Охранное агенство мистера До

Лухань при всей своей мужественности обладал очаровательным личиком и мягкими волосами – это не делало его похожим на девушку, тем не менее, – состоял в университетской сборной по футболу, имел два собственных конкурирующих фанклуба, с радостью помогал младшим и был первой любовью До Кенсу. Нет ничего удивительного в том, что он привлекал как девушек, так и парней. Кенсу не знает, спас ли он в прошлой жизни несколько тысяч монашек (видимо все-таки да), раз из всех окружающих его людей – нормальных людей, красивых, общительных и в принципе вообще полных противоположностей самому Кенсу, – стать другом – лучшим другом Луханя (лучшим!) посчастливилось именно ему. Цзытао все ещё обиженно корчил лицо при встрече (но если поворачивался Лухань, сразу мило улыбался и лепетал на китайском, разумеется, лицемерная тварь) и шептался с Сехуном – о Кенсу, он ведь не тупой, – и о том, какие же неудачники нынче стали борзые. Тем не менее, как бы там ни ныл Цзытао, гордое BFF носил не он. Вместе они смотрелись довольно комично – Лухань был высоким и подтянутым, а Кенсу... не высоким и не подтянутым. Лухань красил волосы в русый, Кенсу на своём гнезде оставлял сантиметр. Лухань был Луханем, Кенсу – тем-странным-чуваком-почему-Лухань-вообще-тусуется-с-ним. Хотя спросите Луханя – тому искренне нравилось тусоваться со странными чуваками, спасибо большое. Кенсу тоже считал, что его вкусы весьма специфичны. Прошло пять лет безответной любви, Лухань заканчивал последний курс университета, и Кенсу был счастлив. Не то, чтобы он тешил себя бесполезными надеждами (он ведь не тупой, помните?). Ему было достаточно того, что они обедали вместе – это стало традицией, которую не смог разрушить даже Цзытао, – ходили на выходных в кино или еще куда, и Лухань, самое главное, не был заинтересован в отношениях от слова совсем. Кенсу даже не может припомнить случай, когда бы Луханю вообще нравился хоть кто-нибудь… а он за этим внимательно наблюдает и держит оборону двадцать четыре на семь. Не подумайте, он не свихнулся (и не зазнался). Он все еще понимает, что для такого, как он, звание лучшего друга – потолок. Кенсу и так прыгнул выше головы, хотя по всем законам популярности должен был остаться внизу пищевой цепочки, и да, он до сих пор там. Просто Лухань… ох, Кенсу будет только рад, если Лухань найдет кого-то, кого полюбит сам и кто полюбит его в ответ – а Кенсу, как лучший друг, будет ходить к ним на праздники, играть с будущими детьми и трансформироваться в жилетку, если того потребует ситуация. Он очень практичный человек. Но отдавать Луханя первому встречному он тоже не был намерен (а первые встречные это весь универ и половина соседнего). Во всяком случае, не находился никто достойный – Цзытао пришлось отгонять несколько месяцев, но, давайте признаем, у того не было и шанса. И дело не только в том, что Лухань был сущим дурачком, когда доходило до всего, связанного с любовью и романтикой. Люди просто меркли рядом с Луханем. Это понимали все, но все равно отчаянно к нему тянулись. Однако серьезно претендовать на Луханя никто не осмеливался; понимали, что его уровень – Ким Тэхи, не меньше… Кенсу был спокоен. До вчерашнего дня. …Ладно. Возможно, он немного потерял бдительность. У Луханя был День Рождения, и он не спал ночами, направив все силы на приготовление подарка и организации семейной вечеринки (Цзытао никто не приглашал). Кенсу допускает, что, может быть, не стоило настолько абстрагироваться от реальности, но в последние месяцы все было замечательно, и Лухань светился как новогодняя елка, когда увидел сюрприз, и… Ладно. Окей, Кенсу оплошал. Обычно он ходит за Луханем, как привязанный, но в этот раз тот мог догадаться о намечающемся