Простота и изящество: обратная сторона

      Ручка магазинного тяжелого пакета неприятно режет ладонь. Тяжести я ношу редко. Настолько редко, что не помню, когда в последний раз поднимала что-то тяжелее своей сумки. А уж полный пакет продуктов — вообще редкость. Даже когда Ульяна приезжает, я прошу закупиться Земфиру, либо заказываю еду на дом. Готовить не люблю, да и не особо умею. Раньше, когда дочь была еще совсем маленькая, приходилось выполнять роль хорошей мамы и хозяйки, но теперь, когда Уля учится в другом городе и дома бывает только на праздники, необходимости в готовке не вижу.       Хотя, надо признать, иногда на меня что-то такое накатывает. Это как вдохновение на новый сценарий, только желание побаловать себя своей же стряпней. Не могу сказать, что всегда выходит очень вкусно. Из-за нехватки опыта, блюдо часто пригорает или получается пересоленным. Однако свою верную подругу (так я ее называю на публике) и соратницу заставляю все съесть, аргументируя это тем, что я простояла у плиты не один час, а это для меня сравнимо с подвигом.       Странно, но именно сегодня на меня накатило чувство порадовать наши желудки чем-то домашним, а не ресторанным. К тому же, я знаю, что Земфира сейчас вся в работе, так что ужин, я думаю, ее приятно удивит и хоть немного отвлечет от каждодневных проблем. Только вот донести бы этот чертов пакет до квартиры, а то скоро сценарии я буду кому-то диктовать, чтоб писали, так как сама останусь без рук.       Позвонив Зе и наспех предупредив, что намечается на вечер, откладываю телефон и начинаю готовку, нехорошо все-таки ее слишком отвлекать от дела. Да и самой отвлекаться не стоит, а то не успею к ее приходу.       Накрыв на стол, достав свечи и разлив вино, сажусь на стул с приятной обшивкой и принимаюсь ждать. Знаю, что она вот-вот должна появиться, а тут я вся такая красивая, в новом обтягивающем платье, под которым тоже, кстати, новое черное белье. Зе точно понравится, она просто с ума сходит от черного кружевного на моей бледной коже. Это почти как красная тряпка для быка. Тормоза спускает, мозг отключает.       Проходит час. Земфиры нет. Пошел второй. Ни намека на появление. Пустой желудок дает о себе знать, а я все чаще посматриваю взглядом на давно остывшее мясо с овощами. К черту. Сама виновата, нечего опаздывать. Я из-за нее и ее безответственности голодная сидеть не собираюсь. Будет потом одна ужинать.       Пробую на удивление вкусно приготовленное мясо, съедаю несколько кусочков овощей, но еда будто отвергается организмом. Это не волнение, нет. Я уверена, что с этой нахалкой все в порядке. Это злость. Обычная и с каждой секундой увеличивающаяся. Не хочу даже думать, что она зависает в своей студии. Когда я готовилась к вечеру, накрыла на стол и ждала ее на кухне, как балбеска, эта наглая особа совершенно обо мне забыла. Свинья какая-то.       Психую и иду собирать свои вещи. Не хочу тут оставаться. Наверняка Земфира приедет позже, увидит, как я старалась, начнет извиняться, а я не смогу долго продержаться. Ну как люди умеют обижаться на любимых так долго? Я, видимо, слабый и безвольный человек в этом плане. Могу повредничать для вида, но обижаться долго — никогда.       Захожу в спальню, накидываю на плечи кофту, которую сняла и повесила на стул, когда пришла, беру в руки сумку и зависаю. Не знаю, что вдруг пришло мне в голову, но я решила, что просто так уехать будет слишком просто и глупо. Надо хоть как-то показать, что я чертовски обижена и недовольна. А Земфира чертовски виновата и свинья.       