Рудик под знаком близнецов

Ленинград, май 1958 В жидком скверике на Театральной площади, что перед Кировским театром*, как всегда сидели по лавкам милующиеся парочки и нервно поглядывающие на часы и мнущие букеты одиночки. Букеты продавали здесь же – баба Дуня, с жестяным ведром, полным цветов, ревностно блюла доходное место возле театра. Стабильный спрос обеспечивали спешащие на свидания студенты, бравшие ромашки, колокольчики и ветки сирени. Вечером перед спектаклями приходили чопорные, пахнущие «Красной Москвой» театралки. Эти покупали пионы и ирисы. Наметанный глаз бабы Дуни сразу оценил платежный потенциал очередного покупателя. Тощий как карандаш юноша в поношенной одежде, с острыми скулами и нечесаными песочными волосами, нерешительно топтался на тротуаре, не сводя взгляда с ведра. Вздохнул, прошел мимо. Но тут же крутанулся на месте, вернулся и замер в странной напряженной позе, не поднимая глаз на торговку. Баба Дуня много повидала на своем веку и эти позы понимала сразу. Укоризненно покачав головой, она выдернула из ведра чуть пожухлый и печально обвисший букетик ландышей (все равно его уже не продать). - На, милок, - проворчала баба Дуня, вручая пучок цветов юноше. – Надо, так бери. Не боись, денег не возьму. Юноша секунду колебался, разрываясь между гордостью и нуждой, но затем быстрым движением взял букетик. И покраснел. Баба Дуня испытала прилив материнского чувства: вблизи стало особенно заметно, какой юноша тощий, острые локти грозят продрать рукава куцего пиджачка. Она пошарила в необъятном кармане фартука и вытащила газетный кулек с пирожком – подгоревшим, но аппетитно пахнущим. - Вот, подкормись маленько. Ноздри юноши заинтересованно затрепетали, свободная рука было дернулась к пирожку… Оборвав собственное движение, он внезапно отшатнулся как черт от ладана. - Нет, - пробубнил он, мотнул головой. Но все-таки нехотя, будто через силу, добавил: - Спасибо. Баба Дуня была так ошарашена, что даже не оскорбилась: - Вкусный. С пшеном. Бери, пока дают, чего кочевряжешься-то? - Не могу. Нельзя мне, - и юноша убежал от искушения, сжимая свой букетик ландышей, пока торговка не передумала и не отобрала цветы. Последнее, что успела заметить баба Дуня, надкусывая отвергнутый пирожок, что странный юноша и ноги стравит как-то чудно, по-лягушачьи выворачивая носки. *** Довольно насвистывая себе под нос (50 копеек, сэкономленные на цветах, лишними не будут), юноша нырнул в тень сквера. Зорко огляделся по сторонам – а вот и знакомая коротко стриженная темноволосая головка на изящной шейке. Кира сидела на белой деревянной лавке спиной к нему. Несмотря на майское тепло, на ней был плотный синий пиджак со щегольски поднятым по стойке воротом. Она была совершенно погружена в свои мысли, и юноша не избежал соблазна незаметно подкрасться сзади. Тихо ступая по газону и стараясь не хихикать, он приблизился, картинным жестом швырнул на колени девушке помятые ландыши, пылко обхватил обеими ее руками за шею и ткнулся губами в щеку. Но неожиданно укололся о заметную щетину. Испуганно дернувшись в сторону, юноша быстро пришел в себя и крепко выругался. А братец Киры - Кирилл, а это был именно он, неделикатно заржал на весь сквер, распугивая влюбленные парочки: - Какой ты галантный джентльмен, Рудик! Кира и не говорила. - Заткнись, идиот! – чувствовать себя так глупо Рудик не любил, и раздражение тоже в себе не держал: - Очень смешно пошутили, козлина. И он огляделся по сторонам, ожидая увидеть, что сейчас из-за памятника Римскому-Корсакову выглянет и хохочущая Кира. Близнецы, конечно же, с детства привыкли извлекать массу удовольствия из своего поразительного внешнего сходства. Кирилл ничуть не обиделся на «идиота» и «козлину» и продолжал посмеиваться: - Если ты всегда так набрасываешься на девушек, неудивительно, что Кончита от тебя теперь прячется. - Цветы отдай, - сердито перебил его Рудик, потянувшись к многострадальному букетику ландышей. - Это же подарок, - ненатурально изобразил девичье кокетство Кирилл. – А подарки назад не просят. В приличном обществе. - Они не для тебя, - настаивал не понимавший столь изысканного юмора Рудик, начиная всерьез закипать. Любой другой, хоть немного знавший неуживчивый характер Рудика, понял бы, что уже пора спасаться бегством, если не хочешь быть битым. Но Кирилл только невинно поинтересовался: - Ты чего такой злой? Правильным ответом было бы «я всегда такой». Но Рудик старался не забывать, что Кира и Кирилл – милые интеллигентные дети из профессорской семьи, и ему следует тянуться до их уровня. Поэтому он усилием воли на время проглотил свое раздражение и как мог спокойно ответил: - Ты же понимаешь, что я ждал Киру? - Ага, давление замучило? – подмигнул Кирилл. - Чего? - Внутрипенисуальное давление, - с серьезным видом пояснил Кирилл. Рудик открыл рот и снова закрыл, но предпочел подумать, что ослышался. И попытался сменить тему: - Так. Что тебе тут надо? Иди, погуляй, город большой, - огрызнулся Рудик, незаметно шаря глазами вокруг в поисках ржущей Киры, которой уже пора было бы появиться и разрядить обстановку. Уж ей-то он популярно объяснит, как нехорошо издеваться над бедным провинциалом. - Кира не придет, - внезапно объявил Кирилл, оставив свой шутливый тон. – У нее важная консультация перед экзаменом, она только сегодня утром узнала. Никак нельзя пропустить. Мы тебе звонили в общежитие, но… Тетка там такая, разговаривает басом как Шаляпин… Она тебе не передала? Нет? Так мы и подумали. Вот я сижу, караулю тебя, чтоб предупредить. Чтоб ты не ждал тут напрасно. А ты смотришь на меня, как на врага народа. Рудик с чувством выругался. Все тщательно выстроенные планы на этот вечер рушились на глазах. Елена Мироновна специально, только ради Рудика, увезла своего сопротивляющегося мужа на дачу в Лисий Нос. И они с Кирой собирались провести всю ночь их пустующей комнате. В качестве расплаты Рудику пришлось вытерпеть полчаса интеллигентных иносказательных наставлении и лекцию о девичьей психологии: «Может быть, она испугается, может быть, захочет плакать, тогда ты должен ее утешить, помни, что ты мужчина и на тебе лежит большая ответственность, - увлеченно перечисляла Елена Мироновна. – Ах, как жаль, что ты, милый Рудик, иногда бываешь… грубоват. А Кирочка – такая чистая, интеллигентная девушка. Я знаю ее с детства. Но когда