Сингулярность

Если бы в моем городе жил вампир, его звали бы Саша. Александра. Светлый, смеющийся в лицо мира человек, бодрым шагом идущий по жизни. Трудящийся денно и нощно над зарисовками и набросками, можно сказать - прирожденный художник. Мы познакомились в студии, около двух лет назад. Тогда она вызвала у меня восхищение и некого рода зависть. Старше меня на два года, светловолосая, с жизнерадостными глазами и снисходительно-восхищенным оттенком голоса, она, нарочно или нет, покоряла всех, кто стоял у нее на пути. Это выглядело и впрямь удивительно со стороны - пара слов - и человек у ее ног. Но только вот ни человек этот, ни мы, не понимали, что преклонились перед манипулятором, опираясь коленями в коврик хорошо сыгранного дружелюбия. И этот ковер закатал в себя не одного хорошего человека. Саша поглощала информацию терабайтами из любых доступных источников, будь то книги или человеческий мозг. Когда хранилище опустевало, Александра искала и успешно находила новый, на уровень выше. Это могло происходить в течение года или больше, как это случилось со мной, а могло занять всего около получаса - в зависимости от сложности и объема жесткого диска. Капризная сущность, Сингулярность, требовала к себе все больше и больше внимания, вплоть до наглой навязчивости. С уровнем освоения новой среды Сингулярность осмелевала и требовала большего. Полной самоотдачи в диалогах, заставляющих твой мозг открывать все резервы и рассказывать то, чего ты рассказывать не собирался. Сейчас ей восемнадцать, и Сингулярность заметно прогрессирует. Она просматривается в радужной оболочке ее глаз, в нервных подергиваниях рук - она прорывается наружу, проедая себе дорогу к новым источникам информации. Разговор шел сигарета за сигаретой, до последней в пачке, до стеклянных краев пепельницы, до острых сколов моего сознания. В прошлый раз, под тенью нежно-кремового тента, мы просидели восемь часов. Тогда мне было что сказать, сказать то, что никак не могло мне навредить в руках другого человека. Было около половины шестого вечера, лучи закатного солнца трепетали на толстом керамическом чайнике и двух чашках. Саша сказала, что ее чашка для кофе, не для чая. И что ложки у нас разные. Разговор наш разделился на несколько извечных тем: сны, знакомый художник и ее умение функционировать в обществе ( в плане взаимоотношений с противоположным полом, по большей части). Последняя тема занимала больше всего времени, и то, что она говорила, повергло бы большинство из нас в глубокую зависть, но мне было скучно. Большую часть времени я молча смотрела или на Сашу, или на занесенную мелкими листьями брусчатку летней зоны кафе. Сигаретный дым становился яростней и настойчивее лез мне в глаза и ноздри. По-летнему прохладный ветер трепал вьющиеся цветы, образующие зеленую стену и отгораживая искусственный дворик от внешнего мира. Саша сказала что теперешнее поколение деградирует и никогда не восстановит свой потенциал. Холодало. Мы заказали Гавайскую пиццу, как и в прошлый раз. Саша практически никогда не ест, и постоянно, невзначай, об этом говорит. Еще она говорит об художнике, и это выматывает; сначала сильно цепляло, затем просто утомило. Ни один человек не подвергался еще такому подробному устному психоанализу с ее стороны, как он. Она увлекается Фрэйдом - это пока единственный человек в котором ее Сингулярность не видит дна. Около десяти минут назад мы допили горьковатый зеленый чай с жасмином. Остывшие чашки стояли на округлых керамических блюдцах, покрытых плотными салфетками и отражали матовое солнце. Пальцы не слушались, в голове клубком свернулась мутная тишина, словно ожидая понимания чего-то. Чего-то законспирированного и феноменального. Ветер крепчал. Саша говорила эмоциональнее с каждой минутой, с каждой минутой все яростней шумели листья на ветру. В ее экспрессивной жестикуляции был виден свет, исходящий словно из водянистых зеленых глаз. Ее ломал голод. Внешняя оболочка начинала трескаться, барьеры разрушаться, а искусно выстроенная манера общения расстворялась в одичалом сигаретном дыме. Моя собственная Сингулярность молча смотрела моими глазами на бушующую Александру, давая мне замечать мельчайшие подробности ее поведения: темп речи, подергивание пальцев, количество огарков в пепельнице. Мы были как две звезды: одна взрывалась во вне, другая во внутрь. Я молча смотрела на ее стеклянные глаза и не слушала о чем она говорит. В голове наконец-то сложились все фрагменты сингулярной головоломки. Почему она вдруг вспомнила обо мне после года молчания? Ей просто было скучно сидеть взаперти. Саша сказала, что если я буду продолжать молчать, она перестанет со мной общаться. Вечерний ветер стих.