Поехавший

Люсьен делает странные фотографии. Это не пугающие фотокарточки мертвых животных в неестественных позах. Не цветы из отцовского сада, отфильтрованные в сепии. Не заброшенные здания или природа. Сам Бладмарч. Он не делает их в прямом смысле этого слова. Снимается в них. Продумывает в малейших деталях. Выстраивает, как произведение современного искусства. Они действительно странные. Крышесносные, как говорит Эрнест. А ещё Вега говорит, что у старшеклассника суицидальные наклонности. Люсьен сам накладывает на себя грим. И руки. Следы от веревок на шее, руках, бедрах слишком сильно контрастируют с его кожей на одной из серий. В том и суть. Кровь, ленты, растянутые футболки с детскими принтами, бутафорские глаза, коробки с декорациями — он просит отца не заходить в комнату лишний раз. Не только потому, что в столе спрятаны пакетики с орегано. Как бы то ни было, он копит себе на машину. — Когда ты уже перестанешь развешивать эти кошмарные фотографии по всей комнате? — спрашивает Эрнест и выпускает облако пара. От него пахнет дешёвым дезодорантом и апельсином. — Тогда же, когда ты перестанешь при мне сосать железные члены, — Люсьен забирает у парня мод и затягивается. Никотин идёт по дыхательным путям легко. Щелк. Люсьен все ещё не до конца осознает, что его сфотографировали. Спокойного, умиротворенного, без всей атрибутики, без символов, заложенных им в глянцевые куски бумаги. — Чувак, блять, ты просто ужасен. Даже без всех твоих штучек-дрючек это выглядит так, будто из тебя беса изгоняют. Бладмарч выдыхает, ноздрями выпуская то, что осталось от предыдущей затяжки, и смотрит на свежее фото. Он закатывает глаза. На изображении он закатывает глаза. Оно выглядит невероятно скучно со всеми этими клубами пара вокруг, мелкими саднящими трещинами на губах и уродливыми веснушками на носу, обычно не заметными, но не при таком приближении. Чёртов Эрнест идеально подбирает ракурсы, как оказалось. Возможно, Аманда даже даст ему пару уроков, и Бладмарчу не придется больше неловко смотреть в глаза новому соседу каждый раз, как ему понадобится помощь девушки. Несмотря на очевидные минусы, Люсьену нравится эта фотография. Выражение лица на ней, удачно подобранный момент и, черт возьми, на самом деле он хочет сохранить её хотя бы потому, что её сделал этот бесшабашный подросток, удобно устроившийся на чужой кровати. Ко всему прочему, это изображение, в отличие от всех прочих, не агитирует. Бороться со стереотипами, обращать внимание на происходящие в мире, хотя бы думать. Оно отличается своей простотой и отсутствием постановки. Не в стиле Бладмарча, конечно, но тоже приемлемо. — Ты не думал податься… — Эрнест не успевает закончить мысль. Взгляд парня разрезает его кожу, крошит на миллиарды кусочков, почти что заявляет о готовности Люсьена освежевать на месте. Это заставляет Вегу чувствовать себя некомфортно и почти беспомощно. Он попал. На самом деле, попал довольно давно. Общение с Бладмарчем (обоими, на самом деле) впивалось в него крепкой паутиной, обволакивая еще с детства, медленно отравляло, но почему-то именно сейчас эта сеть начала давить, сжимая все органы до мизерного, почти неразличимого размера. Ему больно, и он готов зареветь в любой момент. — Это — протест. Себя я не вижу моделью. Вега готов взорваться: вскочить, начать разговор на повышенных тонах, высказать этому ублюдку, какой же, он, блядь, красивый, умный и поехавший. Что нет других таких же сумасшедших на его памяти, которые бы относились к нему, к Эрнесту, как к равному, как к другу. Диалог дальше не идет. Вега даже не понимает, что вообще побуждает его нырнуть в это глухое зловонное болото мыслей и чувств, что происходит дальше, что вообще будет с его жизнью. Его дурацкие переживания на вкус как кровь, стекающая по подбородку. Он кусает. Возможно губы, возможно пальцы, возможно свое разъебанное сердце или гнилую душу. Люсьен, как настоящий друг, ничего не говорит. Люсьен, как настоящий мудак, садится напротив. Люсьен, как настоящий психопат, смотрит на чужую кровь. Осторожно прикасается к искусанным в мясо губам и чувствует привкус железа на языке. Во время поцелуя он думает, что хотел бы сделать такую фотографию. Посмотреть, насколько агрессивно-сексуально выглядит это со стороны. Обычно Люсьен не думает адекватно. Сейчас он адекватно не думает вообще. Пересчитывает ребра Эрнеста, связывает по рукам и ногам. Фотографирует. Бладмарч смущается. Он ощущает себя некрасивым, невероятно тупым и абсолютно точно поехавшим. Чувствует потребность и желание, чувствует Эрнеста, и, блять, он чувствует. Вега находит свои распечатанные фотографии в потрёпанном рюкзаке Бладмарча много позже. После того, как Люсьен устраивается, наконец, на легальную работу, и после того, как у них случается целая куча неловких разговоров, сопровождаемых просьбами поучаствовать в очередной фото сессии вместе. Нет, подождите. В М Е С Т Е Вега находит свои фотографии и буквально умирает внутри. Люсьен Бладмарч, бесспорно, по-настоящему поехавший.