Конец пути

Бешеный рев вентиляции: блоки охлаждения беспощадно хрипели, дополняя жалким скрипом всю картину. Желтый корпус с трудом мог отдать процессору управление над собой. Все системы сбоили, некоторые — вообще не работали, заставляя искру лежащего на земле меха содрогаться сильнее. Энергон вытекал из открытых ран, жизненных сил становилось все меньше и меньше. Бамблби попробовал подняться: процессор выдал очередную ошибку. Серво не слушались, все, что он мог — с трудом перемещать пластины своего корпуса, двигать шейными магистралями, меняя положение шлема, но речь никак не могла идти о подъеме на ноги и продолжении сражаться. Утечка топлива тоже ничего хорошего не сулила. Продолжись это еще некоторое время — экстренный вылет в стазис, в худшем случае — дезактивация. Оставалось только отпустить попытки контроля над содрогающимся корпусом и молиться Праймусу. Разведчик пытался бороться, но сейчас он вряд ли мог это делать. Оптимус боролся… и не только с ним. Как Бамблби проигрывал ему, сам Прайм — настоящий Прайм, — проигрывал Немезису. Би понимал, что мех с фиолетовой оптикой, склонившийся над ним и готовый проткнуть его камеру искры в тот же миг, — и не Оптимус вовсе. Но все равно, сама мысль о смерти от рук своего лидера, своего наставника, своего идеала, вбивала в процессор желтого идею смерти от утечки, нежели такую. Би всегда считал, что настоящие автоботы должны погибнуть в смертном бою, как герои. Но разве это — не бой насмерть? Разве это — не проверка на мужество? Увы, Бамблби было сложно думать о чем-то, кроме как о попытках устранить глобальные помехи и ошибки на процессоре, и вернуть контроль над конечностями. Кейд ошарашенно носился рядом, пытаясь образумить лидера автоботов, но слова вряд ли могли разрушить чары Создателей. Оставалось надеяться на чудо, однако Йегер так не считал — он продолжал пытаться, он продолжал кричать, махать руками, надеясь, что если Прайм сможет вспомнить хотя бы его, то очнется. Или внезапно вспомнит о своей старой миссии — защите Земли, и фиолетовая оптика будет мелькать только в кошмарных снах. Однако, разве эти мысли не являлись тем самым чудом, на которое и нужно было надеяться? Тоже верно. В какой-то момент человек был оттолкнут на приличное расстояние. Шаг, и Оптимус, нет, не Оптимус — Немезис возвышался над желтым мехом, склонив над его нагрудником меч. Увы, чудес действительно не бывает и трюки из фильма повторить не удастся. Потому, что то — фильм, а это — жизнь. Суровая реальность, где жалких иллюзий и внезапных исцелений просто не существует. Не существует равно так же, как и надежды желтого на спасение. Очередной хрип вентиляции — никаких результатов. Весь актив проносился у Би перед оптикой. Это нормально — пересматривать свой онлайн в моменты смертельной опасности. Можно понять, что сделал правильно, а что — нет. Можно вспомнить важную дату и уйти в дезактивацию со спокойной искрой. А можно увидеть только что пережитые бриймы, на кадрах которых твой лидер, яростно сверкая лиловыми оптиками, отрывает тебе «крылья». Би вновь чувствует жжение нейронных цепей. Большинство сенсоров уже вырубились и безумно окаленное и саднящее чувство оторванных сегментов он… не чувстует. Но жжет далеко не проводку, это — буря на искре. Жестоко щемящее ощущение в районе ее камеры. Когда энергон будто перестает поступать, и ты задыхаешься. Задыхаешься, но продолжаешь жить. Впрочем, не очень и долго. Бамблби показалось, или его серво вздрогнули? Он проверил консоль управления — все так же забито ошибками. Разведчик дернулся — сдвинулись только малая часть сегментов надгрудных пластин. Меч… он в мичанометре от искры. Несколько секунд до того, как он полностью проткнет нагрудник — несколько секунд до полного оффлайна. Бамблби хрипит. Мгновение. Последнее, что запечатлела оптика Би — это безумный фиолетовый свет. Свет, что погубил Оптимуса. Свет, что погубил его. Лиловая краска, что сначала имела лишь смачное имя — «десептикон», а теперь… она стала цветом произвола Создателей, что оставили ныне Немезиса навести «порядок» и принести Квинтессе то, чего она желает. Краска, что убила Оптимуса. Именно — убила. И породила безжалостного солдата, что до конца будет верен своей хозяйке. Который не будет колебаться над жизнью обычного из семи миллиардов белковых. Который не будет колебаться над жизнью одного из своих сотен — ныне только десятков — автоботов. Который не будет колебаться над жизнью своего самого преданного разведчика. Последние мысли Бамблби перед дезактивацией — встретит ли он когда-нибудь искру Оптимуса в послеискрии. Или же Прайм, настоящий Прайм — все еще борется со своим грязным подобием внутри своего корпуса. Но Би знал точно — на настоящий момент Оптимус мертв, и если Немезис все-таки победит… а тут желтый мех дать ответа не смог. Что же будет тогда? Отправится ли лидер автоботов в последний путь, чтобы воссоединиться с павшими собратьями или же ему предстоит до самой дезактивации проклятого лиловым корпуса смотреть на мир сквозь фиолетовую оптику, не в силах противостоять рушащему Землю — и не только землю — хаосу. Смотреть, как то, что он защищал, погибает. Как погибают миллиарды невинных людей, смотреть, как Создатели вновь обретают власть над родной планетой. И какого это, жить с ощущением, что тобой управляют и ты ничего не сможешь сделать? Би больше никогда не сможет дать ответ на этот вопрос. Оптимус — возможно, но когда? Рано или поздно все мы отправляемся в последний путь. И Бамблби был уверен, что будет готов, когда вновь сможет увидеть искру Прайма — настоящего Прайма — и узнать... Узнать, уцелел ли кто-нибудь, и как больно видеть, как все, что тебе дорого, умирает. По крайней мере, Би был уверен, что это куда больнее, чем вспышка, ослепляющая гаснущие окуляры и звон соприкосновения нагрудника и меча, протыкающего бронепластины одним движением, разрывая камеру искры напополам. В конце своего пути Би узнает, что погибнуть от руки командира было не так страшно, как он думал. Гораздо страшнее было осознавать, скольких он там оставил: Кейда, Изабеллу, команду. Что ждет их? Если бы не отказавший корпус, он делал бы все возможное, лишь бы одолеть Немезиса. Уж лучше бы он погиб в бою, но не совершенно беспомощно валяясь, отдался на попечение судьбы. В конце своего пути Би уверен, что когда он встретит Оптимуса в послеискрии и узнает, что все хорошо, то укоры совести перестанут ему досаждать. Ведь даже на том свете искра мучается за все телесное. Ну, а если нужных слов он услышать не сможет, то… он будет рад тому, что хотя бы Прайм здесь. А это будет значить то, что… ответ на свой главный вопрос он все же получит. И он будет ждать его. И медленно убивать себя за то, что его корпус не смог выстоять. Все равно здесь все длится вечно. Теперь, когда все материальное — далеко не духовное, и когда время до поры до времени почти что останавливается.