В смысле?

      Он смотрел на него с легким недоверием, но то, что случилось, назад не вернешь. — Ты не жалеешь? — Рой застегнул ремень, вновь подлезая к мальчику, прикасаясь к уголку шершавых губ. Тот выдохнул «Неа» и чмокнул Мустанга в щечку, — у нас мороженое растаяло, — добавил полковник.       Эд улыбнулся. Он молчал. С того многозначного «Ты» молчал, только стонал громко так, протяжно и пошло. И в одной части души было очень противно. Ведь сорок дней не прошло. Но они нуждались, да, они нуждались в таком, в теплоте, нуждались в теплой и аккуратной кровати, нуждались, что бы кто-то обнимал их ночью.       Это было неожиданно.       Всунув мороженое в руки мужчины, он резко подошел к нему, не давая ничего сказать. Не дав прогнать себя, не дав захлопнуть перед носом дверь. Он был готов, это было нужно, что бы просто знать: «Он рядом».       Он дотронулся до искусанных губ, проводя по ним языком, позволил постоять, ничего не делая, и выдохнул прямо в губы.       А Рой потерял голову. В тот момент, когда его губ коснулось чужое дыхание, он смог только сжать талию подростка, посильнее прижимая его к себе. Он смог только сгорбиться, чтобы губами расцеловать шею, уткнувшись частично носом, чтобы поймать еле уловимый запах, чтобы знать, что все это — реальность.       Он смог дойти до кровати, но не смог упасть именно на нее. Он смог стянуть плащ, смог стянуть рубашку и даже распустить золотые волосы, чтобы зарыться в них и забыть обо всем. О войне, о родных, о работе. Забыть о солнце за окном, и о том, что там есть кто-то, кроме них.       Поцелуи, жаркие, нежные и грубые. Проводить кончиками пальцев по коже, кусая ее, иногда целуя или выводя узорчики языком. Наслаждаться каждым миллиметром тела, чувствовать, как холодит сталь. Как железная рука гладит по широкой спине, как задевает кожу шурупами, оставляя царапины. Чувствовать, как в его волосы зарываются грубые, но такие тонкие пальцы. Понимать, что Эдвард слишком ребенок для всего этого дерьма, слишком взрослый для обычной подростковой жизни. Эдвард был слишком… Эдвардом, поэтому, его хотелось исцеловать. Всего, без замедлений. — Тогда надо его выпить, — буркнул Алхимик в подушку, подставляя плечи под чужие губы. Мустанг хмыкнул, уткнулся носом в лопатки и засопел. — Неа, — он сгреб худое тельце руками и прижал к себе, начиная проваливаться в сон.       И все становилось на свои места… Все возвращалось, и пусть раны, оставленные врагами, ныли иной раз, пусть хотелось выть от потери лучшего друга, расцарапать горло ногтями, чтобы вытащить оттуда все эти камни грехов, что накопились за последнюю жизнь, но рядом был… Эд, и пока сердце Роя пело оды любви в сторону этого ребенка, ему было все равно на истерику внутри. Он ее вытерпит, по крайней мере сейчас. — Ты не собираешься уходить? — вдруг нарушил тишину мальчик. Улыбка исчезла с его лица, да и вообще он кажется чуток побледнел. Рой удивленно приподнял голову и попытался заглянуть в лицо ребенку. Тот только фыркнул. — Ты хочешь, чтобы я ушел? — А ты не всегда уходишь после… — Стальной запнулся и попытался договорить, но только покраснел. — После? — Кажется мужчина начал понимать, что имеет ввиду Эдвард, что вызвало истерическое подергивание глазом. Это ж надо додуматься, а? Какого он о нем мнения. — После секса. — Во-первых, это моя квартира, — фыркнул Мустанг, укладывая голову на лопатки мальчишки, чувствуя, как тот собрался вставать, — во–вторых, я не собираюсь выгонять тебя, потому что я не хочу, чтобы сегодня был первый и последний раз. — То есть… я нужен только чтобы трахаться? — голос его стал на тон ниже, легкое рычание донеслось откуда-то из легких, и Полковник даже чуть отшатнулся, чувствуя, что сейчас ему прилетит по морде. — Нет, — выдохнул он, когда