я только тебя увидела, помнишь? Ты пришел в наш магазин. Я как на тебя посмотрела, сразу поняла, что вы с Кирочкой будете идеально дополнять друг друга». Рудик вздыхал, скрипел зубами и, стараясь отвлечься от унизительной лекции бездетной Елены Мироновны, считавшей себя лучшим другом молодежи, вспоминал, как чистая интеллигентная девочка в первый же вечер знакомства непринужденно забралась к нему в кресло. Вся профессорская семья уже ушла спать, а они с Кирой засиделись до глубокой ночи. Рудик был в высшей степени удивлен опытностью юной комсомолки Давиденко. Потом они делали это где придется – то в парадной, то в пустой аудитории Политеха, где учились Кира и Кирилл. Это было всегда впопыхах, с оглядкой и скорее распаляло, чем удовлетворяло молодые организмы. Поэтому они с таким нетерпением предвкушали целую ночь в комнате Елены Мироновны. Только вдвоем! Невиданная роскошь! Ради этого стоило повергнуть себя и такому унижению, как покупка набора изделий №2 в аптеке. Изделия, запасенные в надлежащем количестве, до сих пор таинственно шуршали в дырявом кармане рудикова пиджачка. Зайдя в аптеку и смиренно выстоял длинную очередь, Рудик интеллигентным шепотом попросил: - Изделия №2. - Чего? Говорите громче! - то ли издеваясь над бедно одетым тощим пареньком, то ли просто по привычке хамить потребовала тетка за стеклянным окошечком. Но она еще не знала, с кем связалась. - Гандонов, говорю, дайте! – охотно возвысил голос Рудик. Очередь, состоявшая в основном из дореволюционных бабушек в допотопных вуалетках и траченных молью перчатках, вдруг волшебным образом рассосалась. Как будто все разом выздоровели от своих ревматизмов и гипертоний. Но провизоршу оказалось не так легко смутить: - Чего руки прячешь? - Чего? – на всякий случай насторожился Рудик. - Ага! Не женат! – торжествующе вынесла вердикт провизорша. – А еще комсомолец, небось! Родители-то знают, чем ты занимаешься? Она так и не отпустила бедному Рудику вожделенных Изделий и выгнала его из аптеки, пригрозив вызвать милицию. Такая же неудача ждала его и во второй аптеке. И лишь в третей молоденькая провизорша сама жарко раскраснелась и отпустила ему требуемое, лишь бы этот ужасный человек поскорее ушел. Все перенесенные мытарства пронеслись перед мысленным взором Рудика, пока он переваривал сказанное Кириллом. Как могла Кира не прийти! Какие-то глупые консультации по физике! У него тоже на носу выпускной концерт, поважнее этой вашей физики. Но он не в классе, а пришел сюда! - Слушай, старик, - сжалился Кирилл. – Вижу, тебя надо спасать. А то у тебя такое лицо, будто ты злой чечен, ползущий на берег. Давай, охладись. – И Кирилл жестом фокусника распахнул полы модного пиджака. Из внутреннего кармашка торчало горлышко бутылки необычной формы. – Венгерское, - гордо сообщил Кирилл. – Отцу подарили после симпозиума. - Ну пойдем, - все еще уныло вздохнул Рудик. Ему было уже все равно куда деваться. Кирилл, ни о чем не спрашивая, вскочил со скамейки. И они отправились к Елене Мироновне. Чтоб комната не простаивала. Елена Мироновна с мужем проживали в большой коммунальной квартире на канале Грибоедова. Проигнорировав целую гроздь дверных звонков, Рудик по-хозяйски отпер дверь квартиры ключом, поученным от друга молодежи. Но просочиться в комнату незаметно не удалось. - А Леночка говорила, что девочка придет, - разочарованно прокомментировала выплывшая из кухни тетушка в ситцевом халате. – А вы с мальчиком. - Мальчики лучше девочек, - туманно изрек Кирилл и поспешил затолкнуть немного смутившегося Рудика в комнату Елены Мироновны. У Рудика горели уши. Его отношения с тремя взрослыми сестрами были далеко не такими нежными, как у близнецов. Но все равно он считал бы своим братским долгом набить морду любому, кто таскал бы их по квартирам. Он уже пожалел, что привел сюда Кирилла. Что мешало им пить в парке, как это делают все? В довершение конфуза, войдя в комнату, они первым делом увидели незастеленную супружескую кровать с явно новым бельем, будто приготовленную для молодоженов. Кирилл томно вздохнул и понюхал пожухшие ландыши, которые так и не выкинул. Затянувшуюся неловкую паузу нарушил стук в дверь. - Леночка велела передать, - послышался голос той же соседки, - что борщ в холодной кладовке. В синей кастрюле. Рудик не преминул воспользоваться этим поводом, чтобы позорно ретироваться из комнаты. Вернувшись с большой кастрюлей борща и двумя ложками, Рудик обнаружил, что Кирилл не передумал пить с соблазнителем своей сестры, и ловко откупоривает бутылку. А ландыши заботливо сунул в банку с водой. - Токайское под борщ – это очень изыскано, - с непонятной интонацией прокомментировал Кирилл. Намек Рудик не вполне понял, но эту снисходительную интонацию узнал. - Мне сойдет, - огрызнулся он. – А ты можешь не есть. И он принялся есть борщ, не интересуясь, собирается ли Кирилл присоединиться к нему. Кирилл оказался щедрее. Достав из серванта пару хрустальных бокалов, он налил и себе, и другу. - Ну что, за скорейшее избавление от спермотоксикоза? - снова завел свою пластинку Кирилл. Рудик, не отрываясь от борща, одарил его неприветливым взглядом. Но Кирилл ничуть не смутился, и торжественно чокнулся с его бокалом. - Хватит, а? – не выдержал Рудик. – Сам, что ли, не знаешь, как это бывает? - Знаю, - серьезно вздохнул Кирилл. – Ты пей, пей. Скорее попустит. И они стали пить. Когда токайское закончилось, а Рудика не попустило, они уже в полной гармонии отправились в продовольственный магазин в соседнем доме, где и разжились портвейном «Солнцедар». Когда портвейн тоже закончился, уже знакомая соседка сердобольно дала им бутылку самогона из личных запасов. Все это время разговор шел о женщинах, хотя этой темы безопаснее было бы избегать, поскольку Рудику делалось все более грустно: - Ты можешь себя представить? – жаловался он двоящемуся перед глазами Кириллу, - Пушкин все время теперь дома сидит. Все классы кроме нашего уж на каникулах. Мы с ним либо вместе в училище, либо вместе дома. Ксения бесится, я тоже на стенку лезу, но делать нечего. Ни минуты уединения. А Кончита? Как обниматься-целоваться – всегда пожалуйста. А как по-настоящему, так сразу «ой, только после свадьбы». Я б даже женился. А она и тут не хочет. Как этих баб поймешь? - Но Кира-то не из таких, - ухмыльнулся Кирилл. Он теперь сидел почти вплотную к Рудику