Разноцветная чернота

Его белые пальцы были похожи на клавиши рояля из слоновой кости. Старый свитер висел на нем мешком, а черные волосы были всколочены, будто бы в них нашла свой ночлег шумная стайка воробьев. Он ходил по пустым коридорам, вслушиваясь в тишину, скользя кончиками пальцев-клавиш по побелке, которую можно было соскребать ломкими ногтями и есть. Он ходил по пустым коридорам, и их наполняли звуки. Отчасти полузабытые, едва слышимые: шорох подошв, джинсы, его дыхания и скрип половиц. Изредка пищал выводок мышей в многочисленных трещинах. По ночам ухала сова, поселившаяся под потолком. Он не считал себя одиноким, он не понимал этого слова, как и множества других слов. Например, облака. Давным-давно, настолько давно, что ему это казалось сном, кто-то сказал, что облака похожи на вату или пенку на молоке. "А цвет? Какого они цвета?" - жадно спросил он, бессмысленно глядя куда-то вверх. Туда, где должен быть верх. Говорящий не нашелся, что ответить. И других вопросов не последовало. Он боялся спрашивать что-то еще. Нет, его мир не был мал. Его мир точно подходил ему по размерам. Не большой и не маленький, зато свой. Мир, состоящий из прикосновений, звуков и запахов. Мир, сотканный из этих трех материй. И его мир, видимо, отличался от мира "зрячих". Он часто сталкивался с этим с детстве. Учился накладывать свой мир на их. Учил, где лево и право, верх и низ. Быстро выучил, что те, кто выше, умеют бить. А потом понял, что низкие тоже бьют. Как только узнают, что он их не видит. А потом он научился бить в ответ. И тогда его начали запирать в комнате. Одного. Тогда он понял, что побелка очень вкусная. И что все большие и маленькие вместе взятые не стоят одного крохотного кусочка побелки. За окнами горела осень. Он различал запах размокшей листвы, слышал ее шорох, слышал, как стучит мелкий дождик, как каркают вороны. Когда он трогал одну ворону, оказалось, что у них тугой и теплый бок, а перья мягкие. Оказывается, кошки тоже мягкие. А собаки немного резко пахнут. А еще, если случайно не рассчитать ступенек, то можно упасть, и потечет кровь. Кровь тоже вкусная. Солоноватая и с привкусом дверной ручки. А еще приятно трогать деревянные половицы в полдень, когда они полностью пропитаются солнцем. О солнце, правда, он только слышал, зато чувствовал. А вот в луну не верил. Нет того, чего нельзя почувствовать хотя бы сердцем. Он не чувствовал, значит, и луны нет. Наврал тот зрячий. Он спустился по шаткой и скрипучей лестнице на первый этаж и открыл замызганную дверь. В одном из углов слышалось копошение. Он подошел к чему-то теплому и погладил по маленькой голове. Голова тявкнула, и его пальцев коснулось что-то горячее и влажное, с запахом дешевого кошачьего корма. Он сел на пыльный пол и позволил щенку забраться на себя. Толстое тельце двигалось неуверенно, лапы перебирали его свитер и бесконечно соскальзывали. Наконец щенок устроился и положил подбородок ему на плечо, быстро-быстро виляя хвостиком. - Ты когда-нибудь видел луну? До того, как они сделали это? - легкие прикосновения к пустым глазницам с остатками ожогов. Щенок заскулил и сильнее прижался к свитеру. - Я вот не видел. Я таким родился. А для кого родился? - подбородку и губам стало влажно, торопливый язычок уже вылизывал нос. - Для тебя? И ты тогда - для меня. Хочешь кушать? У меня тут есть, - пробормотал он, доставая из кармана сверток. - Конечно, не фуршет, но бабушка из тридцать пятой хорошо готовит, попробуй, - пальцы подчерпнули кашу и прижали к щенячьим губам. Щенок ел жадно, причмокивая и постоянно виляя хвостом. - Ну, тише-тише. Нельзя так быстро есть, - с тонкой улыбкой проговорил он, гладя теплую спинку. Щенок слизал все и стал вылизывать его пальцы. - Хочешь, пошли ко мне? - он замолчал и вздохнул. - А я тут раньше жил. Тут был детский дом, щенок. Тут было много детей. Они шумели и дрались. А еще тут были взрослые, которые должны были следить за порядком. А за кустом сирени жила собака, ее так и звали - Сирень. Но потом... Потом ее забили. До смерти. Хотел бы сказать, что на моих глазах, но... Я слышал. Иногда слышать - гораздо хуже, чем видеть, щенок. Кстати, а ты знал, что у темноты много оттенков? Хочешь, расскажу? - он говорил и говорил, а щенок слушал, дремля в объятиях. Солнце закатывалось за горизонт. Тени удлиннились. А он все сидел и говорил-говорил-говорил, пока хватало голоса. Наконец, осипнув, замолчал и стал смотреть перед собой. Домой идти не хотелось. Слепой так и уснул, привалившись к стене, не закрывая глаз. А на нем спал слепой щенок с изуродованными и пустыми глазницами. Они видели сны с радужной чернотой, в которых у детей были родители, а плохие мальчики не играли с раскаленными железными прутами. Их черно-разноцветный мир был им по размеру.