Самурайский меч

      Подпольная жизнь — часть всей преступной организации в мире. Без неё многие группировки просто бы не выжили. Кто-то обосновался за городом, кто-то в центре у всех на виду (как говорится: положи на видное место — никто не найдёт), а остальные предпочитают делить территорию вместе с крысами. От этого не скрыться, если вступил на благородную тропу. Оно будет преследовать тебя вплоть до смерти, ведь бывших мафиози просто не бывает.       От старой классической мафии из старых японских фильмов не осталось ни следа. Новые организации — позор всей структуры, бельмо на глазу. Все они любили останавливаться в маленьком баре «士», выпивали вместе, танцевали, целовались. В каждую среду проходя мимо небольшого переулка можно было услышать пьяные перепалки, а после громкий и дикий смех, но сейчас было напряжённое молчание. Человек в строгом костюме, сигаретой между губ, сидел в центре бара, непрерывно что-то строча в телефоне, не обращая внимания на сменившуюся атмосферу из-за его прихода. Шавки, чувствуя породистого пса, затыкались, даже не смея слово вставить или показать своё недовольство, понимая, что главный здесь он.       Мужчина, убрав телефон, позвал официанта и попросил ещё одну порцию. В помещение ввалился вечно пьяный китаец Яозу, местный опущенец, которого не любили даже не-якудза. В помещении прошёлся обречённый гул, понимая, что зрелища уж точно не избежать, учитывая, что китаец ненавидел любой клан, связанный с Джоин-кай. Яозу без капли смущения показал на мужчину в костюме, громко хрюкнув и сплюнув на пол, за что чуть ли не получил от Мэй, прекрасная старушка, считающая каждого человека в этом заведении своим сыночком, учитывая, что женщина — жена оябуна какого-то клана. — Эй! — визгнуло это существо, привлекая внимание. — С каких пор собака Джоин-кай гуляет в питомнике? — А я уже успел забыть про тебя, — мужчина сдержано отвечает, позволяя тому сесть на соседний стул. — Как поживаешь? — Отлично! До того пока ты меня не выкинул, — запах перегара заставил Якудзу слегка отодвинуться назад. — И тут я узнаю! А знаешь, что я узнал? Что моё место сятей-гасира! — он повернулся, показывая всем видом, что возмущён до глубины души. — Занял какой-то сопляк.       По залу прошёлся смешок, и присутствующие стали с интересом наблюдать за восходящим конфликтом, хотя по виду мужчины и не скажешь, что тот зол. Мафиози ощущал лишь скуку, ожидая чего-то, за что можно убить. — Какой-то школяр! И знаешь? Я видел его. Симпатичный зайчонок, не находишь? Скажи честно! «Держи язык за зубами, но если тебе и пришлось соврать, постарайся меньше говорить». Восьмое правило, если я не ошибаюсь. Каков он? Хорошо отсасывает, да?       Тишина была нарушена икотой китайца и звоном колокольчика, оповещающего о приходе посетителя. Теперь всё внимание было обращено к зашедшему, которого даже ничего не смутило. Аято странно посмотрел на мужика, сидящего рядом с Якудзой, а после разыграл брезгливость на лице, чем разозлил Яозу. Не смотря даже в сторону опущенца, он сел рядом с мужчиной, который взял обе кисти, возвышая над столом, рассматривая свежую татуировку — гордость всего клана. Удовлетворённо хмыкнув, Якудза перевёл взгляд на китайца, а после спросил: — Второе правило? — Обидчик одного члена организации обижает всю организацию, а что? — парень пододвинул свою порцию и принялся есть, знатно проголодавшись, сидя несколько часов, пока ему делали инъекцию тушью. — Конец чешуи? — От локтя до кисти, — он странно посмотрел на него, не понимая, что происходит. — Символ чести? — Самурайский меч. — Он у тебя с собой? — Якудза повернулся к нему и в его руки дали ножны с катаной, которую он тут же обнажил.       Дальше произошло всё слишком быстро и резко. Пьяница Яозу не понял, как его руки были выдернуты вперёд, и миг — отрубленные конечности валяются на столе, пачкая кровью всё, что можно. Болевой вопль не смог отвлечь от вытекающей фонтаном крови из раны китайца, который корчился на полу, изредка предпринимая попытки встать, пока к нему не подбежали и не вывели в другую комнату. Глухой крик Яозу нарушал тишину, и никто не решался её нарушить, пока Аиши довольно спокойным голосом не сказал: — Моя еда испорчена.       Якудза звонко рассмеялся, параллельно пытаясь вытереть лезвие катаны тряпкой, слетевшей с китайца. Некоторые также рассмеялись из-за каламбура парня, который был явно рассержен из-за испорченной еды. Аято поднялся по его требованию, стараясь не наступить в лужу крови (не хватало ему ещё и туфли испортить), пробираясь к выходу. Якудза бросил Мэй, что закажет еду на дом, стараясь не улыбнуться пререканиям старушки о том, что если хотят разобраться — разбирайтесь на улице, а не в её заведении. — Запомни этот случай, ладно? — сказал тот, закуривая сигарету. — Ты не обязан терпеть оскорбления и не должен давать таким ублюдкам спуску. Отныне, — он указал на татуировки, — мы семья, а семья… — … это главное и её надо уважать. Да-да, я помню. Пошли, ты мне должен ужин.       Якудза усмехнулся. Он смог его перевоспитать.