событии, и все было бы напрасно. Поэтому пришлось сократить время их ежедневного общения. Кенсу не думал, что все так обернется. Даже представить не мог! Черт, все шло так идеально, пока не… …появился Ким Чонин. Кенсу почуял неладное примерно через неделю после праздника – он был все еще немного возбужден и плохо соображал, и Лухань все эти дни ходил счастливый, и Кенсу просто засматривался на его улыбку, это очень сильно отвлекало, и… да, он конкретно так оплошал. – Кто это? – его голос звучит нервно, и он ненавидит это. Во всяком случае, он сумел не запнуться и даже не визгнуть в конце, хотя и приложив усилия. – О, – Лухань хватает его и усаживает рядом с собой. – Это Чонин. Он клевый чувак! Кенсу и сам прекрасно видит, что он клевый чувак. Настолько клевый, что дыхание перехватывает. Чонин ему ухмыляется, он красивый, у него за плечами гитара – о боже! гитара! – он красивый, Тэен, проходящая мимо, здоровается с ним, он красивый, на ногах дорогущие кеды последней модели, и он, черт возьми, красивый. Это было ужасно. Кенсу и представить не мог, насколько это было ужасно! – Привет, – Чонин протягивает ему руку. Кенсу понимает, что надо пожать ее, но тело отказывается двигаться. Это вам не Цзытао. Все очень, очень плохо, и… – Кенсу? Ты в порядке? Кенсу поворачивает голову; Лухань выглядит обеспокоенно, Чонин приподнимает бровь. Кенсу кажется, что он сейчас заплачет, потому что вторая рука Чонина покоится на плече Луханя, который отчего-то до сих пор не сбросил ее, и у него есть тысяча, миллион шансов быть с Луханем, а у Кенсу только Принц Тенниса на DVD и долг за газ в общаге. – Эм, эмм-м… Э-э, я сейчас вспомнил, мне надо идти, презентация, сам понимаешь, ха-ха, – он неловко смеется и поспешно встает, ударяясь коленкой о стол. Он никогда не чувствовал себя таким придурком. – Все нормально? – у Луханя забота в глазах, и впервые в жизни Кенсу хочет ответить что-нибудь грубое, типа оставь меня в покое, но это совсем уж жалко, поэтому он только кивает как болванчик и старается не смотреть на Чонина. – Э, да, созвонимся, эм… – он не хочет выставлять себя еще большим мудаком, поэтому все же обращается к Чонину. – Э, приятно познакомиться. И позорно сбегает. Ночь он тратит на то, чтобы, скрывшись под одеялом, вдоль и поперек изучить страничку Чонина в социальной сети. Кенсу листает фотки, где Чонин с родителями, с друзьями – такими же классными, как и он, и Лухань бы отлично вписался в эту компанию, – но не выдерживает и закрывает альбом. Он просматривает список его сообществ, находя официальную по Пороро, в которой состоит сам, слушает аудиозаписи и чувствует себя просто отвратительно, потому что ему нравится почти что каждая. В общих друзьях он видит Луханя, и это становится последней каплей. Хорошо. Он был глуп, если думал, что отпустить его будет легко. Лухань достоин лучшего, и Чонин мог бы быть лучшим, но… Кенсу знает таких парней. Встречал в школе, да и вообще. Своей улыбкой он может обмануть Луханя – Лухань сам по себе тот еще простофиля, – но не Кенсу. Он прекрасно понимает, что единственная цель Чонина – забраться к Луханю в штаны и кинуть, когда на горизонте появится объект поинтереснее, и не позволит этому произойти. Лухань просто не заслуживает подобного. Кенсу пытается выглядеть так, будто ничего не случилось, когда встречает Луханя на остановке. Он старается вести себя спокойно весь день, даже чувствуя на затылке обжигающий взгляд. Чонин присоединяется к ним за обедом. Он жалуется, что никак не может запомнить расположение кабинетов (как же ты тогда дошел до кафетерия?!), и Лухань – ох, это ангельское создание, доверчивое, очень доверчивое, – предлагает свою помощь. Кенсу вмешивается тогда, когда он еще не договорил, и это