Расстилаю постель, комкаю простыню, создавая эффект бурной ночи. Вспоминаю, что после этого Зе постоянно дымит и открывает окно. Распахиваю настежь створку и вдыхаю свежий воздух. Однако он совершенно не помогает успокоиться. Я все еще рассержена. И меня понесло. Настолько, что я и сама не хочу останавливаться. Чем больше я думаю о том, что меня продинамили, тем больше я злюсь и хочу что-то такое вытворить, чтоб та этот вечер точно запомнила. Вновь скидываю с себя кофту, задираю платье по пояс и, запустив под него руки, расстегиваю лифчик на спине. Довольно быстро освобождаю плечи от лямок, вытаскиваю часть комплекта снизу и бросаю на пол. Ничего страшного, мне не в первый раз уезжать из этой квартиры без белья. Но тогда хоть ощущения и воспоминания были поприятнее.       Взгляд вдруг падает на рабочий стол любимой. Куча бумаг, нотные тетради, исписанные листы, ручки, карандаш, переполненная пепельница. Это так на нее не похоже. Ужасный тошнотворный перфекционист, у которого рабочее место напоминает какой-то маленький бумажно-сигаретный ад. Но, ей так легче и лучше пишется, поэтому священный стол я никогда не трогаю, а уж тексты песен и музыку — тем более. Все перепутаешь, потом так прилетит, что последствия могут быть совершенно непредсказуемыми: простое сворачивание моих ушей в трубочку от ругательств и мата или уход Земфиры в некий творческий кризис, из которого она обычно выбирается не так быстро.       Вижу маленький блокнот в виде квадрата для заметок. Отрываю листок, пишу на нем первое пришедшее в голову и прицепляю его к подушке английской булавкой, найденной в подставке для ручек на рабочем столе. Вот так хорошо. Будет знать теперь, что упустила этим вечером. От простой фразы «Страстная ночь с любимой» аж мурашки побежали. Нельзя сейчас представлять, как все могло бы быть, а то точно ведь останусь, выслушаю извинения, а потом и правда буду наблюдать, как Зе курит после любовного процесса в окно. Все, надо ехать отсюда.       Забираю несчастную кофту, беру сумку и направляюсь к выходу. Прохожу мимо кухни и бросаю взгляд на горящие свечи. Надо бы потушить, а то мало ли что… Хотя она в подсвечниках, что будет-то? Ну, подумаешь, лишится Рамазанова кухонного стола. У нее еще один есть. Глядишь, хоть приберется на нем, чтоб кушать временами.       Останавливаюсь на середине кухни, вновь кладу сумку с кофтой на стул и возвращаюсь в спальню за еще одним листком. Пишу на нем незамысловатую фразу и, придя на почти неосвещенную кухню, ищу место, куда его повесить. Была б моя воля, прямо на харю бы ей это и налепила. Вот честное слово!       Ловлю себя на мысли, что это потрясающая идея! Вновь бегу в спальню, отыскиваю какой-то старый плакат Земфиры и притаскиваю его на кухню. Хорошо бы еще придумать, как этот самый плакат прицепить. Обои жалко — слишком дорогие, да и следы некрасивые останутся. Ну, я, конечно, обижена, но не так уж сильно, чтоб помимо сожженного стола еще и стены портить. Вздыхаю сама на себя, оставляю принесенный плакат на столе и вновь ухожу с кухни. С помощью стула достаю со шкафа пыльный мольберт, как хорошо, что я не дала его выкинуть в свое время. Кто ж только знал, что пригодится он в такой вот ситуации.        Ставлю эту бандуру у стола, прицепляю на него плакат, а после вешаю и записку. Невольно задерживаюсь взглядом на образе любимой женщины. Все-таки она потрясающая… Прерываю себя на разглядывании Земфиры, вновь насупливаюсь и, кинув на плакат еще один недовольный взгляд, разворачиваюсь, чтоб уйти. Только вот черта с два я так быстро теперь свалю из этой квартиры. Ренату понесло. Причем понесло знатно.       