на хозяйской кровати. Рудик давно уже устроился по-турецки, развалив изящную горку накрахмаленных подушек, Кирилл набросил тебе на плечи одеяло. - А ты откуда знаешь? – интуитивно насторожился Рудик. Кирилл ответил только загадочной улыбкой. - Да ну вас всех, - пьяно обиделся Рудик. – Лучшая женщина – это вот. – И он помахал перед носом Кирилла правой пятерней. - Вот ты сейчас уйдешь, и мы приступим. - А если я не уйду? – странным тоном спросил Кирилл. - Напугал ежа голой жопой, - невозмутимо ответил Рудик. - Так что, ты хочешь, чтобы я остался? - Был один такой в училище, остался со мной у Пушкиных. - И что? Будь Рудик менее пьян, он бы поостерегся говорить о таких вещах даже с друзьями. Но Кирилл был так похож на Киру, даже разговаривал как она. И еще этот пиджак. Специально они, что ли, одевались и стриглись одинаково? С усилием сосредоточившись, Рудик поймал хвост ускользающей мысли. - Так что было на квартире у Пушкиных? - допытывался Кирилл. - Да блядь, - ответил Рудик, которому уже трудно было намекать и разгадывать намеки. И он просто толкнул Кирилла на разбросанные подушки и навалился сверху. Остатками разума Рудик понимал, что Кирилл сейчас начнет звать на помощь, все это очень плохо кончится для него, и даже всепрощающий Пушкин не поможет ему выбраться из этой переделки. Но Кирилл сам обхватил его за шею, как будто давно этого ждал. У Рудика на всю жизнь отпечаталось в памяти, как Кирилл смешно ковылял к дверям, путаясь в полуспущенных брюках, чтобы подпереть ручку стулом. - Слушай, мне пора, - хриплым голосом сказал Кирилл, вдруг приподняв голову с вытянутой руки Рудика и посмотрев на свои шикарные трофейные немецкие часы. - Ммм? А чего так? – Рудик тут же уложил его обратно. – Елена Миронона с мужем вернутся только завтра к обеду. Она так сказала. - Мосты скоро разводят. Мне надо успеть, - настаивал Кирилл, выпутываясь из одеяла и спуская ноги с кровати. - Давай позвоним тебе домой. И скажем, что ты не можешь и заночуешь у друзей, - предложил Рудик, все еще надеясь на продолжение. Поначалу у них получалось не очень, но потом они разобрались, и дело пошло на лад. Но все равно, для закрепления результата, считал Рудик, необходимы были дополнительные тренировки. Но Кирилл быстро клюнул его в уголок губ, совсем как делала это Кира на прощанье. Может быть, это не пара близнецов, а одно существо, Анимус и Анима? В голове внезапно всплыла лекция из Эрмитажа. - Ну чего ты так волнуешься? – беспечно помотал головой Кирилл. – Не последний раз видимся. - Ты хочешь еще раз? – искренне удивился Рудик. Он не думал об этом эксперименте как продолжительных отношениях. К тому же оставалась еще Кира, которая все еще была ему нужна. - Если ты найдешь для меня время среди своих Ксений, Кончит и одноклассников, - Кирилл проворно вскочил с постели, не давая себя удержать. А вставать у Рудика не было сил. - Но ты ведь понимаешь, что я люблю Киру? - Конечно, и однажды ты на ней женишься, - охотно поддакнул Кирилл, натягивая брюки и звеня пряжкой ремня. - И ты туда же, - закатил глаза Рудик. - А что, ты думал я допущу, чтобы ты ее поматросил и бросил? Даже трезвым и бодрым Рудик не всегда понимал, когда близнецы говорят всерьез, а когда шутят. - Но ведь ты ей не скажешь? – обеспокоено уточнил он. - Конечно, нет, это ее не касается, - покладисто согласился Кирилл стоя уже в дверях и отряхивая от воды выдернутый из банки букетик. В разгар белых ночей в комнате было светло как днем, и Рудику показалось, что он видит озорной блеск в глазах друга. Но, наверное, ему показалось. Вряд ли Кирилл станет болтать о таком даже с сестрой-близнецом. *** - А девочка, Леночка, так и не пришла, - первым делом доложила соседка, едва Елена Мироновна переступила порог с авоськой, из которой торчали перышки первого весеннего лука. Мужа, несмотря на его слабые протесты, она оставила на даче, чтобы не мешал важному разговору с молодежью. – Пришел товарищ. С собутыльником. Гудели допоздна. Хулиганили, шумели, стучали. На пианино твоем тренькали. Думала, они там твою мебель ломают, уж собиралась управдома звать. Один товарищ ночью ушел, а второй до сих пор там сидит и носа не кажет. О своей роли в спаивании юношей соседка умолчала и изобразила праведное негодование. Елена Мироновна уронила авоську, всплеснула руками, и бросилась в комнату. С порога натолкнувшись на стену перегара, интеллигентная управляющая самого известного музыкального магазина Ленинграда, испуганно заморгала. Но особых разрушений в комнате не заметила. На кровати, поджав под сея ноги, сидел осоловелый похмельный Рудик, еще более растрепанный, чем обычно. - Она не смогла прийти. Консультация у нее, - сонным голосом объявил Рудик. - Ну что поделать, - заискивающе улыбнулась Елена Мироновна, переводя дух и отпирая форточку. – Может, и правда консультация. А может, она застеснялась и испугалась. Ты с ней не ругайся, пожалуйста. Я лучше сама с ней поговорю, осторожненько. - Ладно, пойду я, - Рудик нетвердо сполз с кровати и, придерживаясь за стену, принял вертикальное положение. - Ох, Рудик, миленький, что ж ты так, - расстроилась Елена Мироновна. – У тебя же выпускной концерт на носу. Как ты сможешь репетировать в таком состоянии? - Ничего, как-нибудь справлюсь, - на работоспособности Рудика похмелье никогда не сказывалось, что весьма пригождалось ему в дальнейшем. На улице он почувствовал себя человеком, только во рту было погано. Он пожалел, что отказался от предложенного Еленой Мироновной чаю и поплелся к автомату с газировкой. Автомат зашипел и в обмен на одну копейку налил Рудику целый граненый стакан холодной газировки без сиропа. Рудик жадно присосался к живительной влаге, чувствуя, как пузырьки приятно щекочут горло. Это было такое наслаждение, что он не сразу заметил отбитый какой-то сволочью край стакана. Лишь когда в газировку подмешался вкус крови, а разрезанную губу защипало, Рудик яростно выругался и швырнул стакан с остатками газировки, окрашенной красным, об асфальт. Зажимая рукавом кровоточащую губу и марая кровью воротник рубашки, он пешком потащился в общежитие. *** Вахтерша общежития Вагановского училища больше всего на свете ненавидела балет и все, с ним связанное. Во всяком случае, такое впечатление создавалось от того, как она смотрела на проходящих мимо нее хрупких длинноногих девочек с тугими