выглядит капец как тупо и навязчиво, отчего краснеют даже уши, но цель оправдывает средства. В перерывах они таскаются втроем по университетскому зданию (Кенсу пришлось бежать из соседнего корпуса), а после зависают в парке. Чонин и Лухань болтают без передышки, что неудивительно, и Лухань тоже пытается его разговорить, но Кенсу просто не может, потому что, идя сзади, видит, как замечательно они смотрятся рядом. В конечном итоге с приходом Чонина нарушается и их традиция. Теперь они обедают втроем, и Чонин, не видя в Кенсу соперника, отчаянно пытается влиться в их компанию. Он закидывает им обоим на плечи руки и тянет к автоматам, где, на правах младшего, выпрашивает у Луханя газировку; садится между ним и Луханем в зале кинотеатра; ноет о том, что не понимает математику, а ведь Лухань тоже просто дуб в ней, и это ведь Кенсу учится на техническом... Попытки подкатить к Луханю становятся все более открытыми. Однажды Лухань не приходит на встречу – обычно они даже не договариваются заранее, это ведь еще одна традиция, – и Кенсу немного нервничает. Он ждет его у супермаркета каждое воскресенье, и они закупаются на неделю вместе, шутя и веселясь, как и полагается друзьям, но однажды Лухань не приходит на встречу. Это было звоночком, и у Кенсу сжалось сердце и пересохли губы, и он, разумеется, поперся к Луханю домой. Что было правильным решением (или совсем, совсем неправильным, он пока не определился), потому что дверь Луханя – Кенсу даже проверил, не ошибся ли он домом, – открывает Чонин. Лухань никогда не приглашал к себе посторонних людей: он хоть и был общительным и популярным, но ценил свое личное пространство. Даже Кенсу за пять лет их дружбы бывал у Луханя ну от силы раза три. – М-м, – Чонин выглядит так, будто их прервали (хотя волосы у него в полном порядке и рубашка застегнута на все пуговицы), но в его глазах такое нежелание, чтобы Кенсу находился здесь, что это становится крайне очевидным. – Что ты здесь делаешь? Что делаешь здесь ТЫ, хочется сказать Кенсу, но он молчит. Он в последнее время – с появлением Чонина – молчит практически всегда. У него дрожат колени и ком в горле. Он опять сбегает. И чувствует себя просто ужасно. Наверное, он все-таки не воспринимал Чонина достаточно серьезно, они ведь тусовались вместе. Кенсу лежит с головой под одеялом, жалея себя, пропуская первую пару и к полудню решив поговорить с Чонином по-мужски. Лухань извиняется. Конечно, он извиняется. Говорит, что появилось срочное семейное дело, но Чонин вот вообще не похож на его миленькую сестричку. Кенсу выслушивает его и старается улыбнуться. Если утром он еще трусил, то теперь разговор должен был состояться точно. Кенсу вылавливает Чонина на большом перерыве. У него в ушах капельки наушников и все та же гитара за спиной, когда он пробирается сквозь толпу студентов, не замечая ничего вокруг. Кенсу чувствует себя чертовски глупо, следуя за Чонином и врезаясь тут и там. Все должно быть не так, вообще-то. В голове Кенсу это было более круче и… ну, круче. В конце концов догнать его выходит только за углом: – Эй! – он тянет Чонина за рукав футболки, пока не понимает, что это ну вот вообще не по-мужски. И сразу отдергивает руку. Чонин поворачивается, вынимает наушники и выглядит удивленным. – Нам надо поговорить. Только поднимаясь по лестнице на крышу – мужские разговоры только там и происходят, под палящим солнцем, среди грязных бычков сигарет, – Кенсу понимает, что это практически первый раз, когда он обратился к Чонину. Да даже не практически. Ох, почему-то это крайне, крайне неловко. Он тянет резину, как только может. Чонин возвышается над ним на добрых полторы головы (или ему кажется), и было бы гораздо лучше, будь Кенсу немного повыше. Он бы