***
— Вы связались с линией доверия, — хрустальный нежный голосок звенит в ушах на перебой с ветром и треском раскаленного асфальта за спиной в сопровождении с гулом летящих автомобилей. — Я с радостью окажу вам поддержку и помощь. Джаг медлит с ответом, невольно вслушиваясь в замолкающее эхо завораживающего и на удивление приятного голоса. В изобразительно-писательском смысле, на язык Джонса мягко оседают такие эпитеты как солнечный, летний, сладкий, но не приторный. С неким букетом горьких полынных трав неуверенности, что чутко распознается в вибрации звуков и маленькой паузы между словами. Похоже, новенькая. Может, стажер с какого-нибудь факультета психологии или просто бедный и вечно голодный студент, ищущий любые пути к более-менее благополучному существованию. Он вот тоже новичок в подобных разговорах. Хоть что-то у них с этой девушкой-приведением общего. — Видите ли, у меня творческий кризис, ну прямо очень творческий кризис, — Джаг обреченно вздыхает, меж своим красноречивым началом успевая прикурить о пластиковую зажигалку и от души затянуться. День стоял в разгаре своего повседневного хаоса. Солнце радушно с инистых небес приглашало его свариться в собственной толстовке и вязанной шапке заживо, спешащий люд то и дело задевал то сумкой, то сильным толчком в плечо, едва не сшибая с ног. Собаки скалились и рапортировали ряд коротких и презрительных рыков, явно принимая его за какого-нибудь подземного обетованца — собственно, в их воображении он спокойно мог бы быть и каким-нибудь мутировавшим кротом-оборотнем. Впрочем, ничего нового. — Тогда вам немного не по той части… не к нам, — немного помедлив, задумчиво протягивает девушка, кажется, улыбаясь, уловив в голосе говорившего тональность мятно-кислой иронии. Джаг в трубку хмыкнул, запуская в небо сизый узор дыма, и прислонился спиной к витрине, за которой красовались красавчики-манекены с набором идеальных пропорций, идеальных волос и пластмассовых широченных улыбок — точно у них свело скулы от такого счастья, как стоять у всех на виду дорогой красивой безделушкой в навороченных костюмах. А сними с них все — останется лишь пустой пластик. С людьми точно так же — внутри все одинаково устроенны, разве что ценники на них висят разные. — Оспариваю! Джагхед повысил тон до помешанного на своих теориях скептика, туша тлеющий окурок сигареты о правую пятку стершегося кроссовка и мысленно представляя, как работница службы доверия в удивлении и растерянности вскидывает свои наверняка густые накрашенные брови и прикусывает кончик нижней губы от такой несправедливости, как странные парни с пометкой от психолога «будущий суицидник» (в медкарте там, конечно, все написано более пресно и длинно, но смысл, в общем-то улавливается). Оказывается бывают латентные суицидники. И он один из них. Но разве суицидник не должен знать, что он суицидник? Так ведь к каждому можно подойти, хлопнуть по плечу, и с самым невинным видом невозмутимо протянуть: «Чувак, знаешь, ты у нас самоубийца? Советую воздержаться от контакта с острыми предметами, током, мылом и веревкой». Вот Джагу посоветовали, правда, разомкнуть свой круг общения и впустить в него новых людей, помимо собственного отражения, Арчи, его женушки, воображаемых литературных друзей, Арчи в голове, папаши и мамаши в истлевших и выцветших воспоминаниях. Он и разомкнул. Спустя месяц попыток найти вдохновение (ни в коем разе не друзей, вспомните Эндрюса — он один хоть сотню заменит) посчастливилось завести отношения с бездомным котом, старым пожилым соседом, помешанным на русской классике и Достоевском, и, возможно, с этой девчонкой по ту сторону доверительности. — И кто же умирает от нехватки вдохновения? — Несмотря на все рабочее положенное и призыв к соблюдению компетентности, нежный голосок разлился в ушах в мелодичном, мягком смешке. Её эмоциональность, отзывчивость и интерес и правда удивляли. Ну кто станет в таком приподнятом ироничном тоне вести переговоры, возможно, с потенциальным самоубийцей (хоть это и под большим жирным вопросом). Иногда, посреди собственного хаоса мыслей, холода и темноты Джаг и правда не знал, где конец его шуткам и начало горькой реальности. Где он настоящий среди этой карикатуры из сарказма и одиночества? — А если писать для тебя все то же, что и дышать? Если каждая строчка заменяет тебе кардиограмму сердечного ритма? — Джонс нервно выдохнул, снижая свой ворчливо-насмешливый тон до озябшего шепота. — Что если ты только и умеешь, что выдумывать чужие миры и боишься жить в собственном? Джаг прикусывает язык, чертыхаясь, запоздало понимая, что сболтнул лишнего. И это для человека, что вообще предпочитает словам глубокое, как бездна, молчание? Мир вокруг точно замер вместе с застывшей, почти осязаемой тишиной на том конце провода. Сердце в этой пустоте звуков болезненно сжалось, а перед глазами замелькали образы из детства. Вот он шестилетний сидит на деревянных ступеньках в старом доме с зеленым карандашом в руках и под взрывы ругани родителей пишет свой первый стих. Что-то о солнце, что больше к нему не приходит и дождях, что, наверное, никогда не закончатся. Вот ему одиннадцать. Мать истошно кричит на него за то, что Джелибин расшибла из-за него лоб (а Джаг всего лишь отвлекся на минут десять на чтение книги). А он сидит с непроницаемым лицом и пишет в замызганном блокноте с пятнами от