Ничтожная и высокая плата за любовь

«Саиду Рашиду. Уважаемый сеньор Рашид, обращаюсь к Вам, как отец к отцу и бизнесмен к бизнесмену. Все, что я узнал за последнюю неделю, развеяло ту завесу дыма лжи и предательства, которая была между нами. Нас умело сталкивали лбами и это удавалось. А теперь у меня не осталось времени, чтобы исправить свои ошибки. Передаю Вам документы и надеюсь, что Вы, как человек, не опорочивший своей репутации ложью, сможете исполнить мою последнюю волю. Более мне положиться не на кого. Вполне вероятно, что за возможность очистить свою компанию от криминала, я уже заплатил сегодня жизнью сына. Вы знаете о моих старших сыновьях Дього и Лукасе. Одного я потерял, поверив женщине, а другого не поверив другой. Если бы я двадцать лет назад поверил Дьего, то он был бы жив. Если бы двадцать лет назад я поверил Жади Эль Адиб, то жизнь Лукаса сложилась бы иначе. Я же слепо поверил любимой женщине, оклеветавшей моего сына Дього, и не поверил, что какая-то мусульманка любит моего сына Лукаса, а не гонится за его состоянием. Жизнь все расставила по своим местам. Мы многое пережили. Я простил Иветти гибель Дьего, так как сам оттолкнул его. Я видел, как сеньора Жади защищает интересы своей семьи, ничего не понимая в бизнесе. Если бы она всегда была с Лукасом, то сегодня мой сын не был бы на гране жизни и смерти. Сеньора Жади потребовала письменных показаний Лукаса и Маизы против действительного врага, которого за завесой дыма борьбы с Вами я не разглядел. Они дали признательные показания и подписали договора продажи своих акций. Вот тогда я и узнал, что полиции давно известно о криминальных связях Филиппе Аугустино, но нет ни единого доказательства – погибает любой свидетель, давший показания против него. Вы прекрасно понимаете, что я испытал сегодня. Моя компания – дело всей моей жизни связана с криминалом и мой сын соучастник, пусть и безвольный. Честь компании или жизнь сына, что важнее? Но у меня есть еще два сына – они совсем маленькие. Кому я их доверю? И кому я доверю свое дело, которое мои сыновья должны унаследовать? Я решил, что младшие мои сыновья не могут быть обездолены из-за моей близорукости, как отца и бизнесмена. Я сделал тоже самое, что сделала сеньора Жади – поставил Филиппе Аугустино условие о немедленной продаже полного пакета акций мне, в обмен на то, что Лукас и Маиза признаются в личной неприязни к Жади Эль Адиб и организации аварии. Эти показания Лукаса и Маизы я ему предъявил. Договора подписаны были быстро. Деньги я перевел на его счет и он получил подтверждение от личного менеджера при мне. Не знал он только одного – того что Лукас Ферраз и Маиза Денверо двумя часами ранее выпущены под подписку о невыезде, а их показания против Филиппе Аугустино уже подшиты к делу. Я не видел ни Лукаса, ни Маизу – их сразу же от выхода встречали другие люди, доставившие обоих вертолетом в Аргентину с партией замороженного мяса. У них есть деньги и документы, которые они должны постараться изменить, иначе их найдут. В Бразилии они появиться больше не могут – это для них смертный приговор. Более их жизнь от меня не зависит. Поэтому теперь я обязан позаботиться только о своих младших сыновьях. Для Мел и Лео открыты солидные счета – эту информацию сообщит каждому сеньор Филдинг. К Вам же я обращаюсь с просьбой – найдите в себе силы переступить через многолетнюю неприязнь к фамилии Ферраз. Вы успешный бизнесмен, никогда не нарушавший договора. Прошу Вас подписать договор о продаже акций Вам и уговорить сеньору Жади и сеньору Ранию не противодействовать Вам. Позаботьтесь о моих младших Дього и Лукасе, чтобы судьба старших обошла их стороной. С надеждой на Ваше понимание, с уважением, Леонидас Ферраз.» *** Саид Рашид несколько раз перечитал письмо. Потом протянул его Хасану Эль Адилю. Тот в свою очередь Жади Эль Адиб. Долго молчали. Первой подала голос Жади: «Саид, а о них правда некому позаботиться… Лео вместе с Альбъери так и не объявлялся пока. Мел… та пусть хотя бы со своими проблемами