Папина дочка

Майе никак не сможет повредить то, о чём она не знает. Логика Андрея была проста и непоколебима настолько, насколько только могут быть непоколебимы атомы и молекулы, из которых состоит мир. Кровь красная, металл пистолета можно нагреть рукой, а если Майя о чём-то, что может её расстроить, не узнает, то это точно её не расстроит. — Так. Вот мы это всё сейчас уберем, и мама ничего не узнает, ясно тебе? — ложка, вымазанная чем-то оранжево-жёлтом, угрожающе качнулась над самым лбом задумчивой малышки лет двух. Вместо понимания в её глазах скользнуло веселье, и она рассмеялась. Совершенно, на взгляд Андрея, иррационально. Он тяжело вздохнул. Угроз его дочь тоже не понимала. Девочка, с полным счастьем человека не знакомого с бактериями, вцепилась в ложку пальцами, а затем, подтянув к себе руку отца, и зубами; заплакала, не сумев её разгрызть и оттолкнув её. Андрей снова вздохнул. Ложка успела побывать на полу, под столом и даже под шкафом. Кухня была откровенно разгромлена. Вода заливала плиту, от кастрюль ощутимо пахло гарью, по столу была размазана пшенично-тыквенная каша. Мужчина запихнул ложку в рот, облизывая её. — Нормальная она на вкус. Ну что тебе, блять, не так, а? О. Упс. Кхм. Про это мы тоже маме не расскажем. Андрей фыркнул и потрепал дочку по голове. В конце концов, все прививки у Сони стоят, а простая грязь с пола явно её не убьёт. Она же его дочь.