жира на обложке свой первый рассказ о мёртвом мальчике, что был для всех обузой в живом мире. Джонсу четырнадцать, шестнадцать, девятнадцать, двадцать один… Но ничего не меняется. Вся его жизнь построена на Темных Вселенных в собственном омуте мыслей. Это же что-то должно значить, да? Все его страдания когда-нибудь ведь окупятся изданным романом и известностью? Разве великие люди не были также отвергнуты обществом и счастьем обделены? — Это так грустно. — Обухом по сердцу разбито-искренне неожиданно расцветает нежный дрожащий голос, выбивая легкую дрожь в позвонках. У Джонса в глазах что-то кольнуло, и резко стало нечем дышать. Собственные слова пронеслись в голове студеным морозом и затрещали колотым льдом где-то в ребрах. Он наконец-то понял то, что так долго было скрыто за собственными убеждениями. Свою самую большую ошибку. Девушка, что так неожиданно захватила все его внимания, откашлялась тихонько и добавила с горькой, перцовой ноткой в голосе: — Грустно, что весь твой смысл жизни ограничен творчеством. Мир не заканчивается в эпилогах книг и на печатных страницах его нет. Он прямо здесь, перед тобой, необъятный, сложный и удивительный. Девушка голосом точно обнимает, слабым теплым мерцанием надежды, болезненной искренности и такого нужного желания помочь. Спасти. Подарить этот самый прекрасный мир, что рядом совсем, но не зрим. — И ты удивительная. У Джага на лице почти сияет улыбка, а в темной радужке глаз мелькает живой трепетный огонек. — Можно просто Бетти. Джонс удивленно присвистнул и флегматично изрек: — За заигрывание на рабочем месте можно поплатиться увольнением, Бетти. — Если это спасет твою жизнь, то пускай.***
А через месяц он узнает её по голосу в кафе: она сидит к нему спиной. Тоненькая, цветочная и яркая, как майское солнышко. С увлечением перелистывает страницу за страницей какой-то книги и в голос, увлекшись, комментирует прочитанное. Знаете, когда встречаешь того самого человека, то все формальности куда-то исчезают, уступая место желанию. — Бетти? — Джаг в задумчивости чешет подбородок, чуть склонив голову набок, и подходит к девушке с участливой искоркой на дне глубоких синих глаз. — Мы знакомы? — Вы как-то не дали мне умереть от творческого кризиса. Бетти в удивлении приподняла свои аккуратные тонкие бровки, постучала пальчиками по столу, а затем нежно и мягко улыбнулась, приглашая занять рядом с ней свободное место. Она с того дня почти каждый день думала о том писателе, о его чарующем низком голосе, о его боли и одиночестве. Она ни раз рисовала в мыслях его образ, но и подумать не могла, что… — Шапка-корона, серьезно? — выдыхая смешок, произнесла Бетти, которая ждала что угодно, но только не такую вольность. Деловые костюмы, туфли, идеальная укладка, скупость в эмоциях — определенно, да. Но вот рваные джинсы, кожаная байкерская куртка, вязанная шапка-корона и эта улыбка…совсем не самоуверенная, не картинная. Настоящая. Чуть насмешливая, но такая естественная и обворожительная. — Блондинистые волосы, серьезно? — в тон ей парировал Джаг, чуть повысив свой голос до ехидных нот, состроив выражение жесткого критика, которому вместо сногсшибательной фигуристой брюнетки подали забавную и милую блондинку с замашками перфекционистки. Оба одновременно засмеялись, пытаясь запомнить этот странный и вместе с тем судьбоносный момент встречи. — Знаешь, весь этот месяц я просыпалась с чувством, что мне чего-то не хватает… «Ну да, а сейчас последуют сентиментальные слова о любви, мужском надежном плече и завтраке в постель», — Джаг хмыкнул, с интересом наблюдая, как его новая знакомая закрывает книгу, прячет ее в свою кожаную черную сумочку, висевшую на спинке стула, а потом включает свой мобильный и быстро что-то набирает в Google-поисковике. — Да, и мне тоже, — Джонс одобрительно кивает, уже вполне обрадовавшись такой вот неожиданной и приятной перспективе в виде серьезных отношений с девушкой-солнышком. — Отлично! Тогда я развею твою скуку и творческий кризис и предложу заняться со мной… — Бетти восторженно отбила барабанную дробь ложкой по столу, а затем с счастливой улыбкой протянула ему телефон, на котором высветилась какая-то статья. — Расследованием убийства сына миллиардера! Приплыли. Что там Вероника говорила? На каждую любовь свои странности, да? — Видишь ли, предложение, конечно, очень заманчивое, я о таком и мечтать не смел, но я человек занятой, сама понимаешь, дедлайны там, презентации, форумы писателей. — Джагхед изо всех сил старался напустить на себя серьезный вид и не заползти от смеха под стол, чистосердечно признавшись себе, что угораздило-таки, по самое не хочу угораздило и, что в её глазах небесных бесконечность, не иначе, отражается. — Очень тебя прошу! Мне больше не к кому обратиться, а для меня это очень-очень важно! Бетти сложила ладошки в умоляющем жесте. В её бесконечных глазах лазурь разлилась в огромные прекрасные озера, и Джаг запоздало вспомнил, что не умеет плавать, уже после того, как утонул в них без возможности всплыть на поверхность. Растворился. — Хорошо, думаю, двенадцать часов точно найдется. — В неделю? — В день. — Джаг растянул губы в добродушную усмешку, весело подмигнув ей. И все-таки любовь — это какое-то помешательство. Но все же лучшее в жизни помешательство. Главное, когда находишь своего человека, не отпускать его, желательно, до конца жизни.