понял, что мальчик ждет ответа, — Я влюбился в тебя, Эдвард. Влюбился в маленького мальчишку — омегу, который сломает нос кому угодно, спихивает по утрам с кровати и часто матерится. И я хочу есть с тобой мороженое по выходным, зажимать тебя в кабинете, чтобы посмотреть на красную морду и знать, что твоя белобрысая голова не ненавидит меня. Поэтому и ты никуда не уйдешь. — …Честно? — донеслось совсем тихо. Мальчик спрятал лицо за волосами, но по голосу можно было понять, что легкая улыбка появляется на лице. Мустанг собирался ликовать, — я хочу верить тебе, — Мустанг собственно уже ликовал, в глазах у него плясали огоньки, а уголки губ стремились вверх, как бы он не держался. — Честно, — для большей убедительности он даже кивнул, приподнимаясь и переворачивая ребенка на спину, — иначе я бы и правда не лежал бы тут с тобой, — Эдвард в ответ как-то нервно хмыкнул и, приподняв обе руки, уложил их на талию к Полковнику. Тот дернулся, подскакивая, и как-то неуравновешенно хихикнул. — Ты чего? — Эд удивленно поднял брови и, сузив свои глазищи, уставился на залитое краской лицо мужчины, — ты щекотки боишься? — Нет, — чуть ли не крича отозвался Рой, слезая с подростка, чтобы ретироваться куда-то далеко. Но его так просто не отпустили, Алхимик прошелся пальцами по ребрам с обоих сторон, наблюдая, как невозмутимый его начальник решил посмотреть потолок вблизи.       Хорошо, что не было перчаток, иначе Эд бы взлетел на воздух.       Мустанг отскочил от Мальчишки на безопасное расстояние. Он двигался как-то ломано и железно, будто деревянный солдатик. — Не делай так, — отчеканил мужчина и принялся искать одежду, чтобы спастись от очередных нападений. — Ты боишься! — уже с неким восторгом воскликнул мальчик. Рой громко фыркнул и отшатнулся, потому что ребенок решил немного поиздеваться и уже выдвигался в наступление. — Не подходи, я твой начальник! Это дезертирство, за это сажают в нашей стране! — Мустанг отходил столько, сколько мог, пока не уткнулся ногой в какую-то железяку и не полетел вниз. Удачливый к таким моментам Стальной ухватился за падающего и полетел вместе с ним, падая на мужское тело. Его руки тут же принялись блуждать по бокам своего сокровенного начальства, пока тот пытался вырваться.       Сначала от него доносилось только какое-то бульканье, но вскоре Рой просто…расхохотался. Громко, заливисто, прерываясь на просьбы прекратить мучение. А Эд…прекратил. Он уставился на смеющегося с таким удивлением, будто первый раз его видит. Этим и воспользовался Полковник, когда смех отпустил его, а руки, ослабшие от щекотки, смогли двигаться. Резко навалившись на любовника, он поменял их местами и теперь нависал над все еще ошарашенным Эдвардом. — Рой, я люблю тебя, — вдруг выдал мальчик, направляя взгляд прямо в черные глаза напротив. Мустанг хотел было открыть рот, чтобы что-то сказать, но тот его перебил, — С Самого начала любил, еще до того, как ты все заметил. Ты был конченным АльфоМудаком, раздражал до дрожи в теле. И любил каждый раз, когда отвергал.       И вновь замолчал, отводя взгляд медовых глаз куда-то в сторону. — Я тоже люблю тебя, — ухмыльнулся Рой.       Спустя пару недель Эд вновь упал с температурой. Только теперь течка была сильнее, ярче и лишала зрения вспышками возбуждения. И Мустанг, как супергерой, приперся на помощь, конечно же, уже намного быстрее преодолев двери и одежду мальчишки.       