пучками на головах и изящных подтянутых мальчиков. Никто из них не решался без крайней нужды к ней подходить. Но Рудик решился, поскольку сейчас он как никогда нуждался в бодрящей ссоре. - Мне никто не звонил вчера? – осведомился он, бесцеремонно просунув голову в окошко ее будки. - Никто, - буркнула вахтерша, не отрываясь от своего вечного вязания. И зашевелила губами, считая петли. - А вот и нет, - радостно нарывался на ссору Рудик. – Мне вчера утром-днем звонили и просили передать важную информацию. А вы, тетя Клава, забыли. - Ты что, директор Кировского театра, чтобы тебе важную информацию сообщали? – осведомилась тетя Клава не без ехидства. - А вы не только директору должны передавать… - запальчиво начал Рудик, но тетя Клава крепко ухватила оппонента за вихры и вытолкнула его голову из окошка: - Шел бы ты к себе, Нуреев, пока я тебя не спросила, где ты ночь шлялся. Вчера в журнале тебя не отмечено. Пока Рудик искал подходящий ответ, по широкой мраморной лестнице легчайшими шагами сбежала отличница Аллочка, партнерша Рудика на будущем выпускном концерте. - Сизова, тебе мать звонила, - заорала тетя Клава, потеряв весь интерес к Рудику. – Сказала, к пяти приедет. И тут Рудик не в первый уже раз подумал: «И почему меня никто не любит? Даже записать информацию для меня – так нет, и еще издеваются. А другим – так сразу передают». И он недобро посмотрел на Аллочку. Но Аллочка немедленно продемонстрировала, что кто-то все же любит его, а именно она. Когда он только начал подниматься по лестнице, его остановил ее звонкий голосок: - Ой, Рудик, у тебя упало! «У меня никогда не падает, курица ты тупая», - чуть было не ответил по привычке Рудик, но обернулся и обомлел: из его ветхого кармана сыпались и усеивали историческую лестницу Вагановского училища так и неиспользованные изделия №2. Аллочка любезно устремилась на помощь и стала их подбирать. Их одноклассники, по несчастливому стечению обстоятельств толпившиеся у проходной, присмотрелись и дружно заржали: - Ай да Рудик, а зачем тебе столько? Неужели все используешь? - Да ты хоть знаешь, куда их надевают? – вторил другой ученик. - Тебе на голову надену. – Рудик грубо выхвалил из рук Аллочки свое имущество и бросился вверх по лестнице. Но еще успел услышать, как та растерянно спрашивает: - Мальчики, а почему вы смеялись? Что это было такое? Ну, мальчики?.. *** Не желая более связываться с тетей Клавой (как бы и правда не настучала Шелкову** за самоволку), Рудик перед дневными классами сбегал до телефон-автомата и потратил две копейки на звонок в квартиру профессора Давиденко. Киры дома не оказалось, но взявшая трубку бабушка пообещала, что после двух она непременно будет. Пусть Рудик перезвонит еще или сразу приходит к чаю. В тот день Рудику полагалась последняя стипендия. Но получение денег обросло неожиданными трудностями, поскольку из очереди к кассе его выдернул крик какого-то директорского жополиза: - Нуреева срочно к директору! Рудик продолжал стоять в очереди, собираясь сперва получить стипендию. Он уже 15 минут отстоял, в конце-то концов. Тем более, что он и так примерно догадывался, о чем пойдет речь у директора. Но кассирша при виде такого упорства сама выглянула из окошка: - Ты чего, не слышал? Валентин Иванович ждет! Иди сюда быстро. Рудик с готовностью протолкался к окошечку кассы, под возмущенные замечания других учеников расписался в ведомости и забрал деньги. И только тогда неторопливо отправился к директору. В кабинете уже скромно сидел его учитель Пушкин, выглядевший грустным и подавленным. Он вежливо кивнул Рудику, но не проронил ни слова. Зато товарищ Шелков начал с места в карьер, не дожидаясь, пока с ним поздороваются (Рудик, впрочем, и не собирался): - Ну-ка, Нуреев, поведайте нам, что за предметы вы разбрасывали по этажу училища, на глазах у ваших товарищей? Мне уже доложили, что это было, но даже зная вас, Нуреев, я не поверил. Может, у вас есть иная версия? - Я не разбрасывал, - спокойно ответил Рудик, сунул руку в карман, и просунув пальцы через дыру в подкладке, продемонстрировал прореху директору. – Они сами выпали. И это были предметы личной гигиены. И любой воспитанный человек сделал бы вид, что не заметил. Пушкин странно закашлялся и прикрыл рот краешком носового платка, зато товарищ Шелков побагровел и проорал: - Не вам судить о воспитании других, молодой человек. Не забывайте, где вы находитесь, и что были приняты в училище из жалости! Вас тут до сих пор терпят исключительно из уважения к Александру Ивановичу. Вы хоть понимаете, что сейчас я имею все основания вас отчислить? Ваше счастье, что оформлять бумаги дольше, чем дождаться выпускного концерта, - директор покосился на настенные календарь, - через месяц. Рудик тоже это знал и выслушивал крики директора со спокойствием Чингисхана. Товарища же Шелкова его спокойствие распаляло все больше. Нужно было поставить на месть наглеца, вот уже три года портившего ему кровь. - С таким отношением к дисциплине, юноша, из вас ничего не выйдет. Даже ваш Уфимский театр слишком хорош для вас! – И он повернулся к молчащему до сих пор Пушкину. – Александр Иванович, кто у нас танцует женихов Авроры***? Пушкин приподнял бровь, но послушно перечислил: - Вася Александров, Давид Каридадзе, Мурат Саладдинов и Сережа Мельников. - Меняем Мельникова на Нуреева, - решил Шелков, и краем глаза посмотрел на Рудика, который оставался спокоен и неподвижен уже исключительно из гордости. Но педагогу спокойствие изменило: - То есть?.. – растерялся Александр Иванович. - Начинайте репетировать с Мельниковым, - торжествовал Шелков. – Время еще есть, успеете его подготовить. - Но у Сизовой и Рудика уже давно сложился дуэт, - мягко возражал Пушкин. – Ничего страшного. В профессиональной жизни бывают разные ситуации. Пусть привыкает. Нуреев все равно слишком занят бурной личной жизнью, и ему не до какого-то «Корсара». Все, не задерживаю вас больше, Александр Иванович. И вы исчезните с глаз моих, Нуреев. И постарайтесь, чтобы хотя бы в этот последний месяц мы больше не встречались в этом кабинете! Покинув директорский кабинет, Рудик сунул руки в карманы немножко жестче обычного распрямил спину, и направился к выходу. Пушкин окрикнул его: - Ты куда собрался? В класс! - Меня же сняли. Пойду, конфет куплю. – Но, заметив выражение лица учителя, Рудик соизволил