён оказался проворнее и, рассмеявшись, заключил художника в крепкие объятия под бурные аплодисменты. — Ты видел, как я рисую, теперь я хочу увидеть, как ты будешь творить для меня. Лишь для меня, идёт? — прошептал Чанёль на ухо повару, который счастливо улыбался и всё крепче прижимал к себе художника. Он кивнул: — Идёт, если ответишь на один вопрос. Что означает «PMH»? — Pinata My Heart – пиньята моего сердца. Бэкхён засмеялся: — Как символично. Под рёбрами снова защекотало, и позднее парни увидят, что вокруг букв расцвела судьбоносная чёрно-белая пиньята.