Одновременно нежно и грубо, с рычанием, что наполняло комнаты на протяжении недели. — Мустанг, ты придурок, — констатировал омега, заставляя Полковника поперхнуться водой. В комнатах царил беспорядок, который они наворотили в течении недели. Трахались они, конечно, где только было можно, да и где нельзя так же. А Сейчас, заняв положение на кухонном столе (там было относительной чисто), оба хлебали воду из-под крана. Ну и, собственно, один из них ей давился время от времени. — Почему? — вытирая торс какой-то тряпкой. Потом выяснилось, что это были Штаны Эдварда. — Потому что кончать в меня во время течки — это поступок Придурка, — пояснил мальчишка, заставляя свое начальство вновь выплюнуть воду. Ему сегодня попить дадут вообще, или каждый новый глоток будет сопровождаться такими восхитительными заявлениями? — Ну…таблетки? — вновь терроризируя штаны, уточнил Рой. — Таблетки, — согласился мальчик. В конце концов, рожать дите в пятнадцать не представляло счастья.       Выпив наконец-то остатки воды, Мужчина повернулся к Эдварду, тянувшись для нового поцелуя. Тот только хмыкнул, уклоняясь от бледных тонких губ, чувствуя, как Мустанг падает на стол. Мальчишка резко развернулся, усаживаясь сверху. — Теперь я сверху! — он гордо вздернул нос, хитро наблюдая, как «пленник» давится воздухом. — Ты оме… — Братик, я тут… — в дверном проеме показался Ал. Он внимательно оглядел парочку, а потом…кажется, доспехи порозовели. Мальчик поставил пакет с какими-то вещами на стул и, развернувшись на пятках, рванул из комнаты с неожиданной прытью.       Рой удивленно проводил его взглядом, а потом уставился на омегу. Тот только пожал плечами, мол, ну бывает, че? — Он очень стесняется такого, — добавил Стальной, проясняя ситуацию. Протянув долгое «а-а-а-а-а», Рой попытался подняться, но Эд все же был довольно тяжелым. — Вообще-то, — начал полковник, пытаясь не попасть в плен чужих губ, — мой отпуск кончился вчера.       Не получилось. Губы его пленили, и окончание предложения потонуло в поцелуе. Казалось, ребенку было глубоко фиолетово на рабочий день своего любовника. Или нет, ведь, в конце концов, Рой одевал перемятую рубашку, разглядывая в зеркале алые засосы, наблюдал, как стальной заплетает себе косичку, одевал обувь и выходил из дома, наслаждаясь холодным ветром. А Стальной не замазывал метку, чувствовал, как чужой запах укрывает его, словно одеяло, звонил Алу и убирался. — Ребенок. — Он довольно взрослый. — Ребенок и подчиненный. — Не так уж он и подчиняется. — Ребенок, подчиненный и… — У тебя больше нет аргументов, — хмыкнул Мустанг, пытаясь уже как двадцать минут переспорить свою подругу. Та рычала, драла когти, но ничего не могла поделать. В конце концов, это действительно было дело Мустанга и Эдварда. — Все равно ты извращенец-педофил, — фыркнула Риза, ставя очередную стопку бумаг на стол своего начальника. — Кто педофил? — в дверном проеме показалась светлая макушка, а затем и весь Хавок. Он затушил сигареты о (ту, которую не видел Мустанг) сторону двери и вошел. — Рой Мустанг, самый настоящий педофил, — в двери замаячила еще одна светловолосая голова, но теперь это был Эдвард. Он задорно показал мужчине язык, а Мустанг, воспользовавшись тем, что все повернулись к ребенку, ответил ему тем же. Выглядело это довольно комично, и Стальной хихикнул, полностью показываясь в кабинете. По комнате расплылся запах свежего хлеба вперемешку с молотым кофе и корицей. Их запахи, пусть и были чем-то разным, очень даже сочетались. — Я любящий альфа, — фыркнул Мужчина, поправляя воротник. — Эд, скажи, он тебя связал? — подходя к мелкому, в упор выдала свой вопрос Риза, — он же тебя изнасиловал, да? — в голосе будто промелькнула надежда на данный исход событий. Мальчишка уставился на бету в недоумении, и даже собирался попятиться, но мужественно выстоял. — Нет… — Эд ретировался в сторону стола Мустанга, который в таком же шоке наблюдал за данной картиной. Риза фыркнула, отворачиваясь, и сердито вышла из кабинета под одобрительный смех Хавока. Кажется, он вновь полез за сигаретами, но тактичное покашливание начальства заставило запихнуть их подальше в карман. А потом уйти, перехватывая по дороге Лейтенанта с огромной стопкой бумаг. По всему штабу их собирала что ли?       