Прицепляю записку еще и в душе, осматриваю свое творение и, вроде как, остаюсь вполне довольной. Надо или сейчас же езжать отсюда, или меня уже не остановишь. Нет, я не буду клеить и вешать эти квадратики везде, но что-нибудь еще я обязательно сделаю. Потому что руки так и чешутся, а мозг все равно против воли думает, какую бы еще пакость оставить на «месте преступления».       Все-таки уезжаю. Не потушив свечи и не закрыв окно. Плевать. Пожар или ливень в квартиру. Надеюсь, она не задержится настолько, чтоб успело что-то произойти. Хотя, это же Земфира. Как уйдет в запись песни, так ни калачом, ни сексом не выманишь.       По приезде сразу ложусь спать. Поздно уже, да и устала за сегодня. Специально выключаю телефон, хоть и знаю, что Земфира прекрасно помнит о моей привычке не отвечать на звонки обиженной. Знаю, что вряд ли станет звонить. Процентов 80 могу поставить на то, что с утра приедет. Ну не оборзела же она настолько, чтоб даже после этого уезжать снова в студию, а не ко мне.       Все утро жду звонка, хоть знаю, что эта сонька продрыхнет до обеда. Как все бабы, жду, но когда телефон взрывается мелодией, гордо не беру трубку. Пусть знает, что я обиженная-разобиженная. А если еще и цветы купит, то точно в нее же этим веником и припущу. Самое нелепое и банальное извинение за свой косяк. Не понимаю, как после него женщины могут растаять и все простить. Им настолько редко дарят букеты? Это настолько редко происходит, что от вида срезанных цветочков так легко проходит обида и злость? Это же какой-то ужас, не находите?       Так, если был звонок, значит, скоро появится и сама. Дверь закрыть что ли… Хотя, зная Земфиру, она будет колотить в нее, пока я не открою. А нужно нам внимание соседей? Правильно. Нет. Поэтому дверь закрывать не вариант. Тогда надо сделать вид, что я жутко занята. Может быть тогда она из профессионального понимания не станет лезть. Только вот понять бы для себя: я хочу, чтоб она приставала и извинялась или хочу показаться очень обиженной стервой? И тот, и этот вариант очень мне импонирует.       Сажусь за ноутбук на кухне, сварив себе кофе, начинаю лазать по папкам и программам и сама не замечаю, как потихоньку втягиваюсь. Оказывается, у меня столько работы накопилось! Ну, не то, чтобы очень много, но я и подумать не могла, что она займет такую большую часть моего времени. Собираю волосы в пучок и, за неимением рядом какой-нибудь заколки, закрепляю их карандашом. Видели бы меня сейчас стилисты и модельеры. Икона стиля сидит в халате, без макияжа, поза не соответствует и не претендует на звание интеллигентной, вместо волос какое-то гнездо, еле держащееся на деревянном карандаше… Кошмар какой-то.       Слышу, как дверь тихо открывается и закрывается. Ничего себе я заработалась! Даже не заметила, как прошло время и Рамазанова успела приехать с другого конца Москвы. Надо сделать задумчивый вид и серьезное лицо. Главное — не поднимать глаз. Поднял — считай, что ты уже проиграл. — Привет, — слышу тихий голос с хрипотцой и только по ней понимаю, что Зе снова курила. Обнимает сзади, и по запаху я лишь подтверждаюсь в мыслях. Я далеко не монашка, сама тоже балуюсь, но почему-то именно сейчас я бы не хотела вдыхать этот запах с ее одежды и кожи. — Привет, — максимально спокойно отвечаю, будто мы не виделись минут пять. Старательно пытаюсь не отвлечься от работы, поэтому продолжаю стучать по клавиатуре пальцами. — Я соскучилась, — ощущаю дыхание в районе шеи и уха, покрываюсь от этого мурашками. Столько лет вместе, а я все еще так реагирую. Аж бесит. Когда это пройдет и как оно называется? Надо быстро придумать, что ответить. Нельзя