смог смотреть Чонину в глаза, или прижать стене, угрожая, или да… Эм. – Я все знаю. – Ты знаешь? – Чонин звучит недоверчиво. И испуганно. Почему-то. – Это очевидно, – кивает Кенсу. – Все твои намерения у тебя на лбу написаны. Чонин краснеет и трет свой лоб. Кенсу ожидал немного другого. Тот должен был усмехнуться и бросить мол и что? Чонин этого не делает, только продолжает тереть свой долбанный лоб. – Держись от нас подальше. Это первое и последнее предупреждение. Чонин, мать его, выглядит затравленно. У Кенсу даже сбивается мысль. Не может быть того, чтобы Чонин был настроен серьезно. Он не из таких. Чонин просто потеряет очередной объект для самоудовлетворения, и это, конечно же, бьет по собственному достоинству, и Чонин должен был, ну, разозлиться и ударить Кенсу, и тогда бы вышло чрезвычайно эпичное избиение, но Кенсу был готов к этому. А Чонин, этот Чонин, напоминает щенка. Но Кенсу все равно продолжает говорить. – Я серьезно. Это Лухань ни о чем не догадался, но я – не он, и ты… – Лухань? – Чонин, наконец, отдирает лапу от лица. Кенсу старается не смотреть на него, как на идиота. – Держи свои руки подальше от Луханя. Я понимаю, что это сложно, но, будь добр, даже не думай затащить его в постель. Я серьезно. Не знаю, что я сделаю, но ты пожалеешь. Чонин меняется в лице. Кенсу не знает, что не так он сказал. Видимо избиение все-таки случится. Чонин ухмыляется, как при первой встрече, как должен был сделать еще в начале разговора. Он выглядит настолько уверенным в себе, насколько Кенсу не видел никогда, приближается к нему медленно, отчего Кенсу приходится отступать назад, пока он не утыкается спиной в стену. Чонин смотрит ему в глаза и даже не думает останавливаться. – Вряд ли у меня это получится, – пожимает он плечами. Оу. Да. Это Кенсу не предвидел. Что произойдет после? Было бы просто идиотски неправдоподобно, если бы Чонин вежливо кивнул, назвал его хеном и сказал, что да, он удержит член в штанах. Неправдоподобно, но очень заманчиво. (Не то, чтобы Кенсу думал о том, что там в штанах у Чонина). – Я же, – продолжает Чонин. – Мне всего двадцать. И мне, кстати, действительно нравится Лухань, но… я не старик, Кенсу-хен. Есть вещи, которые просто невозможно пересилить. Ты должен понимать, – он все еще стоит близко, и Кенсу все еще ожидает чего-то... просто чего-то. – Это совершенно нормальное желание. Ведь так? Возможно, Чонин прав. – И-и что ты предлагаешь? – он ведет себя так, будто инициатором разборки был сам Чонин, и ему стыдно. – Варианта нет… но, – под этим взглядом Кенсу чувствует себя как корова на скотобойне. – Ты можешь побыть заменой. Эм. Эм. О. Кенсу краснеет с головы до пят. Он смотрит вниз, на свои потрепанные временем ботинки, и рядом с ними кросы Чонина выглядят просто идеальными. Красный свет, красный свет, это не входило ни в план B, ни в план C, а Кенсу накануне придумал немало планов, если что. Это вообще никуда не входило. Чонин, о боже, говорил серьезно. У него настолько сильное либидо, что подойдет любой? Он собирается (о боже!) использовать Кенсу, а потом, как ни в чем не бывало, присоединяться к Луханю в перерыве? Не пытаясь ни на что намекать и не распускать свои лапищи к его лучшему другу? Что ж, это выход. Если бы Кенсу не был чертовым девственником, конечно. Чонин смотрит на него внимательно и ждет ответа. Кенсу просто не может это сделать. – Хорошо, – в итоге выдавливает он. – Никаких рук на Лухане, хождений домой и, и… – в голове пусто. Он замолкает. – Я планировал поцеловать его после обеда, – делится Чонин. У Кенсу перехватывает дыхание. Если бы он не успел, то… – Обед кончается, – Чонин смотрит на часы. Потом на Кенсу. И снова на часы. – Оу, – доходит до него. Нет, он на это не подписывался. То