Когда-нибудь и ты протянешь ко мне руки

      Если у Чуи и были проблемы, то Акутагава в них не вмешивался.       У него не было причин интересоваться жизнью Чуи, как и, замечая тоску или неприкрытую злобу на лице, подходить и дружески хлопать по плечу. Накахара для него такой же сослуживец из Мафии, как и остальные, его ничто не отодвигало на задний план, но и не выделяло из всех. Хотя, скорее, дело было в безразличии Рюноске ко всему, что не касалось объекта его страстного поклонения. Хотя этот парень, владеющий гравитацией, был намного интереснее и доступнее, но "синицу в руке" ценить никто не привык.       Вот так и ходили они мимо друг друга, но дальше разговоров о работе дело не заходило. Да и как с Рюноске строить отношения, когда он даже на простое "Привет" реагирует холодным молчанием и откликается только, если начать предъявлять претензии к его игнорированию, хотя и это не гарантирует, что после у вас завяжется разговор.       Тем не менее, это не помогало полностью изолировать себя от Накахары. Он привык к холодности Акутагавы, принимал это, как должное, и был единственным, кому стычка с этим сгустком негатива не портила настроение на весь день. Чуя не пытался сблизиться, а уж тем более подружиться с Рюноске, просто не хотел, чтобы тот злился на него так же, как на весь мир. Он незаметно подмечал привычки и прочие полезные мелочи, которые могли бы расположить этого одиночку к себе. И просто ради интереса иногда предлагал ему кофе или чай(всегда его любимый), иногда подшучивал, что Акутагава слишком заметно шарахается от собак. Парень только настораживался и не мог никак понять, откуда известно столько информации о нём.       Как-то раз Акутагава, находясь рядом с Чуей, сам невольно стал наблюдать за ним и увидел... что тот тоже нередко бросает на него взгляд. Впервые Акутагава сконфузился и отступил. Он зашёл за угол и понял, что столкнулся с каким-то новым непривычным чувством.       Чувством, будто у него резко поднялась температура, будто лампочка над головой нагрела ему голову, будто его лицо горит от... смущения? Он почувствовал себя побеждённым и оскорблённым, не мог простить такого триумфа над собой, не мог остаться равнодушным. Тогда он и начал свою "слежку". И пусть у неё не было определённой цели, но, кто знает, вдруг пригодится.       Акутагава наблюдал. Теперь и он был в курсе предпочтений и привычек своего созерцателя, и, если бы не нежелание идти на контакт, он бы так же блеснул новыми знаниями. Но иногда он попадался, и их взгляды пересекались, порой и по нескольку раз кряду, тогда они оба пасовали и пытались скрыть — кто улыбку, а кто злость и лёгкий румянец. Но со временем хозяин Расёмона стал замечать изменения в поведении своего объекта "слежки". Тот стал больше курить, старался уединиться в своём кабинете и реже попадался в коридоре или у кофеварки, а потом и вовсе стал брать работу на дом. Хмурое выражение лица стало повседневным, а редкая улыбка была слишком натянутой. Но что стало причиной таких резких перемен — неизвестно. Впрочем, Акутагава и не старался выяснить. Он не собирался лезть с вопросами в жизнь Чуи, и не только потому, что ему было всё равно, скорее он просто не понимал что такое поддержка, поэтому и вёл себя равнодушно. Хотя почему-то ему не нравилось видеть Чую таким отрешённым и скрывающимся, такое поведение больше подходит ему, одинокому и ненавидящему всех, а Чуя же более... полон живыми эмоциями и чувствами, видеть его хмурой тучей непривычно.       Акутагава так и не узнал, что тогда произошло с Чуей. Чёрная полоса в его жизни как внезапно появилась, так же и сошла на нет, и всё вернулось на круги своя. Рюноске не чувствовал угрызений совести, что всё прошло мимо него без его вмешательства, он даже не осознавал, что мог чем-то помочь. Тем временем Чуя так же курил и пил больше обычного, но делал это с другим настроем, и со стороны казалось, будто он просто радуется жизни, а не топит в токсинах и алкоголе никуда не ушедшую тоску. Он и правда старался от чего-то отвлечься. И пару раз даже допустил непозволительные осечки. Однажды он, поймав на себе взгляд Акутагавы, обернулся и стал вглядываться в его серые глаза и даже улыбнулся при этом. Сбитый с