создавать паузу. Тем более паузу для своего мозга, он же сейчас просто отключится, а потом хоть лапшу на уши вешай. — Уже? — говорю глупость, но хоть что-то, а не пустое молчание и тишина. Слегка поворачиваю к ней голову, надеясь увеличить расстояние ее губ от моей шеи. Должно помочь. — Мы ведь виделись сегодня утром. — Виделись? — Зе в ошеломлении приподнимает брови, явно меня не понимая, так как после пары секунд удивления брови уже слегка сдвигаются, и между ними появляется едва заметная морщинка. — Мы ужинали вчера, забыла? — мне не очень удобно так говорить, поэтому я плавно убираю ее руки со своей талии и поворачиваюсь к ней, но свою драгоценную пятую точку с табуретки не поднимаю. — Потом у нас была бурная ночь, уснули мы только под утро, а проснувшись, пошли в душ. Потом я уехала к себе.       Не могу упустить возможности хоть как-то ее задеть. Надо же показать, насколько я обижена, раз перешла к колкостям. И результат есть. Рамазанова тут же меняется во взгляде и уставляется на меня своими виноватыми глазенками. Однако щенячьими глазками меня не может «взять» даже Ульяна, на что рассчитывает подруга — непонятно. — Ну прости, я замоталась вчера. Песню записывали, а ты же знаешь, что если меня прет, то уже не остановить… И надо работать, пока прет. — Я рада за тебя, — ну, в принципе, ничего нового, этого я и ожидала. Снова любимая работа. Настолько любимая, что я иногда начинаю ревновать. Ревную к чему-то неодушевленному. Нормально вообще?       Мне, как и любой женщине, хочется внимания и уютных вечеров в обнимку. Я знаю, что она совершенно другая, не любит всех этих уси-пуси-от-нежности-задохнуся, поэтому и не требую от нее этого. Но вечер-то мне уделить можно? Разве это так много?       Разворачиваюсь обратно к ноутбуку и чувствую, как меня вновь обнимают. На талии размещаются уверенные руки Земфиры, обвивая меня кольцом, а шеи вдруг касаются теплые губы. Поцелуй. Еще один. Затем еще и еще. В атаку пошла, поняла, что словами ничего не добьется. Но в этот раз я решила быть упертой, не дамся и не поддамся. Влажный язык проводит линию по коже, а затем зубы слегка прикусывают мочку уха. Нельзя реагировать, поэтому начинаю вновь строчить и изменять какой-то сценарий, который по неизвестным причинам совершенно вылетел из головы.       Рамазанову это, конечно же, нисколько не устраивает, поэтому следом чувствую, как горячая ладонь, точно змейка, заползает мне под ворот халата и сжимает грудь. Голова, скорее рефлекторно или интуитивно, слегка склоняется к плечу, что позволяет Зе лучше исследовать губами мою шею. Чувствую, что начинаю реагировать, когда наглые пальцы зажимаю сосок, не успев сообразить, скидываю с себя ее руки и недовольно заявляю: — Зе, мне надо работать! Ты свое закончила? Теперь дай поработать мне! — Ну прости меня, я правда слишком увлеклась записью… Время не заметила… — и что она хочет этим добиться? Что я растаю и все сразу же прощу? А вот хрен ей. Конечно, время на нее я бы сейчас нашла, но мне надо показать, какой гордой я бываю. Даже с ней. — Я ведь тебя специально предупредила! Я позвонила и сказала, что буду ждать с ужином! Но ты плевать хотела, выбрала работу и группу своих мужиков, чем вечер со мной. — Ничего я не выбирала, — Земфира в ответ фыркает, а меня аж передергивает. Она еще и пререкаться вздумала?! Знает, что накосячила, так еще и недовольство моей обидой показывать будет?! Будто я на пустом месте тут стерву включила! — Все! Мне нужно работать! — решаю прекратить все это, иначе мы серьезно поссоримся. А если нет, то эта наглая особа за моей спиной все же затащит меня в постель. Я, вроде как, гордая, поэтому построить из себя — мой святой долг на данный момент.       