есть, да, но не представлял, что это произойдет так быстро. На самом деле это все еще было лишь в его воображении. Не в реальности. Было бы ужасно, будь это в реальности, но нет, точнее да, это там и есть. Чонин резко наклоняется и целует его, сразу пихая язык в рот, и Кенсу даже не может вскрикнуть! Он жмурится, руки Чонина держат его за щеки, это, наверное, смотрится просто смешно, но Чонин целует его. Во рту мокро, он чувствует, как слюна бежит по подбородку, и не уверен, Чонина она или его собственная, и это должно быть омерзительно, но Чонин красивый. Чонин красивый, и обещал не приставать к Луханю, и это, на самом деле, причина, по которой Кенсу пытается отвечать. Чонин отрывается от него с ужасно смущающим хлюпающим звуком, у него растрепана челка, полуприкрыты глаза и румянец на щеках. У Кенсу не румянец, а румянище, даже на шее, и он, скорее всего, выглядит сейчас ужасно непривлекательно. Но Чонин, если это и так, ничего не говорит. Он вытирает рот рукавом рубашки, берет лежащий на полу портфель и направляется к выходу. Кенсу стоит истуканом. – Я… – не доходя, Чонин поворачивается. Он смотрит на стену слева от Кенсу, и дышит тяжело. – Я… не буду приставать к Луханю. Подходи завтра утром к подсобке, – и очень быстро уходит. Кенсу сползает по стене. Он не знает, хорошо все закончилось или не очень. На следующий день Кенсу чистит зубы дольше, чем пять минут. Откровенно говоря, в ванной он проводит около часа. Он тщательно рассматривает свою кожу с акне, пытается пригладить волосы, которые не приглаживаются, потому что их почти нет, и размышляет над тем, чтобы их отрастить. У Луханя очень красивая прическа. Кенсу не уверен, пойдет ли ему. Он пишет Луханю, чтобы утром тот не ждал его, и выходит из дома на десять минут позже. Весь путь Кенсу проводит языком по зубам, не выдерживает и покупает мятную жвачку. Подходя к подсобке, он съедает пол пачки. Чонин уже ждет там. Кенсу смотрит на часы – даже раньше, чем они договорились, – от этого очень странно мутит и кожа покрывается мурашками. Чонин замечает его, кивает и проходит внутрь. В подсобке темно, хоть глаз выколи, и у Кенсу по этому поводу двоякие чувства. Он не может видеть Чонина и смущается меньше (но все равно да), и Чонин не может видеть его, и, наверное, для этого он и позвал его сюда – чтобы без проблем представить Луханя. Что ж, довольно умно. – Эм, я начинаю, – зачем-то говорит Чонин (зачем вообще?). Кенсу готовится ощутить язык и слюни – по опыту своего первого и пока единственного поцелуя – но почему-то в этот раз Чонин делает все медленнее. Он берет его руки, ласкает пальцы, целует сначала в щеку, потом в подбородок, в нос (по мнению Кенсу это очень странно, но он бы сам не отказался чмокнуть Луханя в носик), и, наконец, находя губы. Кенсу даже показалось, что Чонин просто не смог попасть туда с первого раза. Он не знает, сколько проходит времени. Они целуются и целуются, и Лухань в безопасности, и все просто отлично. Или не совсем. Чонин отстраняется, когда у Кенсу звонит телефон – он подрывается сразу же, потому что это мелодия звонка Луханя. – Д-да? – его голос звучит хрипло после долгого молчания. Лухань в трубке говорит что-то о том, что не может найти ни Кенсу, ни Чонина, и спрашивает, куда же они подевались с первой пары. У Кенсу душа уходит в пятки. Мать твою. Они здесь полтора часа, если не больше. Чонин вздыхает, отстраняясь, и приваливается к двери, слушая разговор. – Нужно идти, – нервно говорит Кенсу, засовывая мобильник в задний карман джинсов. – Сейчас лекция, а потом обед, и Лухань волнуется и… Чонин снова целует его, и ох, это неплохо. Они выходят по отдельности – Кенсу ожидает около пяти минут после Чонина, но все равно натыкается на ошарашенный