***
Шёл второй час ночи. Из маленькой коробки телевизора, сопровождаемый парой гитар, барабанами, синтезатором и измученным плачем скрипки, приторно-сладко мяукал о любви какой-то молодой певец. Парень то томно прикрывал глаза, слегка касаясь губами микрофона, то рассыпался в лучезарной улыбке, демонстрируя верхний ряд белоснежных зубов и обворожительные ямочки на щеках. Его длинные иссиня-чёрные волосы спадали на плечи, тоненькими прядочками липли к миловидному лицу. Осыпанный мукой и хорошенько измазанный яйцами, я сидел за столом подперев рукой щёку и листал каналы без особого интереса, в то время как Алекс сгребал грязную, после блинов, посуду в мойку. — Мэл, переключи это дерьмо, я от него трезвею, — сказал он. Экран мелькнул, и слащавый мальчишка сменился рекламным роликом: — Новое пиво... Я снова переключил канал. — ...таблетки для потенции... И снова. —...презервативы с ароматом манго... Я выключил телевизор.***
У Алекса волосы цвета индиго и тёмно-карие, практически чёрные, глаза. Он бледен, на его плечах и лице – тёмные веснушки. В детстве Алекс был морковно-рыжим, но со временем его волосы потемнели, и стали иметь янтарный отлив. Позже он открыл для себя магию красок для волос, перепробовав на себе весь спектр цветов. Лицо у Алекса худое, с острыми скулами. Его глаза всегда кажутся уставшими, а взгляд – спокойным и тяжёлым. Такой взгляд пугал, заставлял чувствовать себя неуютно, особенно в те моменты, когда Алекс смотрел пристально. Руки Алекса жилистые, покрыты татуировками – путаницей из синих роз, черепов и ветвей терновника – они скрывают шрамы. Алекс говорил, что хотел бы умереть в 30 лет, а после быть кремированным и развеянным над Миссисипи. Про Миссисипи он конечно шутил, но в остальном был серьёзен. Дни рождения он не праздновал. — Эй, Алекс, а помнишь, как мы с тобой познакомились? — спросил я и тут же мысленно себе врезал. Такая себе история. — Угу, — кивнул он, — это было в седьмом классе, — Алекс сидел на полу, вполоборота ко мне и, приобняв старую гитару, перебирал струны. — На тот момент, — продолжал он, — я уже успел сменить четыре школы. Куда бы я не перевёлся, одноклассники боялись меня и постоянно избивали... Шрамы на его руках остались с того времени. Не сложно догадаться, что ребенок с необычным цветом волос и с пугающими черными глазами наводил на детишек ужас. Он был похож на героя страшной сказки – тихий, нелюдимый, словно на всех обиженный. Они видели в нем угрозу и конечно решили с ней бороться. По-своему. Я не был исключением: и меня пугали его рыжие волосы, тяжёлый, взрослый взгляд. Как и все, я не пытался ничего о нём узнать. Спрашивать у одноклассников было неудобно, а подойти и спросить напрямую – просто страшно. С ним никто не дружил. Никто с ним не общался. Однажды, после школы, ко мне подошли ребята из класса и позвали с собой. Сказали, будет весело. Мы налетели на него в безлюдном переулке, когда Алекс шёл домой. Повалили на землю, а после пинали, жгли волосы и резали кожу стеклом. Тогда, я не понимал, что творил. Действия на автомате: держать, бить, резать. Все мы боялись его по-своему, но не меньше мы боялись занять его место. А это было вполне вероятно. Алекс захлёбывался слезами, но молчал, не выдавая нас ни учителям, ни родителям. С каждым разом наши издевательства становились всё жёстче. Сейчас, из тех пятерых кто издевался над ним, в живых остался только я. Билла переехал грузовик - его мозги размазало по асфальту, точно масло – тонким, ровным слоем. Уолтер покончил с собой, спрыгнув с моста. От Макса осталась только голова. Её прислали