И я не знаю, какое чудо произошло, но мы не поссорились вдрызг и не переспали. Земфира уехала сердитая и недовольная, зато внутри меня все ликовало. Я смогла устоять против извиняшек, милых глазок и даже попытки «изнасилования». Я невероятно довольна собой, несмотря на то, что любимый человек еле сдержался, чтоб что-нибудь не стукнуть в этой квартире. Ничего, ей на пользу.       Продолжаю мстить не один день. Делаю вид, что безумно занята даже вечерами. Приехать или позвать ее к себе не могу по той же причине. На самом же деле лежу перед телеком в халате, в домашних тапках и с бокалом белого вина. И если она там мучается, то мне наоборот хорошо при таком времяпрепровождении. Да, обманываю. Да, в каком-то смысле издеваюсь. Но совесть меня почему-то совсем не мучает, поэтому я продолжаю пролеживать любимый антикварный диван.       Надо признать, что однажды вся моя система наказания чуть не дала сбой. Я никак не ожидала, что моя ненормальная накинется на меня в своей студии. И ничего, что ребята были за стенкой? Видимо ничего, потому что всего через несколько секунд, я ощутила, как руки Зе властно сжали мои ягодицы, губы терзали мои губы и размазывали помаду по лицам обеих. Мозг отключился на тот момент, поэтому я не сообразила так быстро и оттолкнула Рамазанову только тогда, когда обе уже успели возбудиться. Ну не хватало еще прямо тут того…       С того дня я поняла, что в следующий раз уже не смогу держать оборону. Но ведь нельзя же мне показывать, что я все-таки сдалась, надо сделать так, будто я наконец смилостивилась и простила. Только как это сделать я еще не решила. Вчера отправила ей смс с намеком на ужин и его продолжение, но Земфира его, видимо, не поняла, так как вчера я снова уснула одна. Прямым текстом ей сказать что ли?..       Слышу звонок в дверь, прекрасно знаю, кто это, но открывать не тороплюсь. Я настолько вредная, что даже сейчас тяну время. У зеркала в прихожей останавливаюсь, поправляю волосы и слегка ослабляю пояс халата, чтоб вырез на груди стал больше. Точно не устоит. Даже если теперь она пошла на поводу упрямства и будет всячески меня игнорировать, я все равно ее соблазню.       Не успеваю никак среагировать и ничего сказать, так как сразу оказываюсь прижата к стене. Замечаю лишь лохматый облик любимой, прежде чем закрыть глаза и ответить на полный страсти поцелуй. Обожаю, когда она такая дикая!       До меня не сразу доходит, что дверь осталась открыта. Не отрываясь от Зе, толкаю дверь, чтоб не нарисовались какие-нибудь свидетели. Услышав хлопок и убедившись краем глаза, что теперь на нас не открывается шикарный вид из подъезда, следую за Рамазановой, которая, не прерывая поцелуя, утягивает в сторону спальни.       Ну и оделась же! Вроде, жара на улице, а Зе в куртке. Впрочем, это неважно, так как она сейчас все равно останется без нее. Следом летит ее футболка. Ну что за привычка не носить бюстгальтеры?! Понимаю, что ехать всего от дома до дома, но все же. Хотя, сейчас это только на руку. Чувствую, как уверенные ладони касаются моих плеч и спускают с них халат. Помогаю в этом нехитром деле, оставив ткань валяться где-то на полу по пути к заветной кровати.       Тихо шиплю и мысленно матерюсь, когда неожиданно сталкиваюсь с какой-то твердой поверхностью. По звукам падающих предметов понимаю, что это мой туалетный столик, у которого я обычно крашусь. Снова матерюсь. Вот не дай Бог хоть что-то испортится! Заставлю сначала все убирать, а потом покупать мне новые тени и румяна.       