Преданный пес Гарнизона

Широ протирает свой глок серым платком с вышитыми цветочками и бесится без повода. Рядом Лэнс дымит черничной сигаретой. — Очередной преданный пес Гарнизона? — говорит он, кивая в сторону Кита. — Нам не нужен был пес, — зло рявкает Широ, сминая в механической руке платочек. — Нам нужен был хороший боец. Кит попал к ним по рекомендации. Стоит сейчас поодаль, слизывает с разбитой губы кровь и обрабатывает свои порезы на лице. У него есть эта дурацкая кожаная красная куртка, о которой в детстве мечтал Такаши, потому что она напоминала одежду одного из героев крутого мультфильма. У него есть красная кожаная куртка и хорошая задница, и это все, что Широ мог бы сказать о Ките, если бы хотел. Лэнс сплевывает и продолжает: — Только вчера его представили, а сегодня уже в бой против озверевших проституток и голодных детей. Что ж, у нас тут по-прежнему никого не жалеют. Гарнизон дает им койку, хлеб, сигареты и лекарства, а взамен просит жизнь и убивать неверных. То есть, чумных, бешеных, сумасшедших и некрасивых, конечно. Так что жалость — это неправильное слово. Жалость — это вообще что. Кит усталый, побитый и счастливый, как черт — Широ это видит, и это тоже его злит. Это не те вещи, которые должны приносить радость. В смысле, ломать детям ребра, стрелять по невиновным и сворачивать шеи старушкам с желтыми, полными гноя глазами — это, вроде бы, совсем не прикольно. Даже сейчас, в эту ебанутую эпоху, которой историки еще не придумали названия. У них тут разлад и анархия, чтоб вы понимали. Священники сидят на развалинах своих убеждений и не устраивают вечерних проповедей, потому что: «Вы видели, что, блять, происходит? Иисус сказал, что умывает руки, теперь мы тут как-то без него». Дети стреляют собственных матерей, и цензура не успевает прикрывать это черным квадратом. И стендапы больше не проводятся. Ну все в таком духе. В их эпоху, в общем-то, много что не прикольно, но Кит довольно улыбается, потому что он преданный пес Гарнизона? Они отбиваются от безумных в очередной раз — Кит красиво протыкает чужие шеи своим клинком, а Широ получает по печени и попадает к Лэнсу в должники, потому что тот отстреливается несколько раз за «твою тупую бесполезную жизнь, мудак, смотри на дорогу, тут гора чокнутых мамаш, время убивать, просыпайся, Широ, никаких пяти минуточек». И он прав, конечно, пора включить мозги, но наблюдение за Китом на миссиях становится чем-то вроде привычки — просто чтобы убедиться, что Когане умеет немного больше, чем просто выпрашивать хорошие слова в рекомендацию. Такаши ломает чью-то шею и спешит продраться сквозь толпу к Киту, потому что кто-то проткнул ему ногу железным прутом и, ха-ха, кажется, у него есть проблема, кажется, его сейчас сожрут. У Широ проблем нет — он превращает чью-то голову в мерзкую кашу и не помогает Киту подняться, продолжая работу. На помощь Когане спешит сердобольная Пидж. — Ты просто очередное никто с хорошей задницей, — выплевывает Такаши. Они с Китом в раздевалке одни - очень подходящее время, чтобы, наконец-то доебаться. Когда Широ прокручивал эту фразу в голове, она звучала по правильному язвительно, но сказав все это, ему хочется забрать слова обратно. Каждое. Засунуть в свой поганый рот и запомнить, что в следующий раз надо бы и подумать, раньше он неплохо это умел — шевелить мозгами, в смысле. Потому что это прозвучало как-то не так. Как-то типа: «Я здоровый мужик, но, вообще-то, мне пятнадцать, у меня прыщи и комплексы, но я все равно ляпну эту дерзкую херню с верой в то, что это неплохой подкат". И Широ бы смирился со всем, кроме, ну, знаете. Он совершенно точно не собирался подкатывать или что-то такое. — Ты думаешь я попал бы сюда только из-за классной задницы, милый? — Кит улыбается и поправляет плечевую кобуру. Весь оставшийся день Широ думает о том, как же по-блядски звучало это ебучее «милый». На следующее задание Кит не идет, потому что со своей перевязанной хромой ногой он только бесполезное тело, обременяющее остальных. Когане сидит на своей койке, болезненно белый, и пытается читать пожелтевшее руководство по уходу за винтовкой. Перед тем, как уйти, Широ не сдерживается и останавливается возле чужой кровати, чтобы с насмешкой спросить: «Все? Уже в отпуск? Не справляешься с управлением ебучей-жизни-как-она-есть?». Это все, конечно, ни к чему. — Похоже на то, — с вымученной улыбкой отвечает Кит. А потом резко вскакивает с места, морщась от жуткой боли в ноге, и подходит к Широ, притягивая того к себе: — Дай мне время, мудак, и я покажу тебе, что это такое — быть солдатом Гарнизона, — шипит прямо в лицо. Широ теряется, потому что понимает, что очень хочет Кита поцеловать. Даже несмотря на этот бабский пирсинг в языке. Господи, какой на дворе год, ну серьезно? — Просто отдыхай, конфетка, — с широкой улыбкой отвечает Широгане. Кит сразу смягчается. — У кого ты только этому научился, придурок, — ворчит он, неслабо задвигая Широ по плечу. Когда Такаши возвращается, они все-таки целуются. Мокро и по-взрослому, как два больших мальчика. Жмутся к друг другу в подсобке со списанным оружием — Кит льнет к холодному металлу руки Широ, а Такаши лезет ладонями ему под футболку и в какой-то момент его ведет от осознания того, насколько все это — то, чего он хочет. Лэнс их, конечно, ловит на всяком таком непотребстве, потому что именно тут он ворует генеральские сигареты себе и своей даме. Но за это можно не беспокоиться. МакКлейн плотно закрывает за собой дверь, а Широ включает радио на всю, чтобы спокойно потрахаться. Мол, тут просто танцуют, понимаете? Уважаемый, идите мимо.