пояснить: - Меня на сегодня пригласили в гости к друзьям. - Ну что ты, право слово? На репетицию, все гости потом! - Вы теперь с Мелькиновым-кривоножкой репетируйте. - И с ним, и с тобой. Не расстраивайся. Все равно, как дойдет до концерта, танцевать будешь ты. Мельников прилежный, старательный мальчик, но он никогда не сможет. И пожалуйста, не называй его кривоножкой. Хотя бы в лицо. И Александр Иванович отечески взял недоверчиво нахохлившегося Рудика за плечо и повел в класс. *** Освободившись, Рудик, как и собирался, пошел тратить часть стипендии на «кчайности». С гордым и независимым видом пройдя мимо кондитерской «Север» с его соблазнительными тортами и пирожными, Рудик зашел в обычный продмаг и строго велел взвесить ему 150 грамм карамелек «Виктория». Приехав на Петроградскую к Давиденко, он машинально поднял глаза, поискал окна профессорской квартиры и увидел, что из форточки ему машет радостная Кира. По крайней мере он надеялся, что это именно Кира: со вчерашнего вечера ни в чем не был уверен наверняка. Кира сбежала ему навстречу по лестнице, как это было у них заведено, и они посвятили ровно две минуты торопливым обжиманиям и поцелуям, которые неприятно тревожили раненую губу Рудика. В парадной дома, где жили Давиденко, на большее они не решались. - Ты прости, что я не пришла вчера, - тараторила Кира в кратких перерывах между поцелуями. – Такой сложный экзамен. Столько учить. Он великодушно оборвал поток извинений новым поцелуем, но Кира отпрянула и сморщила носик: - Фууу, что вы вчера такое пили с Киром? Вот дашь вам приличного вина, а вы все равно налакаетесь какой-то бормотухи. Рудику на мгновение почудилось, что девушка уж слишком веселится, не испытывает заметных сожалений и пристально вглядывается в его лицо, будто пытаясь что-то еще прочитать в его зеленых глазах. Но, вероятно, дело было в его нечистой совести. Чтобы их продолжительно отсутствие не так бросалось в глаза домочадцам, на пятый этаж пришлось бежать со всех ног. Кира сразу пошла к себе, а Рудик замешкался, разуваясь, и не успел разминуться с бабушкой Давиденко. - Пришел отвлекать Киру от экзаменов, - преувеличенно бодро отрапортовал Рудик, поздоровавшись. - Отвлекайте на здоровье, - радушно разрешила бабушка, забирая из рук гостя кулек конфет. Рудик всегда опасался таких интонаций у пожилых дам. Следующей фразой вполне мог стать вопрос: «Когда же свадьба?». Но продолжение было неожиданным. Бабушка прибавила: - У Кирочки в этом семестре все равно одни «автоматы», она уже неделю только в волейбол свой играет. В штанах, как мальчишка, - уточнила бабушка и со значением посмотрела на возможного зятя. Может, хоть он девицу приструнит? «А как же консультация?» - подумал Рудик, но вслух ничего не сказал и решил не спрашивать Киру. Природная подозрительность и недоверчивость сигнализировали, что дело тут нечисто. И в нем пробудился интерес естествоиспытателя. Рудик поспешно сбежал от бабушки в гостиную, где Кирилл делал упражнения на модной шведской стенке. В квартире они были не одни, так что поздоровались товарищеским рукопожатием. Кирилл был раздет до пояса, и Рудик с собственническим интересом осмотрел пару синяков, оставшихся с прошлой ночи. На груди Кирилла блестели капельки трудового пота, которые Рудик хорошо помнил при совсем иных обстоятельствах. Кирилл двусмысленно улыбнулся и подмигнул, словно догадавшись, о чем думает гость. Рудик смотрел оценивающе, равнодушно и скучающе. В комнату вбежала Кира, с порога объявив: - Ой, я забыла сходить за хлебом! - Я с тобой, - сразу среагировал Рудик. Но Кира была уже в дверях и только замахала руками: - Не надо, ты же гость. Рудик был неприятно удивлен, что она не захотела провести с ним еще две минуты наедине в парадной. Но Кирилл не дал ему погрузиться в сомнения: - Пойдем в нашу комнату, не будем мешать бабушке, - позвал он. Квартира семейства Давиденко всегда казалась Рудику царскими хоромами - ведь у близнецов была собственная комната, только на двоих, не то что в его родном доме, где в одной комнате проживали шестеро со всем имуществом. Обиталище близнецов походило на узкий пенал, куда с трудом поместились две железные кровати и тумбочка между ними, служившая экватором. Даже эта тумбочка была четко поделена на две зоны. Аккурат по центру, на невидимой нейтральной полосе Рудик заметил чешскую хрустальную вазочку со своими ландышами, которые до сих пор проявляли чудеса жизнестойкости. - Я передал их Кире, - проследив сосредоточенный взгляд гостя, пояснил Кирилл. – Это же для нее, правда? - А, ну да, - не очень уверенно ответил Рудик, в который раз начиная чувствовать тут пока еще непонятный подвох. Но Кирилл опять не дал ему погрузиться в размышления, без предисловий толкнул к стене и принялся целовать. Рудик покосился на дверь, которая даже не имела замка. - Не бойся, - прошептал Кирилл, - бабушка на кухне, готовит чай. Его рука сквозь штаны нетерпеливо пощупала Рудика, - Ого, - уважительно пробормотал Кирилл. Хотя эрекция, вызвавшая такое восхищение, возникла еще благодаря действиям Киры в парадной, Рудик не стал вносить ясность. Тем более, он не возражал и против Кирилла. - Мальчики, чай! – послышался из-за дверей голос бабушки. – К столу! - Бабуля, я переодеваюсь, - с правдоподобной невинностью в голосе откликнулся Кирилл, и снова прильнул к Рудику, прошептав: - Черт, у нас так мало времени. От поцелуев у Рудика снова открылась ранка на губе. Так он и вышел к столу, промокая рот носовым платком, одолженным ему Кириллом. У самого Кирилла пятнышко крови осталось на воротнике свежей рубашки, которую он с потрясающей скоростью надел в последний момент. Вернулась Кира из булочной. С пустыми руками. Рудик отметил про себя, что хлебница была полна. Приходилось признать, что близнецы вели какую-то свою игру, и в ней Рудику отводилась роль пешки. Это было обидно, и Рудик начинал копить раздражение, но пока молчал, не подавая виду. Ему хотелось понять, в чем интерес близнецов. Самым очевидным объяснением было то, что Кира сводит своего брата с Рудиком, но это плохо укладывалось в голове. Они, конечно, не невинные дети, но это прямо древнеримский разврат (Рудику довелось читать дореволюционную книжку про Древний Рим). Могло быть и так, что он надоел Кире, и она пытается от него избавиться, а Кирилл подключился по собственной инициативе, из