взгляд Минсока. Он пытается ему улыбнуться (получается не очень), кивает и бежит в кабинет. Это все странно. К концу недели Кенсу может назвать себя гуру в поцелуях – если бы он не целовался только с одним человеком. Чонин писал ему смс, кидая то крыша, то спортзал, то туалет на третьем, и Кенсу приходилось придумывать отмазки перед Луханем, чтобы как можно быстрее добраться до места назначения. Чонин накидывался на него как изголодавшийся волк. Он был крайне ненасытным. Наверное, Лухань бы не смог выдержать такой напор, и Кенсу чувствует облегчение, что уберег его от подобной участи. Начинает нервничать он, поймав себя на том, что слишком уж часто смотрит на экран смартфона. При совместном обеде Чонин под столом кладет руку ему на коленку. У Кенсу от этого жеста екает сердце и тяжелеет в штанах. Лухань напротив болтает о чем-то, Чонин поддерживает разговор, поглаживая Кенсу, и это так неправильно и так приятно, что Кенсу просто теряется. Они продолжают проводить время втроем, все еще выбираясь вместе на выходных, но в конце концов Лухань замечает. – Ты будто меня избегаешь, – говорит он в один день. Кенсу, пьющий содовую, давится. – Бред, – неискренне смеется он. Потому что это на самом деле бред. Он не избегает Луханя, просто так получается, и вообще, Лухань был бы благодарен, если бы знал. Серьезность паутины, в которую он влип, Кенсу понимает тогда, когда Чонин собирается вывести их отношения на следующий уровень. Нет никаких отношений, вообще-то, но… – В субботу моих родителей не будет дома, – шепчет Чонин ему на ухо, пока Лухань отошел за конспектами. У Кенсу сбивается дыхание. – Я скину тебе адрес. Одновременно хочется и отказаться, и запрыгнуть на Чонина прямо посреди коридора, что он, конечно, не делает. Чонин улыбается ему с намеком, и от этого бабочки в животе Кенсу, которые поселились там спустя всего ничего после их стрелки, устраивают настоящий бунт. Лухань возвращается и хохочет над чем-то, и Кенсу чувствует все то же самое – то же самое, что и чувствовал, собственно говоря, и ничего вот вообще не изменилось. Он переводит взгляд с Луханя на Чонина – те опять говорят о теме, в которой он, сто процентов, полный ноль, и его ощущения от их улыбок ну совершенно разные. Он начинает понимать это давно, но мозаика складывается только сейчас. Чонин опять привычным движением закидывает руку Луханю на плечо. Кенсу хочется ее скинуть. Он больше не знает, кого и зачем ревнует или защищает. Лухань имел два собственных конкурирующих фанклуба, с радостью помогал младшим и был первой любовью До Кенсу. Или не был. До субботы Кенсу ходит хмурый и задумчивый, это, однако, никто не замечает. Они целуются с Чонином как обычно, до пар и в перерывах, и с Луханем он на автомате говорит о недавно вышедшем фильме, с заминкой отказываясь от прогулки на выходных. Кенсу думает, что суббота станет переломным моментом, он отчаянно желает ее наступления и все так же отчаянно ее боится. Он решает поговорить с Чонином и расставить все на свои места. В последний раз, напоминает ему внутренний голос, все только сильнее запуталось. Поговорить с ним оказывается сложнее, чем Кенсу предполагал. После звонка дверь открывается моментально, Кенсу втягивают внутрь и целуют так, что у него звезды перед глазами. – Ч-чонин, – он задыхается и пытается оттолкнуть младшего. Безуспешно. Чонин будто с цепи сорвался, он слюнявит ему шею и руками забирается под свитер. – П-подожди, мне надо, ох, мне надо тебе с-сказать… – Разве это не может подождать? – мурлычет Чонин и тянет его в спальню. Разумеется, может. Нет, стоп, вообще-то нет. Если сейчас он даст слабину, если сейчас проколется, отказаться потом будет невозможно. Кенсу думал, что является сильной личностью, пока