его родителям под рождество, по почте. В голубой коробке, с бантиком. А Джека изнасиловали, а затем полоснули ножом по горлу. Его нашли в мусорном баке в крови и сперме. Именно Джек боялся Алекса больше нас всех, а мы боялись Джека даже больше, чем Алекса. Он буквально видел в нем угрозу. Если хорошенько подумать – то только он и видел. Мы все просто старались обходить его стороной, но Джек убедил всех в том, что Алекс враг народа. И с ним нужно бороться. Неважно как, но зло должно быть повержено. Не могу поверить, что я тогда повелся на этот бред, но факт – я принимал активное участие в каждой экзекуции. Джек пытался забить свой страх (буквально), а мы подражали ему, боясь однажды оказаться на месте Алекса.***
В тот день что-то изменилось. Впервые, у меня от страха сжалось сердце. Мне больше не хотелось бить, резать, или снимать его на камеру мобильника, с издёвкой говоря что-то вроде: "эй, красавчик, скажи что-нибудь". — Джек, хватит! Перестань! — кричал я, срывая голос. — Остановись! Алекс лежал, уткнувшись лицом в сырую, рыхлую землю и хрипел, словно дикий, загнанный зверь. Его джинсы были пропитаны кровью, а на пояснице алело ровно вырезанное: "faggot". — Хватит! — с надрывом умолял я, давясь воздухом. — Это слишком, — Уолтер держал меня, и я не мог вырваться. Джек разбил Алексу нос, вырвал серёжку из уха, разорвав мочку, и повредил глаз. Но Джеку было мало, ему хотелось ещё. Он продолжал пинать по рёбрам Алекса, наслаждаясь его хрипением — Вы перешли все границы! Лицо Джека было перекошено, он истерически смеялся, по его щекам текли слёзы. — Джек, пожалуйста! Джек осел на землю, всё ещё безумно смеясь, хватаясь руками, испачканными в крови Алекса, за своё лицо, оставляя на нём грязные следы. Макс и Билл подхватили его и уволкли прочь, Уолтер бросил меня и ушёл за ними. Алекс не двигался и, казалось, что больше не дышал. Я неуверенно подполз к нему и коснулся рукой костлявой спины. — Больно... — Алекс медленно повернул голову в мою сторону. — Кто? Я ничего не вижу, — его правый глаз, повреждённый Джеком, ослеп, а в левый попала земля, и он не мог его открыть. — Мэл, — я убрал руку с его спины, –—я хочу тебе помочь. Он беззвучно засмеялся. — Ага. Добей меня. Я накинул на него свою кофту. – Идиот.***
После того случая, я не видел Алекса около полугода. Когда он снова появился в классе, я его не узнал. Он немного ссутулился, глупо улыбался и осматривался по сторонам, словно оказался здесь впервые. Из всех присутствующих он узнал только меня. Как я мне сказали позже, Алекс проходил курс лечения в какой-то больнице «черт-знает-где», посещал психотерапевта и пил какие-то странные таблетки, которые вгоняли его в состояние благостного овоща. Этот самый психотерапевт, посоветовал ему чаще расслабляться. Например – заняться музыкой, чаще гулять на природе, и чтобы не мучали головные боли раскуривать в комнате благовония. Последнее, конечно, по моему мнению, мало способствовало борьбе с головной болью, но врачу виднее. Мы стали больше общаться. И тогда я вдруг понял, почему его боялся Джек. Было что-то странное у него во взгляде. Что-то неуловимо пугающее, что не позволяло спокойно смотреть на него. Подливала масло в огонь его новая странная манера речи – говорить о себе в третьем лице. Тогда впервые я подумал о том, что безумно его боюсь. И мне захотелось снова, как тогда, толкнуть его на землю и начать пинать, чтобы он не мог смотреть на меня, чтобы не улыбался, чтобы не говорил со мной. Многие годы спустя Алекс, казалось, наконец смог восстановить своё душевное равновесие. Он практически