Направляемый гневом

Огонь прыгал перед глазами, безумный и безжалостный. Искры разлетались, впивались в друг друга и угасали. Ашер со стоном отвернулся, и в боку нещадно засвербело. С падения Айронраса прошла неделя, но легче не становилось. Каждое движение напоминало о собственной слабости, и оставалось лишь глухо рычать, вслушиваясь в потрескивание костра. «Ничтожество», — брезгливо сплевывал тот, когда Талия тянулась к котелку. Похлебка — горькие травы, коренья, беличье мясо и грязная, с трупным запахом, вода — была омерзительная, но голод плевал на вкус. Ашера мучил иной голод. И совсем немного — раны. Самой глубокой, с перешитыми краями и подгнивающей кожей, стал гнев. Ашер не мог совладать с ним, и стон пробивал до скрипа стиснутые зубы. Гнев делал его слабее, но стоило вспомнить горящий Айронрас, как в землю впечатывался собственный кулак: резко, со свистом, сдирая костяшки о вострые щепки и корни деревьев. — Вы должны поскорее встать на ноги, — твердил Ройланд, точно заведенный, и бросал на Талию многозначительные взгляды. Та всегда хмурилась и отворачивалась, нервно сминая побуревшие бинты. Терпение Ашера лопнуло на третий день — колоссальный срок для того, кто упивался яростью, — и он оттолкнул Ройланда. Встать без поддержки оказалось не проще, чем в одиночку отбивать форт, но Ашер справился. Он зажмурился и тряхнул головой. Приглушенное листвой солнце пробивалось едва-едва, а от деревьев тянуло сыростью. Лес не любил укрывать раненных, и Ашер знал это — война, разъедающая Вестерос, оставляла метки на каждом чертовом акре. — В первую очередь, — он вскинул внимательный взгляд, — найдем Района и Бешку. Они должны быть где-то неподалеку. Губы Ашера исказила ухмылка. Пересохшая кожа неприязненно натянулась, и он сковырнул ее ногтем. Тело настойчиво требовало битвы, и каждая ноющая мышца была напряжена. Расслаблены лишь пальцы, лежащие на рукояти топора, и взгляд, искавший совета у мертвецов. — Район обязательно вернется домой, — твердо заявила Талия, сжимая погнутый черпак. — Вместе с нами. Абсолютная уверенность в своих суждениях, резких и холодных, — фамильная черта Дома Форрестеров, в которой Ашеру было отказано. Ее место занял гнев, прорвавшийся, точно дурной нарыв, со словами Ройланда. — Вернуться в Айронрас будет непросто, нам нужно объединить силы с Гл… — Айронрас пал. — Каждый слог клеймил каленым железом, а в глазах разгоралась бойня. — Пал из-за того, что его возглавил не тот человек! И вы знаете об этом, но выбора ни у кого из нас нет! Ашер — раненный зверь, лишенный когтей, — рычал и распалял себя ложью, удобно легшей поверх потерь. Болтоны и уцелевшие Уайтхиллы — мишени, в которые не попал ни один из них. Гриффа в расчет брать не стоило, и смерть его лишь подстегнула Ашера. Глаза тогда налились красным, а плоть срослась со сталью, пока замешанная на огне кровь не погнала побитой собакой прочь. А сейчас — дышать становилось все труднее. Страшно давило в живот, и казалось, кишки оживали и пузырились, желая прорваться наружу. Закрыв ладонью рану, он метнулся налево, направо, снова налево, пока его не остановило чье-то прикосновение. Ашер рыкнул и занес руку для удара, но его остановил страх в глазах Талии. Испуганный возглас донесся запоздало, точно вести с севера, и пальцы снова легли на топор. — Ты не прав, — наконец сказала Талия, упрямо сводя брови. — Нам все еще есть, за что бороться. За ее спиной угрюмой тенью возвышался Ройланд, и в его молчании отчетливо звенело осуждение. Ашер отступил и опустился на рваную подстилку. От той несло потом и гнилью, и если не вылить похлебку — ударит блевотиной. Бесконечно долго ерзая на стеганке, Ашер тянул время, пытаясь угадать ответ. Что бы сказали другие Форрестеры, займи они его место? Отец бы велел сражаться за Дом, Родрик — за честь, мать и Мира — за семью, Итан… Ашер вдруг осознал, что почти не знает его. Итан вырос, пока он напивался в Эссосе, а вместе с ним взрослели Талия и Район. Цена их жизней — бессменный ужас в отраженьи глаз, взмаха воронова пера, лязг валирийской стали да скрип пера предателя. Калека-детство больше не вернется, взросление же будет наносить удары. Ашер скосил взгляд на Талию — по левой щеке тянулась влажная бороздка. Шрам, легко стираемый с кожи, но не с души. И сколько таких уже было… Ашер дал себе обещание быстро и бессловесно, кулак вбил в землю — еще скорее, отвечая озверевшим — для врагов — взглядом. — Если Ладд Уайтхилл или даже Рамси Сноу встанут на моем пути, то каждый из них заплатит за то, что заставили нас выживать. Последнее слово выплюнуто со слюной и презрением, вбито колом в хребет неугасающей борьбы. И если боги не позволят Ашеру Форрестеру стать лордом, достойным своего дома, то преступить чрез девиз Дома им не суждено. Выкованное во льду железо раскалилось и затвердело, готовое шипеть, в довольстве упиваясь кровью.