Дверь захлопнулась и Эд облегченно упал на диван, по-хозяйски раздвигая ноги. Мол, вот, мужчина, наглый и мужественный. — Изнасилую, — хмыкнул Рой, устраиваясь за своим столом поудобнее. Куча занудных бумажек, отчетов и документов, которые завтра должны быть на столе у Фюрера. И отвлекаться на наглых блондинов не хотелось. Времени было слишком мало, бумаг было слишком много. — Я Ризе пожалуюсь, — фыркнул ребенок, наблюдая как мужчина погружается в работу с головой. Он уже не ответил, оно и понятно, но из-под бумаг донеслось хмыканье. — Хавок, пусти меня! — за дверью послышался выстрел, грохот и крики, а через минуту в кабинете появилась не кто иной, как Лейтенант. Она тащила огромную стопку документов своему начальнику, а в глазах горели огни. Казалось она ждала того, что здесь начнется оргия со всеми деталями, и была готова убить ее участников.       Вообще, это не было чем-то очень серьезным, но каждый раз, когда она смотрела на Эдварда, в ней просыпалось что-то очень нежное. Не любовь, скорее забота. Зная Мустанга и зная, сколько лет ребенку, ей хотелось как-то ограничить их друг от друга. Терпеть предательства ему нельзя, просто нельзя, он слишком много чего пережил. Хотя, может и зря, вроде как Эд доверял Рою, а Рой не обижал Эдварда и, наверно, они действительно что-то чувствуют? — До завтрашнего утра все должно быть разобрано.       Послышался умирающий мужской стон. — Братик… — Ал повернул голову на Брата. Тот сидел в поезде, они отправлялись в очередной город, где было упоминание философского камня. Эдвард перестал скрываться. Точнее, его почти заставили, Рой пообещал что устранит любого насмешника, и пусть это не успокоило, мальчик решил что новую жизнь нужно начинать по новому. Люди не особо удивились, ну, мол, омега и омега, у нас в библиотеке омеги работают, и медсестра тоже. Парочка попытались подкатывать, но сердитый испепеляющий взгляд Мустанга отбил все желание после первых слов. — Да? — Почему Полковник? — он внимательно посмотрел на брата. Хотя, как, казалось что все как обычно, но Эд уже давно научился различать взгляд этих огоньков. И даже немного насторожился, — нет, я помню, ты говорил что он тебе нравится, но Полковник же…так бесил тебя еще недавно. — Не знаю… — выдал мальчик, поворачивая голову в окно, — Он…иногда он бесит меня, даже сейчас, когда мы вместе, но он очень хороший. Точнее, он это, но и мне другого как-то не нужно. Например, он никогда не ставит меня ниже себя, из-за моего типа, никогда не издевается насчет этого. И мне нравятся его различия, он на работе и он же дома — это почти разные люди. Нравится, как он идет к своей цели, но как отступает от нее, если важным ему людям нужна помощь. — Я понял, — перебил старшего Альфонс. Послышался вздох, но мальчик молчал. Они оба молчали, и Эд не мог понять, почему его брат был расстроен.       Спустя полчаса тишины между ними, доспех вновь заговорил. — Я рад, если у вас все будет хорошо, просто будь осторожнее, ладно? — Хорошо. *** 12 лет спустя ***       Эд шагал по коридору штаба в направлении главного кабинета здания. За ним, топая маленькими ножками, бежала черноволосая девочка с длинной косичкой. Ее руки и лицо были измазаны сажей, запах гари разносился по кабинетам от этой парочки, но уже мужчина, хотя внешность и рост остался на уровне мальчишки, сердито мерял пол шагами. В его руках находились две пары перчаток, одни Мустанга, вторые маленькие, но с похожим рисунком.       Наконец, цель была достигнута, и дверь кабинета Фюрера была раскрыта. Сидящий за столом мужчина с удивлением взглянул на взбешённого мужа и, видимо, уже хотел свалить подальше от скандала, но пути к отступлению были отрезаны. — Рой Мустанг! — громко выдал парень и Фюрер кивнул, — ты полный придурок.       