От Иларии до Вияма. Часть вторая

Виям Грону никак не мог свыкнуться со своим новым кабинетом, где прежде работал герцог Кафф, потом его наместник барон Джулиус, и вот теперь... он, Террант Грону. Кресло казалось слишком мягким, стол — слишком резным, а помощник его, правая рука, унаследованная после барона вместе с кабинетом и креслом, Гарет Вильд — и слишком уж расторопным, и слишком бестолковым. Одновременно. Зачем государи вообще оставили этого парня при замке — этого Грону не мог понять. Давно отмежевавшись от своих корней, он смотрел на «деревенщин» слегка свысока. Историю Гарета он знал и недоумевал, к чему так было возиться с парнем? Сироток пристроили в монастырь — дело благое. Подарили бы парню несколько серебряных монет, чтобы починил дом, купил корову или какую другую живность завёл. Или отправили бы к наёмникам — постигать ратное дело. Гарет, конечно, учился владеть мечом, но занимался с самим Мастером Люсом — за какие такие заслуги, спрашивается? А ещё и братья его малолетние в замке жили теперь, носились по коридорам вместе с детьми Мастера. Нельзя сказать, что Грону не любил детей. Вот только был и оставался старым холостяком и детишек сторонился, особенно таких вот, неразумных ещё. Годам к тринадцати, конечно, из них уже вышел бы хоть какой-то толк, но пока... только шум да гам. То, что дети Мастера мечей жили в замке вместе с отцом, удивления не вызывало. Должность важная, серьёзная, почёт опять же немалый. Гарет занимал комнаты в той же башне, по соседству с досточтимым Люсом — целых три, подумать только! Вскоре Грону узнал, что на попечение Гарета государь Ленард оставил своё имение. Так чего же проще — пусть бы в имении и жил. И так ездил туда раз в неделю, отсутствовал день, а то и два, возвращался, писал государю подробный отчёт, присовокуплял письмо от управляющего и посылал бумаги в столицу. И как прикажете сладить с таким помощником, что напрямую с государем переписывается? Грону хмурился, искал повода избавиться от парня, но и в прямой конфликт с ним вступать не хотел. Научился, что и говорить, у герцогини Ахенской обходить отмели. Да и держался Гарет с ним поначалу как-то слишком вольно. Вот мастер Люс — тот военную дисциплину помнил, распоряжения выслушивал со спокойной почтительностью, докладывал всегда точно и по делу, а парень всё пытался поговорить о посторонних вещах. Грону начинал подумывать, что предыдущий наместник, ныне герцог Джулиус, помощника избаловал, слишком приблизил к себе. Так и выпросил бы его в Земерканд! Поездка на заставы как-то вернула Грону хорошее расположение духа. Он почувствовал себя в своей стихии и решительно навёл там порядок, хотя это и не слишком требовалось, по большому счёту. Но Грону подумал — пусть не дремлют, чувствуют командирскую длань. Конечно, Джулиус Бримарр был старый вояка, в ратном деле сведущ, но при этом рыцарь, конник, много лет водил в бой дружины, на заставах служил в ранней юности разве — да и сыновей своих отправил всех по очереди именно туда. Дело полезное — вон как высоко взлетели старшие-то. Один — граф, на втором Бримарр остался. Пришлось принимать новоиспечённого барона с молодой женой в виямском замке — молодые останавливались на отдых по дороге домой. Но тут кастелян помог — организовал приём в лучшем виде. Грону лишь оставалось разыгрывать радушного хозяина, каковым он себя совершенно не чувствовал, да за столом вспоминать те немногие правила этикета, которые знал. Вернувшись с застав, наместник обнаружил на своём столе аккуратно рассортированную почту, краткое изложение городских новостей и несколько прошений, к каждому из которых Гарет приложил свои заметки — обычно он проверял, насколько правдиво изложенное в просьбе, и в некоторых случаях добавлял свои рекомендации. К примеру, проучить хорошенько жалобщика, подавшего на соседа ложный донос — и уже не первый за последние полгода; или обратить внимание на одарённых детей из бедной семьи. Грону сперва и от этих заметок хмурился, считая, что помощник лезет не в своё дело. Читая свежие бумаги, Грону начинал понимать, что парень всё же облегчает ему жизнь. Однако сдаваться без боя не