справится – Шанди надо предупреждать срочно. Что ты решишь? Что ты будешь делать?» - говорила женщина очень осторожно и взгляд был полон беспокойства за здоровье будущего мужа, на плечи которого падала такая ответственность. Последняя воля умирающего… Не родственника, не единоверца… Человека, чью компанию Саид Рашид старался поглотить, уничтожить… Отца его личного врага… Человека, положившегося в свои последние часы, на честное имя Саида Рашида. «Я не представляю пока, как это выполнить. Склоняюсь перед его мужеством – за свое честное имя он боролся до конца. Но принять все на себя… Леонидас Ферраз не знал же, что Ваши договора были фальсификацией. Однако и это не самое главное - тут все сложнее. Понимаешь – этим письмом он не просто управление своей компанией мне доверил – он завещал мне своих детей! Я не знаю, как в таких случаях поступают. Если бы это касалось наших единоверцев, то все понятно. Сироты священны для Корана. Их принимает старший рода. А в этой ситуации я не вижу параллелей. Да и как воспитать христианина, если ты сам мусульманин?» - Саид замолчал в растерянности. Сид Хасан помалкивал – его сейчас больше беспокоили вопросы безопасности теперь уже двух особняков и двух компаний. Жади тоже прокручивала в голове именно эти сложные вопросы, пока не вспомнила: «Саид! Тебе надо с дядей Али советоваться – он не только с доктором Альбьери дружил, но и падре Маттиоли. Надо дядю Али вызывать в Рио. Они вдвоем смогут подсказать, как правильно действовать. Хотя и для них это будет явно непростая ситуация... Звони дяде Али, Саид.» ************************************************** Все это было давно. Прошло три года. Но каждый раз, когда Жади видела, как Саид возится с мальчишками на огромном ворсовом ковре из Рабата, характерных цветов синего, серого и красного разных оттенков, она думала об одном и том же. Жизнь семьи похожа на тот самый ковер, который является неотъемлемой частью восточного интерьера, предметом гордости хозяев и изделием, завершающим образ дома. Как на изготовление одного большого марокканского ковра уходит до нескольких лет монотонного труда, так и ковер жизни семьи ткется изо дня в день тысячами узелков. За минувшие века техника ручного изготовления ковров мало изменилась. Рисунки передаются из поколения в поколение, и ковроделы держат их в голове. Над большими коврами работают несколько человек, каждый занимается своим участком. Контролирует процесс изготовления мастер – устал. Устал знает схему и цвета всего рисунка и часто, обращаясь к работникам, каждому по-особому напевает названия цветов и количество узелков. Это ритмическое пение осваивают с раннего возраста. Говорят, что легендарные усталы могут по памяти воспроизвести 50-60 рисунков. В семье Жади и Саида два устала – сид Али Эль Адиб и падре Маттиоли. Без их помощи не соткать бы Саиду и Жади того ковра семьи, что они теперь имеют. *** А с ковра большой гостиной раздается «Якуб, держи его!», «Мунир, да хватай же!», «Нур, помоги!»… до тех пор, пока Саид не стряхнет мальчишек с себя и не придавит их разом к ковру... тогда вместе с пыхтением раздается «мы все равно почти победили!». Вместе с Жади за детьми и Саидом с улыбками наблюдают Рания и Иветти. Но особую радость мальчишкам доставляет коварно подкравшаяся к отцу Хадижа и опрокидывающая его на спину, что дает возможность сорванцам, подскочившим упругими мячиками, оседлать поверженного противника и вопить в три горла «сдавайся, дядя Саид!», «папа, мы тебя победили!». Общий хохот всех взрослых прерывает баталию. «Мунир, Давидито, Даниэлито, хватит борьбы на сегодня. Пойдите пожелайте спокойной ночи Далве. Мишель, проводишь их?» - отправляет Иветти всех мальчишек. Далва последнее время совсем плохо ходить стала, ей приходится укрывать натруженные долгой жизнью ноги теплым пледом, не взирая на время года. Однако она очень радуется прибегающим к ней ребятишкам, обнимает их и обстоятельно выспрашивает что они делали. Она давно уже не делает разницы между своими крестниками и