Чонин не поцеловал его где-то за ухом, и его просто уносит, и Чонин смеется. Он позволяет стянуть с себя штаны и стонет, когда ощущает горячую ладонь на члене. Он никогда не представлял такого с Луханем. Ему даже не хотелось, если честно. Но с Чонином это так естественно, и становится уже не важно, что ему нужно просто сбросить напряжение. Кенсу даже приятно удивлен его выдержке – прошло несколько недель с их знакомства. Чонин, видимо, на самом деле нежно относился к Луханю и… Он двигает рукой, и Кенсу одновременно и хорошо до слез в глазах, и одновременно грустно до них же. Это с ним Чонин, да, но с Чонином – его лучший друг. Чонин, черт его дери, дрочит Луханю, а не ему, и Кенсу становится себя настолько жалко, что он из последних сил отталкивает младшего. У него все еще стояк, и натягивать трусы в такой момент не очень приятно. – Ты чего? – Чонин не понимает, что случилось. Разумеется, он не понимает. – Хен? Кенсу уже застегивает ремень и надевает футболку – задом наперед, но неважно, – он прикусывает губу, чтобы не расплакаться как последняя девчонка, чтобы не выставить себя на посмешище (с чем он успешно справлялся уже давно). Он сглупил сам, еще тогда, на крыше, и это только его вина и ничья больше, и Лухань тут совсем ни при чем, и Чонин тем более… Чонин даже хороший, с гормонами, но хороший, и вообще… – Кенсу-хен! – бежит он за ним в наспех натянутом халате и без тапочек – уже май, но по ночам холодно, хоть убей. – Хен! Я сделал что-то не так? Кенсу чуть не смеется. – Я завязываю, Чонин, – он останавливается и поворачивается к нему, потому что именно так говорят нормальные люди, смотря в глаза, хоть это и сложно. – В смысле? – Я больше… больше не хочу. У Чонина то же самое лицо, которое было на крыше. Кенсу все еще не понимает его значения. Неожиданно Чонин сжимает кулаки и выглядит как обиженный ребенок – кем он и является. Его губы вытягиваются в полоску, а брови хмурятся. – Я пойду к Луханю. Кенсу был уверен, что именно это он и скажет. – Если ты сейчас не вернешься, пойду к хену, и мы будем целоваться. И не только. И… Теоретически это не должно было быть настолько больно, но Кенсу опять прокололся. Чонин правда хороший… не дорос только разве что. Он, кажется, на самом деле был влюблен в Луханя, учитывая то, как страстно он целовал его самого, и как дышал в шею, и как сжимал руки у него на бедрах… Он разворачивается и идет в сторону остановки. – Очень много целоваться! – кричит Чонин ему вслед. – С утра до ночи! Я даже… я даже не представляю, что потом! Наверное, так и должно было быть. Кенсу признает, он ошибся в Чонине тогда. Не стоило вообще вмешиваться, и все шло бы своим чередом, и не было бы сейчас так отвратительно паршиво, но… Вообще-то Кенсу даже рад, что попробовал… должно быть, будь у него шанс не тащить Чонина на крышу, зная последствия, он все равно бы это сделал. Голос Чонина затихает только тогда, когда двери ночного автобуса закрываются за спиной. Кенсу, как бы грустно ему ни было, на этот раз убиваться не собирается. Он замазывает круги под глазами маминым консилером, на автомате собирает вещи и ожидает увидеть воркующих Луханя и Чонина, потому что на месте Чонина он бы времени зря не терял – но он не на его месте, и теперь Кенсу понимает, что никогда и не был. Однако Лухань находится один. Он сидит на скамейке, листая ленту обновлений, и улыбается, когда Кенсу присаживается рядом. – Где Чонин? – спрашивает он и одновременно лайкает чей-то пост. – Вы обычно вместе. Ладно. Это все еще неприятно. – Да не так уж и обычно… – тянет он, – Не так уж и вместе… У Луханя вырывается смешок. – Да уж. Я, конечно, понимаю, что у вас сейчас конфетно-букетный период, и вообще, это твой первый бойфренд, но друзей забывать