первых рук узнав, что место вакантно? Но против этой версии говорил пылкий прием на лестнице. И самый худший сценарий: близнецы могли оказаться гэбэшными провокаторами. Рудик слышал о таких случаях, когда кого-то вовлекали в порочащие связи, собирали компромат, а потом шантажировали, заставляя стучать. Рудик – самый перспективный выпускник училища, и наверняка к будущему премьеру Кировского или Большого уже присматриваются. Но если так, его уже можно было начинать обрабатывать, потому что натворил он достаточно, один тот пьяный эпизод с Кириллом чего стоит. Но никакие товарищи в штатском по его душу до сих пор не явились. Словом, было много вопросов, сомнений и неясностей. И Рудик собирался найти все ответы и наказать доморощенных интриганов, которые пытаются делать его разменной монетой в своих играх. Последняя электричка с грохотом тряслась сквозь дымчатые сумерки белой ночи. Рудик сидел в почти пустом вагоне, вытянув натруженные ноги на лавку и прислонившись щекой к стеклу. Он трепетно прижимал к груди авоську с бутылкой дешевого крепленого вина (светская жизнь требовала все новых расходов), оберегая ее от посягательств второго пассажира в вагоне – пожилого хмыря, который время от времени подсаживался на сидение к Рудику, заискивающе называл его «командиром» и предлагал распить живительную влагу вместе здесь и сейчас. Кроме вина для всей компании, Рудик припас кое-что и близнецов. Для нее – Изделия №2 в надежно зашитом кармане. Для него – вазелин «Норка». Рудик ехал в Комарово на дачу к друзьям близнецов, которые большой компанией собирались отмечать успешную сдачу зачетов. Близнецы отчалили туда еще утром, но Рудик смог освободиться только к вечеру. К тому времени он снова был единственным Конрадом****: когда тупица Мельников во второй раз чуть не уронил Аллочку с верх ней поддержки, его разжаловали. И товарищ Шелков стал делать вид, что никаких распоряжений он не отдавал. А что ему осталось делать? Разве что вообще вычеркнуть из программы выпускного концерта в Москве злополучное па де де из «Корсара», но от этого пострадала бы безвинная Аллочка. Подъезжая к платформе, Рудик увидел в окно силуэт одного из близнецов: волосы, чуточку слишком короткие для девушки и чуточку слишком длинные для мальчика, развевались на ветру, поднятом приближающейся электричкой, широкие брюки и тесноватая рубашечка с коротким рукавом могли принадлежать как сестре, так и брату. В городе спортсменка Кира все же не решалась носить «неприличные» брюки, но на даче пользовалась полной свободой. Устало сойдя на платформу, Рудик сразу угодил в «дружеские» объятия Кирилла. - Кира хотела сама тебя встретить, но уже так поздно и ее одну через лес мы не отпустили. Она же девочка. Надеюсь, ты не в претензии? – и Кирилл подмигнул, забирая из рук Рудика авоську. И они спустились с платформы на тропинку, ведущую в сторону залива. Отойдя от станции метров на пятьдесят, оба воровато заозирались и не сговариваясь нырнули в перелесок. Кирилл без разговоров опустился на песчаную почву, усеянную сухими сосновыми иглами. Рудик бросился на него, нашаривая вазелин. Резко пахнущая мускусом мазь уже нагрелась в кармане и легко растекалась по пальцам. - Это ты ловко придумал, - одобрил Кирилл, но тут же, видя серьезность намерений Рудика, смешался и пошел на попятный. – Ой, подожди, что, прямо здесь? Но Рудик ждать не стал. Что бы ни затевали коварные близнецы, пусть даже собирались на блюдечке сдать его в Большой дом*****, ему надо хоть удовольствие теперь получить. До дачного домика добрались уже за полночь. Кирилл всю дорогу демонстративно прихрамывал и охал. Рудик на эти страдания внимания не обращал: он сам еле передвигал ноги. Кирилл-то весь день прохлаждался загородом, а он почти 8 часов таскал по залу Аллочку. Когда Аллочка в третий раз подряд не смогла приземлиться в позицию, она шлепнулась на пол, раскисла и принялась рыдать. Пушкин и аллочкина педагогиня прыгали вокруг нее и утешали. Несколько минут Рудик героически старался игнорировать этот цирк и самостоятельно отрабатывал пируэты перед зеркалом. Но потом ему надоело, и он, не оборачиваясь, рявкнул: - Ну хватит, продолжаем! И сопли подбери, Сизова. Если капнешь на меня своими соплями – я тебя убью. Пушкин и Наталья Александровна начали стыдить Рудика за грубость, хотя за столько репетиций могли бы и заметить, что его метод, в отличие от их, работает. Аллочка тут же перестала плакать, заулыбалась и затанцевала лучше прежнего. На участке было шумно и многолюдно, весело горел костер, тренькала гитара, тянуло запахом печеной картошки, которую тут же и ели, запивая чаем со сгущенкой. Выпорхнувшая откуда-то Кира церемонно поздоровалась с Рудиком за руку и повела его знакомиться со всеми. «Все» представлялись по очереди, с намеком на снобизм называя не только свое имя, но и место учебы: - Игорь, мехмат Политеха. - Надя, факультет акушерства и гинекологии, Первый мед. - Марк, педагогика младших классов, Герцена. Когда очередь дошла до «Рудольф, Вагановское училище», повисло сочувственное молчание. Никто не мог поверить, что нормальный с виду парень готовится стать балеруном и скакать по сцене в белых колготках. Краем уха Рудик услышал, как Надя шепотом поинтересовалась у Киры: «Что это? Чему там учат хоть?» - Родители заставили? – озвучил всеобщую мысль Игорь, мехмат Политеха. Рудик сразу понял, что с этими тупицами ему делать нечего. Если бы не перспективы потрахаться, он бы ни за что не поехал на ночь глядя, к незнакомым людям, которые были не его друзьями, а близнецов. Он опасно побагровел и собирался высказать все, что он думает об интеллекте здесь присутствующих идиотов, но на нем с двух сторон повисли близнецы, шепча: «Рудик, не обращай внимания», и уже громче: «Пойдем, покажем тебе, где тут что». Ему показали туалет за огородом, баню и волейбольную площадку. Ничто из этой экскурсии не заинтересовало Рудика. В качестве позднего ужина ему пришлось довольствоваться остатками мелкой подгорелой картошки, хотя картошку он вообще-то не ел. Рудик по большей части молча жевал, избегая вступать в разговоры. Кира сидела рядом, задавая незначительные вопросы, но вольностей они себе не позволяли – все-таки это была приличная компания. Принесенную им бутылку сразу же по-комсомольски поделили на всех поровну – каждому досталось на два пальца. Но