Человеческое

На улице мрачно и сыро. С крыши капает прямо за воротник, и девушка морщится, поправляя прядь тонких, но всё равно пышных волос. Они у неё по цвету напоминают пшеницу. Такие же золотые и блестящие, но почти потерявшие свой цвет из-за грязи и лёгкой седины. Она смотрит на солнце, не жмуря серых глаз, шагает быстрее, пытаясь укрыться от порывов стремительного, холодного ветра. В весенние часы он прошивает насквозь своими невидимыми руками, способными легко забраться даже под самую тёплую одежду. Что уж говорить про лёгкую накидку и тонкие штаны с дырами на коленях. Ей двадцать пять. Вроде бы, вся жизнь ещё впереди, но как-то не слишком верится. После всего... После всех этих бед... Какая жизнь? Где она? Утекает сквозь пальцы песком. Скоро кончится. Вместе с последними силами, и дрожью, и тяжёлым, болезненным дыханием. Она наступает на тонкий весенний лёд. И с головой – в депрессивное половодье. Все говорят ей, мол, выше нос! Пройдет! Девушка улыбается. Кажется, не проходит. И каждый день однообразен, словно бы это петля времени. Словно бы петля... Нет работы, и денег, и возможностей. Раньше ей казалось, что всё можно пережить, но теперь... Разбитое сердце, похороненный ребёнок, совсем младенец, нехватка средств для жизни, отсутствие крыши над головой, болезни, представительства. Она... Она каждый раз видит в кошмарах этот маленький, бездыханный свёрточек в руках. И хочется плакать, как в первый раз, держаться за него и не позволять врачам отобрать, разлучить, убить последнюю надежду. Видит в кошмарах. А потом просыпается в подворотне, среди тысячи мерзких запахов и таких же униженных, несчастных. Просыпается. Дрожит, скулит, царапает руками кирпичную стену, проклинает этот мир, саму жизнь. Но девушка не жалеет себя. Она просто ступает на весенний лёд. И надеется, что он достаточно тонкий, потому что она идёт вперёд, уверенно подняв голову. Всё проходит. Жизнь – тоже. В этом они правы.