толку парень потом целый день его сторонился, не понимая значения этого жеста. В следующий раз Чуя задел Акутагаву плечом, но это было слишком нежное прикосновение и явно не случайное, но ответом на вопросительный взгляд была только странная улыбка. Рюноске стал сторониться сослуживца, ведь такие сложные шифры он был не в силах разгадать. Но, скорее, он просто не мог себе признать, что его подобные действия и намёки на флирт смущали. Вскоре, правда, ему стало не до гляделок. У него появилась проблема в виде новоиспеченного детективчика, который раз за разом перебегал ему дорогу и затаптывал в грязь его гордость и, в прямом смысле, его самого. Это угнетало. Теперь уже пришло время Рюноске погрузиться в свои мысли, кипящую ненависть и попытки забиться в угол во избежание лишних встреч. И без того хмурое выражение лица стало ещё мрачнее; теперь он точно мог быть уверен, что никто не сунется к нему, абсолютно никто. И ошибся.       Рюноске сидел на заднем дворе, куда обычно мафиози выходили пропустить сигаретку-другую. Казалось, даже сейчас здесь витает дымок и распространяет терпкий, бьющий в нос запах. Сам парень не курил и находиться здесь не особо любил, но сидеть в здании ему надоело, а выйти погулять он не мог, т.к. ему обещали вот-вот выдать задание. Вот и приходилось сидеть здесь от скуки.       Слышатся шаги и скрип двери. Но это не по поводу миссии — перед ним стоит Чуя. Только тут Акутагава понимает, что из-за своих "переживаний" совсем не замечал этого парня, и пусть они фактически виделись каждый день, ему казалось, что прошло несколько недель долгого расставания. Странная ассоциация, ведь Акутагаве всегда было наплевать кого и сколько он не видел, а сейчас он впервые обратил внимание на подобную мелочь. Впрочем, он действительно стал замечать больше мелочей, неизбежно связанных с его некогда жертвой наблюдений. Накахара садится рядом, молчит минуту, постукивает пальцами по ступеньке, на которой они сейчас сидели, будто волнуется и готовится к важному разговору, а затем поворачивается и выпаливает:       — Акутагава, у тебя ведь что-то случилось?       Вот теперь Рюноске точно обескуражен такой внезапностью. Нанеси ему сейчас атаку, он и то был бы больше к ней готов, чем к подобному вопросу. Кажется, Чуя и сам понял, что стоило как-то настроить собеседника на подобный разговор, но уже не мог исправить своей оплошности. Он попробовал как-то расшевелить Рюноске.       — Просто по тебе видно, что что-то не так. И мне не следовало бы лезть, но... я сам не так давно тоже пережил не самое приятное и... теперь не могу равнодушно относиться к твоим проблемам.       Это было слишком неожиданным признанием. Оно не только задело своей искренностью, но и неприятно укололо напоминанием, что, когда помощь нужна была Чуе, Рюноске не помог.       — Мне не нужна помощь.       — Я тоже так думал, но... если бы тогда хоть кто-то меня поддержал, то мне было бы намного легче.       Что-то снова защемило внутри. Рюноске всеми силами убеждал себя, что тогда ему не было дела, что он не обязан интересоваться каждым, кто был не в духе. Но почему же тогда к нему, такому бессердечному, сейчас пришли на помощь? Он же не заслуживает этого.       — Зачем?.. - Акутагава поворачивается к собеседнику. И пусть при взгляде в эти голубые глаза он снова испытывает смущение, но теперь он не собирается прятаться и отступать.       — А разве это плохо — поддерживать других? Тем более тех, кто одинок.       Чуя протянул руки к Акутагаве, положил их к нему на плечи и притянул к себе. Тот сначала напрягся, но, почувствовав настойчивость в движениях парня, поддался и приблизился к нему. Затем положил голову к нему на плечо и подвинулся ближе, чтобы было удобно сидеть, а так же, чтобы его было удобнее обнимать. Сам же он в ответ обнять не решался — не привык.        И пусть Рюноске не понимал, зачем нужно это объятие, но не вырывался, а давал прижимать себя безо всяких возражений. В конце концов, в этих прикосновениях было что-то приятное и успокаивающее. Ему это понравилось, но признать это вслух он так и не решился. Всё равно Чуя об этом ещё узнает, когда в следующий раз настанет уже очередь Акутагавы поддерживать его в трудную минуту.