собирался. Он позвонил в колокольчик и велел охраннику послать за Гаретом. — Ваша милость! — Гарет явился пред грозные очи начальства не медля, но и не теряя сапоги от спешки. Поклонился без подобострастия. — Я прочитал, — Грону указал на бумаги. — Хорошая работа. Однако… Вот, к примеру, эти дети, о которых ты упоминаешь. Разве это не дело для церкви? — Церковь уже, что могла, для них сделала, — откликнулся молодой человек. — В монастыре они грамоте обучились, старший весь последний год целителю помогал, а младший от него отставать не хочет. — Малы они ещё, в университет-то отправляться, — покачал головой Грону. — Если только всё семейство в Майшен переберётся... — Он снова проглядел бумагу и нахмурился. — Отец только-только работу отыскал, мать на сносях, отправлять не с кем, даже если корона и снабдит деньгами на дорогу и обучение. — Для университета, как вы справедливо заметили, ваша милость, они ещё слишком юны, но, может, отправить их в помощь целителю в имение его величества Ленарда? — А там у целителя так много работы? — удивился Грону. — Не то чтобы очень, но я вот тут подумал: целитель в имении дружен с колдуном, мальчишки могли бы учиться и у того, и у другого. Магами они не станут, но знание трав и снадобий будущим целителям в самый раз. У колдуна был помощник, мальчик, но у его величества на него имелись другие планы, так что старику неплохо бы подсобить, — Гарет говорил то по-городскому, то на деревенский лад. Грону слушал и усмехался про себя. Однако ж понимал, что сам тоже не слишком «отёсан». — Ну, и поскольку целитель в имении, ты как управляющий сумеешь его убедить, что он до чёртиков нуждается в помощниках, — ухмыльнулся он. — Я как раз завтра еду с утра в имение, ваша милость, — замялся Гарет. — Не окажете ли честь поехать вместе со мной? — А мне там что делать? — удивился Грону. — Моё убеждение выглядело бы более весомым, — вежливо усмехнулся Гарет. — Да и лето заканчивается, устройте себе пару дней отдыха, ваша милость. А посмотреть там есть на что, смею уверить. Грону почесал подбородок. Если имение образцовое, то знания, как там всё устроено, не помешают, когда появится повод ткнуть носом какого-нибудь нерадивого землевладельца в то, что он неправильно ведёт дела. — Медведи стол накроют, — продолжал соблазнять подчинённый. — Готовить мастера, да и в погребах-огородах у них каких только редкостей не запасено. Одно слово — лакомки! — Ах да, его величество говорил мне о них. Велел не оставлять без внимания. Что ж, поедем завтра, посмотрим на тамошние дела. — Распоряжусь о лошадях и раннем завтраке, — кивнул Гарет. — Или, ваша милость, велите повозку заложить? — Ещё чего! — рявкнул Грону. Гарет с улыбкой выскочил за дверь кабинета. Наместник, поколебавшись ровно миг, запустил вслед ему мочёным яблоком, до которых был большой охотник, но, опускаясь обратно в кресло, улыбался и сам. — Паршивец, — проворчал почти ласково. — А пусть и заложат повозку-то. Глядишь, братьев с собой возьмёт, так не в седло же, и не в сумы седельные... Первая поездка в имение у Грону удалась. Да и с Гаретом он наконец поладил. Так что когда в августе его величество Кристиан навещал Виям, наместник с чувством выполненного долга докладывал, что имение процветает и вниманием властей не обделено. С тех пор Грону регулярно навещал деревенских жителей. Встречали его уже как дорогого гостя, знатно угощали, хвалились успехами. Вот уже и урожай собрали, амбары набили зерном, хранилища — овощами, много чего на зиму заготовили-сохранили. Погреба ломились от солений и варений, от жареных и замороженных грибов — по медвежьим рецептам. Посещая других землевладельцев и баронов, Грону уже явственно видел, у кого как дела идут — кто хозяин заботливый и рачительный, а кто управляет землями спустя рукава, и при случае намекал, что не худо бы посмотреть на то, как идут дела в имении самого государя. А то, мол, даже и не представляет, что писать в столицу в отчётах. Слава Единому, никто его слова не воспринимал как намёк на взятку. Землевладельцы чесали в затылках, а потом посылали управляющих в имение Мандриан — для постижения тамошних премудростей.