ты тоже не должен, я… – он еще что-то несет, но Кенсу застывает с недонесенной к рюкзаку рукой. –…и я честно понимаю, что вы встречаетесь уже третью неделю, но я не могу даже остаться с тобой наедине, и… – Это он тебе сказал? – поспешно спрашивает Кенсу. – Ну не ты же, – качает Лухань головой, – Ты у нас стеснительный малый… – Хен, – потерянно говорит Кенсу, – Это не… – Это очень смешно, – заверяет Лухань. – Я молчал, потому что Чонин сказал, что для тебя этот наш разговор будет неловким, и да… – он окидывает потеющего Кенсу взглядом. – Вижу, он был прав… тем не менее, я продержался три чертовых недели, на протяжении которых ты играл в шпиона, и я уже устал, и, черт, я скучаю! Удели мне хоть немного своего внимания. Кенсу пытается переварить услышанное, но Луханя так просто не остановишь. – Я с самого начала подумал, что это мило, когда Чонин подошел ко мне и попросился вас познакомить, но, Кенсу, это выходит за все границы, когда мы вообще собирались вдвоем в последний раз? – Кенсу смотрит на него ошарашенно, и Лухань понимает это по-своему. – То-то же. Не помнишь. Я… – П-погоди, – тяжело дыша, перебивает его Кенсу. – Когда, ты говоришь, Чонин к тебе подошел? – Я не говорил, – Лухань глядит недоверчиво. – За несколько дней до моего Дня Рождения, наверное… или около того, и… – Хен, – Кенсу подрывается с места. – Мне… мне надо бежать. Чонин, он просто идиот. Он, он… Кенсу видит его возле входа. Чонин осунувшийся, с растрепанными волосами и мазком зубной пасты на щеке. Его футболка мятая и, кажется, вчерашняя. Чонин выглядит невероятно красивым. Замечая Кенсу, он делает шаг назад, но остается на месте и смотрит сердито, из-под бровей, сжимая лямку рюкзака так, что белеют костяшки. Вокруг нет ни души, потому что Чонин, этот болван, опоздал, а Кенсу даже не собирался идти на семинар, и в коридоре они одни. Кенсу должен сказать что-то умное, взрослое – он ведь хен все-таки, но все летит коту под хвост. – Ты мне соврал, – припечатывает он. Чонин дергается, но натягивает на лицо маску безразличия и смотрит в нижний левый угол. Кенсу поворачивается – там мусорка. – Я не врал. – Ты… – Кенсу заводится непонятно от чего. – Ты сказал, что любишь Луханя и готов… – Я, – Чонин переводит на него злой взгляд. – Подобного… не говорил. Кенсу задыхается. – Н-на… на крыше! – Это ты сказал, – Чонин кивает в его сторону. Погодите, пожалуйста. – Я не врал, – повторяет Чонин, и Кенсу позволяет, потому что Чонин выглядит так, будто сейчас взорвется. – Мне правда нравится Лухань, и мне правда очень сложно сдерживаться рядом с человеком, которого я люблю, но… это не он. Кенсу снова ощущает влагу в глазах и ему хочется убить сначала Чонина, а потом себя. – Почему ты не..? Нет. Определенно нет. Перед глазами проносится тот самый день – лицо Чонина, их разговор, слова самого Кенсу о том, чтобы держался подальше. Это очень глупо. И смешно. И грустно одновременно. Кенсу дурак, он себя не оправдывает, но Чонин дурак не меньше. Кенсу делает шаг вперед – Чонин отступает назад. Как тогда, но они будто ролями поменялись. Кенсу как танк настигает младшего – тот глядит на него испуганно, и это очаровательно, и ему так сложно себя сдержать, что он просто заключает Чонина, раскинувшего руки, как беспомощная кукла, в объятия. Он держится около тридцати секунд, прежде чем, склонившись, уткнуться носом Кенсу в шею и всхлипнуть. Кенсу чувствует себя героем мыльной оперы. Ким Чонин этой зимой перевелся из Санмена, замечательно играл на гитаре, наравне с Луханем являлся недостижимой мечтой для простых смертных и был влюблен в До Кенсу еще с Рождества, несколько месяцев набираясь решимости, чтобы заговорить с его лучшим другом. Ким Чонин был очень, очень стеснительным мальчиком.