перестал говорить о себе в третьем лице, только иногда, когда пытался выразить свои чувства и эмоции. Так же Алекс избавился от ночных кошмаров и развившейся вследствие чего бессонницы, терзавшей его на протяжении нескольких, неверное самых странных, месяцев. На самом деле у него было тотальное расстройство сна: когда ему всё-таки удавалось уснуть, случались редкие эпизоды сомнамбулизма, в один из которых он ушёл из дома, а позже его нашли в парке, сидящим на земле у пруда. После второго эпизода, Алекс признался, что ему страшно и попросил меня пожить у него некоторое время.***
Мы не говорили с ним о прошлом, но видно чёрт меня дёрнул за язык заставить Алекса вспомнить. Он всё так же сидел на полу, обнимая гитару, и молчал. Его пальцы застыли на струнах - мелодия оборвалась. — Алекс? Алекс, прости, я совсем не хотел поднимать эту тему, —я подошёл к нему и, присев рядом, осторожно положил ладонь на его плечо. Его молчание походило на затишье перед бурей. Такое давящее, тревожное. Наконец, он тихо выдохнул – бури не будет. — Курить хочу, — сказал он, отложив гитару в сторону, и тут же продолжил, — глупо бегать от прошлого, каким бы оно не было. От него никогда не получиться убежать. Но знаешь, что ещё более глупо? Упорно притворяться, что его, прошлого, и вовсе не было. Я много думал об этом и пришёл к выводу, что мне нравится то, что происходит в моей жизни сейчас. Подумай только, если ничего не произошло, то я никогда бы не связал свою жизнь с музыкой, никогда бы не собрал свою группу, и... Он развернулся и обнял меня, положив голову мне на плечо. — Знаешь, не смотря на всё то дерьмо, Алекс действительно рад, что сейчас знаком с тобой. Пожалуй, ты – это то "хорошее", которое перекрывает всё "плохое". Такой милый и чертовски трогательный. Только благодаря твоей поддержке, Алекс не сдался и не покончил с собой, — он говорил тихо, практически шёпотом, хотя в квартире кроме нас двоих никого не было. — Алекс безумно любит Мэла, — он поднял голову с моего плеча и посмотрел мне в глаза. Никогда я не видел его столь нерешительным. Алекс как будто был напуган собственными словами и, наверное, думал, что зря сказал это всё. Теперь он ждал реакции от меня. Я прижал Алекса к себе и нежно поцеловал его в губы.***
Алекс умер в тридцать девять, на пике своей славы, не дожив недели до сорока лет. За свою не очень длинную жизнь он успел сделать много, но к сожалению, не всё, что хотел. После распада группы, успешно просуществовавшей шесть лет, он занялся сольным творчеством, выпустил три альбома и два раза скатался в мировое турне. По мимо всего прочего, он открыл собственную звукозаписывающую студию, разработал коллекцию одежды и организовал ежегодный фестиваль, деньги, вырученные с которого, отправлялись в различные благотворительные фонды. Алекса, конечно же, кремировали. Он был категорически против захоронения, объясняя это тем, что таким грешникам, как он, лучше всего гореть, нежели покоиться в земле. Тогда я особо не понимал к чему он клонил, но спустя год после его кончины, я нашёл письмо, адресованное мне.На конверте было коряво выведено: "Мэлвину. Вскрыть после моей смерти."
"Милый мой Мэл, —писал он, —вероятно, то, что я хочу рассказать, действительно шокирует тебя, но ты единственный, кто теперь может знать правду. Я всегда знал, что не достоин тебя. Мэл, я не хотел тебя потерять, и не хочу сейчас. С моей стороны было мерзко хранить эту тайну. Мне безмерно жаль, что ты дарил свою любовь такому как я.Мэлвин, вспоминай обо мне самыми последними словами потому, что я убил Макса, Билла и Джека."