хуже всего стало, когда кто-то из компании, собравшейся у костра, бодро предложил: - Ребята! А давайте споем? «Нет, - подумал Рудик, - Просто нет». Но кто-то уже затянул, а другие подхватили: Легко на сердце от песни весёлой, Она скучать не даёт никогда… Рудик тут же решил пойти прогуляться на берег залива. Никому ничего не объясняя, он просто встал и пошел прочь. На ходу дожевывая последнюю картофелину, толкнул калитку. Несмотря на усталость, он стремительно зашагал под соснами к морю, лишь бы не слышать прочувственного пения датых комсомольцев. Посидев полчаса на берегу в одиночестве, Рудик испугался застудить ноги на холодном ветру и осторожно пошел обратно, прислушиваясь, не угомонились ли певцы. К счастью, пения слышно не было. Но зато, идя вдоль забора в поисках калитки, он вдруг услышал голос Кирилла: - Но ты ведь не на всю ночь, ты ведь и мне немного оставишь, да? - Хватит с тебя, жадина! Ты свое уже получил. - Так электричка опоздала, мы почти ничего не успели! - Да, конечно, так я и поверила. Электричка. Больше часа кувыркались по кустам, - насмешливо фыркнула Кира. - Спроси у него сама! Опоздала! Давай так – часов до четырех ты, потом я. А утром ты его провожать пойдешь. Он говорил, что ему нужно поспеть на семичасовую. Рудик неслышно отступил в тень молодых сосен и прятался там. Пока близнецы-заговорщики, на ходу продолжая переругиваться и торговаться, не ушли к дому. Его уложили одного на старой застекленной веранде, смотрящей на сад и огород. Хозяин дачи Игорь сперва хотел выдать Рудику раскладушку. И Рудик с отстраненным интересом наблюдал за разыгранным Кирой спектаклем: раскладушку она хочет себе, а Рудику, как их гостю, пусть отдадут тот большой матрас. Первый час после «отбоя» Кира, наверное, мучилась: взбудораженная компания никак не могла угомониться. Все бегали друг к другу в комнаты, шептались, смеялись, стояли в очереди к единственному уличному умывальнику, выбирали, кто где ляжет. Но наконец маленький домик затих, и вскоре Рудик услышал возле своей головы тихий скрип половицы. - Ты где там? – жарко прошептала Кира. Из-за плотных занавесок на окнах на веранде было почти темно. Рудик протянул руку и коснулся ее голой ноги, направляя, куда нужно лечь. На Кире была одна коротенькая сорочка, которую Рудик тут же стащил с нее. Кира не осталась в долгу, молниеносно сдернув с него трусы забираясь сверху. Через минуту Рудик опрокинул ее на спину, на что рассохшиеся половицы под матрасом отозвались опасным скрипом на весь дом. - Тихо, - велела Кира, прижимая его к себе. Какое-то время они лежали молча и почти не дыша, но все было спокойно. Рудик вспомнил об Изделиях и достал одно из них из кармана брюк. Но вместе с тем с грохотом вывалилась и жестяная баночка вазелина. Рудик поймал баночку, не дав ей укатиться куда-то в темноту, и аккуратно поставил у изголовья. Насколько он понял из разговора близнецов, «часа в четыре» она ему снова понадобится. - Изверги, дайте поспать! – послышался чей-то возмущенный стон из-за стенки. - Ты можешь не шуметь? – извиваясь, прошипела Кира. Какое-то время они посвятили тому, что совместными усилиями пытались приладить Изделие на достоинство Рудика. Они оба вскоре были засыпаны тальком, но резина оказалась ужасно неподатливой. Возможно, дело было в недостатке мастерства у обоих. Рудик расчехлял Изделие впервые, ибо его половая жизнь была не такой бурной, как это виделось товарищу Шелкову. А жена Пушкина, роскошная сорокалетняя женщина, сразу дала понять, что можно обходиться и без них. Кира же, по-видимому, привыкла полагаться в этом деле на своих партнеров. В конце концов они бросили это безнадежное дело и решили довериться природе. Когда за окном начало рассветать, Кира выкарабкалась из-под одеяла в поисках своей сорочки. - Уже уходишь? Который час? – притворяясь засыпающим, пробормотал Рудик. - Почти четыре. Нам обоим надо поспать, а тебе уже через три часа на электричку. Я тебя еще провожу, - Кира широко зевнула и убежала на цыпочках. «А Аллочка поизящнее бегает, - вяло подумал Рудик, переворачиваясь на бок. – Может, и с ней как-нибудь попробовать?..» Не успел Рудик задремать, убаюканный приятными размышлениями, послышался новый шорох. Он совсем не удивился, услышав голос Кирилла: - Рудик? Ты спишь? - Уснешь тут с вами, - искренне ответил Рудик, великодушно откидывая одеяло. Потом Кира провожала его на электричку. Вышли заранее, но это оказалось верным решением, потому что, едва отойдя от дачного поселка, они «заблудились» в лесу. А потом Рудик вернулся в город и снова целый день таскал Аллочку по классу. Но несмотря на усталость и недосып, он был спокоен и полностью владел ситуацией. Он разобрался, что происходит, и знал, что будет делать дальше. *** Уговорить Елену Мироновну еще раз уступить жилплощадь, хотя бы на несколько часов, не составило труда. Сложнее было сделать так, чтобы близнецы не имели возможности обсудить друг с другом планы на выбранный Рудиком вечер. Если бы они смогли встретиться и поговорить, это погубило бы всю великую комбинацию. Для этого с самого утра Рудик заехал на факультет к Кириллу и пригласил его к трем часам в ту квартиру, где они недавно так чудно провели время. Кирилл заколебался: - Ты точно хочешь видеть меня, а не Киру? - Я пытался в ней связаться. Но она уехала на товарищеские сборы на какой-то стадион. Кировский, кажется. И будет только вечером, - самым невинным тоном, подпустив в голос сожаления, сказал Рудик. – Поэтому в три часа. Неизвестно, когда удастся еще раз отправить Мироновну погулять. Затем он поехал к Давиденко и пригласил на три часа Киру, которая была, конечно же, дома, и ни о каких товарищеских сборах ничего не слышала. Разговор почти дословно повторился, только Кира ничего не спрашивала о Кирилле. Рудик раскинул паутину и отправился в квартиру на канале Грибоедова – ждать. Повинуюсь мистическому чувству, свойственному только близнецам, Кира и Кирилл прибыли на место одновременно. И столкнулись уже на лестнице. У Кирилла в руках была бутылка портвейна «Три топора», а Кира несла тортик для себя и большую морковку для Рудика – чтобы ему тоже было что пожевать, пока она уписывает «Птичье молоко». Пораженные, они смотрели друг на друга в замешательстве, как будто не узнавали. И единственное, что смог спросить Кирилл: - А морковка зачем? - Он же