сыном Саида. Правда первые полгода жизни в новом доме старая нянюшка и экономка Леонидаса Ферраз старалась украдкой проверить на месте ли крестики у Дьогинью и Лукасито. *** Три года назад Далва старалась спрятать слезы, когда появилась «эта марокканка» в ее палате: «Это из-за нее умер сеньор Леонидас, умер мой сыночек Лукасито, и Маиза пропала, и донна Иветти совсем поникла. Пусть донна Иветти и защищает эту женщину, но это из-за нее все напасти!» Жади знала об отношении Далвы к себе, но оставить крестную мать детей сеньора Леонидаса без помощи – это равносильно тому, как бросить старого больного родственника. Поэтому нужно договариваться… «Донна Далва, я знаю, что Вы всегда плохо ко мне относились и не прошу менять обо мне мнение. Вы нужны маленьким Дього и Лукасу. Да-да, донна Далва, теперь я знаю их полные имена и понимаю, что для Вас они Дьогинью и Лукасито. Я не виновна в несчастьях Лукаса – его на подлость подтолкнула Маиза, но и она была не самым главным врагом сеньора Леонидаса. Я Вам потом все-все постепенно расскажу. Сеньор Леонидас успел защитить права своих сыновей Даниэля Сантьяго и Давида Луки Ферраз. Успел – клянусь.» - после этих слов Жади пожилая женщина немного воспряла духом: «Но мальчикам еще расти и расти. Образование получать, чтобы быть достойными честного имени своего отца. А для этого с ними рядом должны быть все их близкие. Вы меня понимаете? Давайте договариваться – на месяц Вы переедете в пансионат, чтобы полностью восстановить здоровье. Мы с Иветти будем их привозить каждую неделю. А потом Вы будете жить вместе нами. Вы же их крестная.» Перебороть предвзятое отношение к такому «неправильному положению вещей» помогли Далве падре Маттиоли и сид Али Эль Адиб. Священнику католического храма донна Далва доверяла в силу вероисповедания, а дядя синьоры Жади привел совсем другие аргументы: «Донна Далва, Вы же знаете, что сеньор Леонидас, развивая свою компанию, стремился к заключению контрактов на Востоке. Саид Рашид, муж моей племянницы, был основным его восточным партнером. Когда Даниэль и Давид вырастут, они продолжат дело отца. Как Вы думаете, если мальчики, оставаясь добрыми католиками, будут полностью знать законы ислама, им поможет это в бизнесе или навредит? Они с раннего детства будут свободно разговаривать как на родном португальском, так и на арабском языках. Будут знать обычаи и способы ведения бизнеса на Западе и на Востоке. Вместе с ними будет учиться и сын Саида Рашида. Он будет мусульманином, прекрасно знающим заповеди христианства. И он тоже будет прекрасным бизнесменом.» Далва поверила, что все делается на пользу ее крестникам и с этого дня проблем в общении с хозяевами дома у нее не возникало. *** Вернувшиеся дети прижались к своим матерям, а Хадижа обняла маму – Саид продолжал лежать на ковре, обводя взглядом представшую взору картину. «Рания, поздно уже, сегодня останетесь у нас.» - Жади просто констатировала факт, на что Рания, живущая со своим сыном в прежнем особняке Саида, просто согласно кивнула, а мальчишки завопили «ура!», так как на сегодня намечалась еще одна баталия – «битва на подушках». Женщины с улыбками переглянулись – значит укладываться будут долго. «Ну, а нас с тобой ждут двести ступеней, Саид.» - Жади подошла к мужу и протянула руку: «Кто с нами?» «Мамочка, папочка, я пойду! Но я вас обгоню. Сегодня можно в океан?» - подскочила Хадижа и получив подтверждение побежала переодеваться для купания. «Мы тут с Ранией посидим-поболтаем, ладно? Вы как обычно? Вернетесь – будем пить чай» - Иветти и Рания уютно устроились в любимых мягких креслах с подносом фруктов на маленьком столике перед ними. *** Лестница шла уступами – десять ступеней, площадка, десять ступеней, площадка… – такое архитектурное решение позволяло огибать скалистые препятствия, идеально вписываясь в ландшафт. Но три года назад, не столько красота открывающихся видов прельстила Жади, при приобретении этого дома на деньги от продажи акций Саиду Рашиду, сколько эти двести ступеней. Дело в