Теперь брюнет только фыркнул и покачал головой в разные стороны, мол, нихуя. — Что случилось, солнышко? — улыбнулся начальник, разглядывая, как его дочь выглядывает из-за спины Эдварда, махая ему ручкой. — Смотри! — в Роя полетели пара перчаток, маленьких, почти детских, и прилетели бы в лицо, но тот успел перехватить их. Перчатки как перчатки, только…самодельные. Знаете, грубо так, неумело. И сделаны из той же ткани, что и перчатки самого Мустанга. А на них рисунок. Алхимический круг, только чуть поменьше, но было видно, что рисовался с огромным усердием. Он удивленно посмотрел сначала на рассерженного алхимика, а потом и на девочку. — Отец, я хотела быть как ты! — пискнула малышка и попыталась исчезнуть из-за спины Эдварда, чтобы побежать к отцу. На самом деле они довольно отличались в воспитании дочери, и, если Эдвард был строгим и непреклонным, то Мустанг был скорее всё разрешающим и нежным отцом, которого развести на мороженное было легче всего. — Круг нарисован правильно, она даже поняла смысл перчаток в этой реакции, Эд, не понимаю, почему ты злишься, — мужчина поманил к себе девочку, и та с радостью вырвалась из Эдвардских рук. Отец усадил ребенка к себе на колени и улыбнулся.       А Вот у Эдварда все было не так хорошо. Он чуть ли не волосы на голове рвал, понимая, что его почти игнорируют. — А то, что она сожгла шторы! — взорвался парень, явно желая набить своему любимому морду. — Мили, не надо сжигать шторы, твой папа очень расстраивается, — скрыв улыбку прощебетал Мустанг, понимая что если сейчас не уймет своего прекрасного омегу, то все бумаги, с которыми он разбирался, придется отложить на ночь.       Но Рой был счастлив. Иногда он еле держался, чтобы не бегать по всему штабу и не хвастаться восхитительной дочерью, как когда-то давно это делал лучший друг. А хотелось, кстати, и теперь он понимал одержимость того.       Мили была маленьким подарком, и последнее время служила как стимул жить. И он не мог выбрать, кто из этих двоих, Эд или дочь, был на первом месте. Черные волосы и глаза, вздернутый, гордый нос, как у Стального, и взрывной характер. А также почти врожденная гениальность. Девочка обожала алхимию, пыталась сделать все, чтобы кто-то из отцов хвалил ее, и поглощала книги со скоростью пулемета. Рой иногда притаскивал ей что–то из библиотеки штаба.       Видимо, доигрался. — Я больше не буду, — малышка улыбнулась, и, кажется, ее папа тоже оттаял. Эдвард, в смысле. По крайней мере, он больше не излучал желания убивать. — Если хочешь, когда я приду, мы потренируемся с этим.       Малышка кивнула, и, спрыгнув со стула, умчалась за дверь кабинета. Эдвард вздохнул. — Она все больше учится этому, — констатировал он, но почему-то его лицо не выражало ни гордости, ни радости. Мустанг поднялся из-за стола и, обойдя его, облокотился. Он часто так делал, и это было… хм, да, любимое действо Эда. — Волнуешься? — Стальной хмыкнул, подходя ближе. Они не обнимались на работе, они даже не разговаривали на работе про дом. Это было нельзя. Это было правило Мустанга, и блондин согласился, решив, что так будет лучше. — А вдруг эти знания обернутся против нее? Вдруг она решит, что всесильна? — «мальчишка» уселся на диванчик, вновь обреченно вздыхая. А Мустанг ничего не ответил, он только покачал головой и вернулся к своему столу. — Я сегодня приду пораньше. Работы довольно мало. Как там Маэс? — Эд улыбнулся, вспоминая еще одну радость материнства, подумав с минуту, ответил: — Очень веселый. Все повторяет за сестрой, они оба постоянно закрываются в библиотеке и проводят там время до самого вечера. Альфонс косо смотрит на меня иногда, но отмалчивается. Знаешь, мне