тортик есть не станет, - ответила Кира. – И потом, я подумала… Ну, шутка такая. Кирилл в самом деле засмеялся, то ли над шуткой, то ли нервно и из каких-то своих соображений: - Я так понимаю, один из нас здесь лишний. И, наверное, это я. Спроси у него, что это все значит, а я, пожалуй, пойду. В этот момент распахнулась дверь квартиры Елены Мироновны. И на пороге, подсвечиваемый сзади печально болтающейся на длинном проводе лампочкой Ильича без абажура, в картинной позе, будто уже на сцене Кировского, возник Рудик. - Никто из вас не лишний, - опасно-ласковым тоном сказал Рудик. – Что вы в самом деле, как не родные? Заходите, не стесняйтесь. Убегать было глупо, и близнецы, опустив головы, прошли как на казнь мимо Рудика вглубь квартиры. - Ну, что вы мне принесли? – по-хозяйски поинтересовался Рудик, забирая у них подношения. – Очень хорошо, «Птичье молоко», - приговаривал он, развязывая бечевку на коробке с тортиком и роясь в авоське Кирилла. Но особенно ему понравилась морковка. Уважительно увесив ее на ладони и осмотрев, он хмыкнул и положил овощ отдельно – на прикроватную тумбочку, где уже красиво расположил початую баночку вазелина и разложил веером Изделия №2. Близнецы нервно сглотнули. - Рудик, - пробормотала Кира, - мы не хотели тебя обидеть, мы просто… - А я и не обиделся, - ответил Рудик, лучась великодушием. – Мне все очень нравится. - Нет, серьезно, - постарался спасти положение Кирилл. – Всему этому есть научное объяснение! Это потому, что мы близнецы. - А у близнецов, - с готовностью подхватила Кира, - как бы одна жизнь на двоих. И даже, ээээ… личная. - Как только у одного из нас заводится пара, второй сразу в нее влюбляется. А так как мы разного пола, всегда возникают определенные проблемы. - Мы раньше ужасно ссорились из-за этого, ты даже не представляешь, как! - И тогда вы решили по-братски делиться, - догадался Рудик. - Ну как бы да… - Но мы это только с тобой. С другими бы не реша… -…никто больше не соглашался вот так. - А про тебя я сразу поняла, что ты согласишься, - скромно потупившись, подлизнулась Кира. - Прямо не знаю, гордиться мне этим или наоборот? – ехидно поинтересовался Рудик в пространство. Видя, что его не умаслить оправданиями, Кира сжала кулаки и перешла в наступление: - Между прочим, ты и сам хорош! Спал с моим братом, и ничего. Принципы не мучили! - Дерзишь? – ласково спросил Рудик. - Нет, - тут же пошла на попятный Кира. - Ну и хорошо. Нам осталось решить последний вопрос. Вы, ребята, точно не оттуда? Близнецы не сразу поняли, о чем речь. Но сообразив, замахали руками: - Ну что ты, Рудик! Как ты мог подумать! «Ладно, - вздохнул про себя Рудик. – В конце концов, какой гэбэшник скажет, что он гэбэшник?» Отступать Рудику было некуда, даже если с близнецами и правда дело нечисто. Оставалось только получать удовольствие, как он решил для себя. Ну а если эта их встреча окажется последней, то… Плаксу-Аллочку давно пора призвать к порядку. - Ну что ж, - обратился Рудик к притихшим близнецам, расстегивая ремень брюк. – Кто из вас хочет первым заслужить мое прощение? Ах да, вы же близнецы и все делаете дружно и вместе. Так что идите сюда оба, живо. Тем временем на лавочке на набережной канала, прямо напротив дома, сидела Елена Мироновна в обществе супруга, которого уже порядком утомила эта эпопея со странным татарским мальчиком, любимчиком его жены. Он хотел попасть к себе домой, но жена не пускала туда как минимум до шести. - Ты вот о чем подумай, Веня, - в который раз рассказывала Елена Мироновна. – Если Рудик с Кирочкой поженятся, на первое время надо будет им помочь с жилплощадью. У родителей Киры им будет неудобно, может отгородим для них угол за бабушкиным шкафом? Это ненадолго. Рудик сейчас выпустится, пойдет работать в театр. Он такой талантливый мальчик, я уверена, ему скоро дадут комнату. Муж Веня что-то неразборчиво промычал, спорить с женой вслух его давно уже отучили. Разговор между супругами, вернее, монолог Елены Мироновны, прервало появление взволнованной до последней крайности соседки Тани. Ее авоська была набита разноцветными парами парусиновых туфель. Такие же новехонькие туфли свисали на шнурках с ее шеи. - Леночка! - закричала она с противоположной стороны проезжей части. - Что ж вы тут сидите? В Гостином туфли дают, вот, смотрите, какие. Я и Серёже моему взяла, и Витеньке, и Свете, и в деревню своим отправлю… Вот, какие шикарные! На резиновой подошве, сносу нет. По тридцать два. Бегите, там уже очередь почти до Садовой! - Вениамин, скорее беги! - скомандовала Елена Мироновна. - Занимай очередь. А я предупрежу ребят и догоню. Она стрелой взлетела в свою квартиру и, забыв от возбуждения о всякой деликатности, толкнулась было в дверь, но безуспешно: ручка с той стороны была заблокирована стулом, заботливо оберегая очи Елены Мироновны от того, что могло им открыться по ту сторону. - Кирочка! - забарабанила в дверь друг молодежи. - Рудик! В Гостином дворе появились прекрасные парусиновые туфли! На резиновой подошве! Вениамин занял нам очередь, бегите скорее, найдёте нас там. Тридцать два рубля, если у вас нет с собой, мы вам одолжим. Из кухни вышла все ещё не верящая своему счастью тетя Таня. Видя соседку под запертой дверью, она с восхищением пошептала: -Девочка-то пришла на свидание с братом. Вот уж не думала, что в наши время ещё остались такие порядочные. Сразу видно - непростая семья. Блюдут себя. В запертой комнате близнецы судорожно одевались, путаясь в рукавах и штанинах. - На резиновой подошве… - с мечтательной пеленой на глазах шептала Кирочка. - Жаль, что только по паре можем себе взять, - вздыхал Кирилл. - Наверное, больше занимать неловко. Знал бы, у отца денег бы попросил. Эх!.. Рудик ошеломлённо наблюдал с кровати за этим потребительским экстазом. Они ведь ещё не закончили! Какие ещё, к такой-то матери, резиновые подошвы, что за свинство?! А ему прикажете самому о себе позаботиться?! Денег на туфли у Рудика все равно не было. КОНЕЦ о. Родос, 5 - 9 августа 2017 Примечания: * Ныне Мариинский театр ** Директор Вагановского училища *** Четыре корифейские партии из балета «Спящая красавица». Рудик готовится танцевать с Аллой Сизовой па де де из балета «Корсар», т.е. у него сложнейшая сольная партия. **** Главный герой балета «Корсар». ***** Здание ленинградского управления КГБ на Литейном проспекте.