том, что врачи рекомендовали реабилитацию Саида проводить не на тренажерах, а в естественных условиях, на свежем воздухе. Была составлена программа – когда и сколько Саид должен пройти, на сколько ступеней спуститься, отдохнуть и подняться. Все это под постоянным надзором Жади с измерением давления, контролем пульса и дыхания. Первый раз все двести ступеней Саиду разрешено было пройти лишь через четыре месяца. Это была победа. *** Сейчас подходит к концу очередной день. Еще один узелок в плотном узоре ковра жизни семьи. Еще один спуск и еще одно восхождение. Хадижа давно убежала вниз – для женщин на личном пляже семьи Рашид была искусственно отгорожена валунами бухточка, где они были недоступны никакому нескромному взгляду, о чем Хасан Эль Адиль особо позаботился. Хадижа эту бухточку просто обожала. Саид очень любил такие моменты, которые принадлежали только ему и его жене. Семья большая, работы много и моментов уединения слишком мало. Сейчас же на закате они медленно спускались по широкой и длинной лестнице – те самые двести ступеней. Однако последний месяц спускаться и подниматься медленнее они стали не из-за проблем со здоровьем Саида. Теперь их спуск и восхождение тормозила Жади, но Саид только счастлив был любому ее неповоротливому движению. «Отдохни, хабибти. Давай присядем. Может не пойдем до конца?» - Саид усадил жену на удобную резную деревянную скамью, такие были на каждой второй площадке. Жади напомнила о необходимости регулярных нагрузок в полном объеме: «Я могу сходить один. Могу… но не хочу. Без тебя я не хочу. Я слишком долго был без тебя.» Саид присел перед женой и положил голову ей на колени, поцеловав живот любимой женщины: «Как себя вел мой джарван сегодня? У как пинается… Ты мой Дирбас!» Жади счастливо улыбаясь взъерошила волосы мужа: «Ты уже дал ему имя? Не торопишься?» «Знаешь, за прошедшие три года, мне столько пришлось изучить, чтобы правильно воспитывать мальчишек, что я волей-неволей был вынужден интересоваться всеми христианскими обычаями, изучать Библию, интересоваться жизнью христианских святых. Я же должен на любой вопрос дать объяснение и с точки зрения нашей религии и с точки зрения христианства. Находить объяснения, но не противопоставлять религии друг другу. Тогда я смогу воспитать каждого из них правильно.» - Саид сел рядом с Жади, помолчал, но потом все же продолжил, ласково обняв жену и поцеловав в висок: «Так вот самым поразительным для меня оказался тот факт, что я, двадцать лет ненавидевший имя Лукас, назвал своего сына - первенца – точно также. Поэтому я не поторопился. У тебя родится Дирбас. Он будет самым сильным из наших мальчишек. Он младший, но он лев.» Наслаждаясь покоем, ощущая надежную защиту, Жади зачарованно слушала мужа и перебирала имена детей, которых все взрослые называли «наши мальчишки»: Даниэль Сантьяго: Португальское Даниэль, древне-греческое Даниил, арабское Данияль – пророк. Испанское Сантьяго – буквально Святой Иаков, португальское Дього (средневековая краткая форма), арабское Якуб – пророк. Давид Лука: Португальское Давид – древне-еврейское Давид – «любимый», арабское Давуд – пророк. Греческое Лука – «свет», арабское Нур. Португальское Лукас, древне-греческое Лукас - «светлый, светящийся». Арабское Мунир – освещающий, распространяющий свет. «Это действительно поразительно, но это факт.» - подумала Жади, а вслух произнесла: «Это ты вместе с мальчишками разбирался с именами? Поэтому они и разграничили – кто из них Мунир, а кто Нур? То-то я смотрю – мальчишек трое, а имен с дюжину…» «Самое главное, чтобы они выросли достойными значений своих имен и тем более имен пророков.» - серьезно глядя в глаза любимой произнес Саид. «Аль-Ха́мду ли-Лля́х! Так и будет.» - отозвалась Жади. Размышляя о будущем детей, Жади подумала о том, что и эта любимая лестница, как жизнь: каждая ступенька — это достойный поступок, позволяющий подняться к возвышенному состоянию гармонии, счастья и любви. Вот и думай - высока или ничтожна плата за любовь. Плата за любовь - жизнь.