Теряю голову и совершенно забываю обо всех мыслях, что вертелись секунду назад в моей голове, когда Зе слегка прикусывает кожу на моей шее, а затем нежно целует это место и проводит по нему кончиком языка. Не понимаю, как оказываюсь сидящей на этом самом столике, да и не хочу сейчас об этом думать. И о беспрестанно падающих предметах тоже.       Не сдерживаю стона, когда губы касаются моей груди. После столь относительно долгого воздержания эта часть моего тела стала еще чувствительнее. Вдыхаю кислород большими порциями, слегка приоткрываю веки и наблюдаю за действиями любимой женщины. Земфира оставляет поцелуй на моем животе, аккуратно избавляет меня от оставшегося белья, а затем спускается ниже.       Запрокидываю голову и издаю новый стон наслаждения. Ладонь опускается на ее макушку и пальцы сами вплетаются в непослушные волосы. Сидеть на этом безобразии под названием стол мне совершенно неудобно, опираюсь спиной на зеркало, почувствовав лопатками его прохладу относительно моего разгоряченного тела.       Слегка оттягиваю волосы Зе, и она, видимо подумав, что это призыв, отрывается, поднимается, накрывает мои губы своими и входит в меня пальцами. Царапаю ее спину, сжимаю худые плечи, чувствуя, что вот-вот достигну пика.       Волна яркого оргазма наступает совсем скоро. Выгибаюсь и издаю последний стон, чувствуя, как конечности будто наливаются чем-то тяжелым. Но сейчас не время отдыха. Ловко расстегиваю пуговицу на джинсах Земфиры, слезаю со стола и спускаю штаны вниз вместе с трусиками. Вновь жарко целую. Наверное, это одно из самых диких и страстных занятий любовью, что у нас было. И мне это чертовски нравится!       Роняю Зе на постель, устраиваюсь сверху и сразу проникаю внутрь. Не хочу медлить, прелюдий было достаточно. Начинаю быстро двигаться, одновременно целую тонкую шею и хрупкие ключицы. Спускаюсь губами к груди, захватываю соски, играю с ними языком, не прекращая при этом движения руки. Мало соображаю, что говорю ей. Что-то пошлое, это точно. А связно или несвязно — неважно.       Не успеваю закрыть ее рот ладонью. Стон, вырвавшийся из ее уст, оказался слишком громким, но обеим через пару секунд становится просто все равно. Ложусь на худую возлюбленную и утыкаюсь носом куда-то в ее ухо. Пытаюсь восстановить дыхание, слыша стук собственного сердца и ощущая под собой такое же тяжелое дыхание.       Счастливо улыбаюсь и прикрываю глаза, когда обе руки Земфиры обвивают меня и словно прячут от всего остального мира. Обожаю чувствовать себя в ее объятиях. Я и так знаю, что я ей нужна, но в такие моменты, находясь в ее руках, понимаю, что я необходима. Понимаю, как она скучала и как сильно любит. — Это первый раз, когда ты не извозила все своей помадой, — слышу едва хрипловатый голос и вдруг начинаю смеяться с ее слов. А ведь и правда. Она права. — И первый раз, когда ты не закурила и не открыла окно, — поднимаю голову и сталкиваюсь взглядом с зелеными глазами любимой. — Ты своим наказанием в виде воздержания даже привычкам отучаешь, — слушаю ее смех и чувствую нежное прикосновение ее ладони к своей спине, мягко улыбаюсь этому моменту. — А будешь косячить — не такое устрою, — пытаюсь угрожать, пусть и в шутку, но сомневаюсь, что мне удалось создать нужное впечатление. Сейчас, конечно же, я совершенно на нее не злюсь, но кто знает, как я поведу себя в следующий раз, когда моя благоверная вновь соизволит что-нибудь вытворить. А ведь она вытворит, в этом я не сомневаюсь. — Буду косячить, потом примирение жарче, — слышу ее шепот мне на ухо и понимаю, что я абсолютна счастлива. Сейчас и в другие моменты рядом с ней.