кажется, он видит в них нас. Мы ведь тоже так делали. Но у меня работа, а Ал скоро заберет Мили, поэтому, Фюрер, Сер, можно быть свободным? — Да конечно, — ухмыльнулся Мустанг, наблюдая, как алхимик отдает Честь и спешит покинуть кабинет. *** еще 13 лет спустя ***       Молодая, черноволосая и очень красивая девушка очень внимательно рассматривала то, что происходило за ее окном. Двое мужчин о чем-то негромко спорили, хотя спором это было сложно назвать, оба улыбались и смеялись время от времени. Но дисскуссия была. — Как дети, ей богу, — фыркнула девушка, и отвернулась от окна. Эмилии было двадцать один, Эмилия, будучи слишком «зеленой» по выражению Генерала, быстро взобралась наверх. Она всегда хотела быть как отец. Всегда хотела стать такой же грозной и сильной, чтобы, смотря на нее, он гордился. И пусть все болтают, что она стала Полковником слишком рано, что стала им только из-за своего родства, она-то знала, скольких усилий ей это стоило. « — Ты будешь очень сильным Алхимиком, Мили. Но знай одно. Ты можешь нарушить любой закон, кроме закона алхимии» — говорили ее родителем хором. И она никогда не понимала, что это значит, не понимала, почему отцы так строго отвергают все просьбы на какие-то книги. Но слушалась. Всегда слушалась и черными глазами читала все, что было можно. « — Будь кем угодно, Мили, но помни, кто ты есть на самом деле» — Говорил Отец, улыбаясь своими черными глазами. Раз за разом он всегда повторял ей эти слова, учил алхимии. « — Знай одно, твой брат — все, что есть у тебя в этом мире. И больше никого. Никогда не подвергай его опасности, никогда не переставай заботиться» — всегда повторял ее папа, когда видел, что они ссорились. У папы ведь тоже был брат. И почему-то она не понимала, ведь…как же так? А родители? Их у нее разве нет? Но Мужчина только смеялся и говорил, что она поймет все, когда вырастет.       И она выросла. Она залезла в архивы, она стала алхимиком, чтобы прочитать все, что могла. Стала Майором, Подполковником, теперь вот, сидит в кресле полковника, разбираясь с бумажками. А рядом стоит любимый брат. И отцы не были этому рады. Наверно, не каждый пожелает, чтобы их дети были псами армии, но никто не сказал слова против. Они разрешили, и она была этому рада.       Эмилия читала то, что нашла в архиве. Про Мустанга, про Стального алхимика. Слушала Генерала — майора Хавока, который любил говорить про ее родителей, и говорил всегда с величайшим уважением. И все поняла. И про закон, и про брата, и про себя. — Ты не устала? — Маэс достал один из своих пистолетов, усаживаясь на небольшой диванчик. Мили закатила глаза, понимая, что говорить своему брату о том, что они как бы на службе и быть настолько неуважительным к человеку, старшему по званию — это вверх идиотизма, без толку. Она покачала головой и вновь уселась за свой стол, начиная перебирать бумаги. — Нет, вообще, у меня еще много работы.       Ее брат вздохнул. Он тоже знал алхимию, однако не был алхимиком. Не захотел легкого пути, решив взять пример с тети Ризы и охранять самого дорого ему человека издалека. Поэтому он отучился в школе военных и ловко взобрался до Лейтенанта. А Сестра, конечно же, забрала его себе под крылышко. — Она справляется, — улыбнулся Фюрер, обнимая парня двумя руками, прижимая его к себе, — она вся в тебя, абсолютно гениальна.       Эдвард захохотал. Он чмокнул мужчину в щеку и прижался посильнее, в попытке спастись от холода. Правда, поженились они только после того, как Мустанг смог стать фюрером, но это им не помешало оставаться счастливыми. Никто из них никогда в своей жизни не мог подумать о том, что все так сложится. Что когда-то они будут стоять возле входа в централ, греясь от холода и хохоча, разговаривая о своих детях. С ума сойти Можно.