***

Осень выдалась изумительная — тёплая, солнечная. Выкроив пару деньков, Грону поехал с Гаретом в имение. Вся руководящая четвёрка встретила его в господском доме: управляющий Миро, колдун, целитель и наставник. После третьего стакана яблочного самогона и сытной закуски Миро повёл речь о делах: — Ваша милость, досточтимый Гарет, мы тут как-то собрались всем миром и стали рассуждать, как нам обустроить всё так, чтобы земля давала больше урожая, а хозяйства богатели. И вот чего надумали — послушайте и рассудите. Грону кивнул — слушаю, мол. — Земля, которую мы арендуем у государя нашего, поделена на участки между семьями по числу едоков. Испокон веку так повелось, что каждая семья обрабатывает свой надел два года, а потом наделы перекраиваются. И рассудили мы, что обычай этот вредный. Колдун наш, досточтимый Эхмир, дай Единый ему здоровья, учит, что землю надо делить на несколько частей. Вот оставили мы поле под пар, а на другой год посеяли там озимые. На следующий год посадили овощи. Потом посеяли пшеницу, а два других года на этой земле растим клевер для скота. Мол, земля от того станет плодородной. То, конечно, хорошо, но как это устроить, если вся она порезана на лоскуты? Думали мы, как это исправить, и решили объединить наши наделы. Всю землю разделить на большие поля, сообразно назначению. И обрабатывать землю вместе. Для лошадей наших и волов построить общественные конюшни и загоны. Словом, работать вместе, а плоды земли делить по справедливости. Грону крякнул даже. Отставил стакан, призадумался. Идея эта была для него в новинку. На заставах, в походах, наёмники, в общем, так и жили — всё общее: государь, командир, враги, добыча, смерть. Но чтобы крестьяне, о прижимистости которых, даже скупости, в городах анекдоты рассказывали, вдруг решили не хвататься каждый за свой стебелёк... это было необычно. Не плохо, не подозрительно — просто необычно. А у Гарета даже глаза загорелись. — Великое дело задумали, — сказал он. — А все ли согласны? Вдруг кто не захочет объединяться? — Особо-то зажиточных среди нас нет. Коров и свиней мы пока что оставим по дворам. Птицу всякую тоже, хотя вот про кур-уток-гусей уже подумывали — не лучше ли построить большой птичник? Уж, простите ваша милость, помёт птичий под удобрение сподручнее сразу с большого количества брать, чем по дворам скрести. Но мы пока думаем. Нам бы с землёй пока разобраться. Вот лихой год, который предсказывают, переживём, и за дело. Как думаете, государь поддержит нас? Гарет закивал. — Знаете ведь и сами, — сказал он, — как государь Ленард любит, когда придумывают что-то новое, доброе и полезное. — Вы уж опишите ему нашу просьбу, ваша милость, — обратился Миро к Грону, — я тут набросал с помощью наставника бумагу, но всё же лучше вы от себя тоже замолвите словечко. — Замолвлю, — обещал наместник, а сам выразительно посмотрел на помощника. Гарет кивнул, понимая, что Грону уж точно не привык прошения составлять. — Мы всё о лихом годе думаем, — вздохнул Миро, — хватит ли запасов? А если хватит, будет ли что сеять, когда добрая погода через год придёт? — Единый нам поможет, — твёрдо сказал Гарет. — Всего ли у вас в достатке? — Да с голода не помрём, — уверенно ответил Миро. — В лесах государя по его соизволению мы вырубили все сухие деревья, дров запасли. Подумали даже и кизяков накопили — чего добру пропадать? Тоже хорошо горят. Сена у нас много. Колдун наш научил нас квасить ботву и траву — представляете? Ох, и работали мы всё лето — да вы и сами знаете. С ног валились. Зато даже старики не помнят такого изобилия. Да и люди переменились. Вот сегодня у нас праздник — мужики пьют, как видите. Но завтра и в следующие дни — ни-ни, в рот ни капли не возьмут. И как-то привыкли мы работать всем миром. Завтра вон кто пойдёт в амбаре работать, а кто — Марише, старушке-вдове, забор новый ставить вокруг двора. Так и она без дела не сидит — за маленькими ребятишками тут приглядывает. А мы уж ей и с огородом помогли, и запасы ей на зиму сделали. Школа у нас чудесная, храм вот свой теперь — отец наш Хевин, хоть и молод, да учён и истинно верующий. А уж за целителя и колдуна наших мы Единому молимся. Ох, гореть Целестину и отцу его в аду, да и советникам нечестивым заодно — это ж какое знание чуть в земле под корень не извели! Эхмир, старичок колдун, незаметно смахнул слезу, слыша, как его расхваливают. Оба мальчика, которых еще в августе привезли в имение, хорошо прижились на новом месте, учились усердно, помогали и колдуну, и целителю, постигали науки. Только Грону с Гаретом вернулись в Виям, как прискакал гонец из столицы: государь Ленард просил доставить «зверушку» — место для зверолюдины наконец было обустроено. Стали думать, как лучше Гейри перевезти в столицу, как безопаснее — и для людей, и для самой твари. Но Грону тревожился больше о другом: вдруг Гарета оставят в столице? Он уже успел привязаться к парню, не хотел его отпускать. Вряд ли тот, впрочем, сам бы решился на переезд — всё же и братья младшие к жизни в замке привыкли, да и компания у волчат тут была. Но желание государей — закон. Для Гейри приготовили большую клетку, укрепили на подводе, дно которой устлали сеном. Саму же клетку сверху накрыли парусиной. В дорогу запасли пропитание, а замковый маг вручил Гарету ещё и сонный настой — на случай, если «зверушка» станет излишне нервничать. Гарет сомневался — а не станет ли зверолюдине плохо от того снадобья? Не человек же, к зельям непривычна. Потом смотрел на младших, онемевших от небывалой новости — едут аж в самую столицу! — и вздыхал, складывая их вещички в дорожные сумки: как бы и братишкам не пришлось капнуть в вечерний чай по капельке настоя. Видя, что помощник собирается взять братьев в столицу, Грону мрачнел ещё больше. Под конец это даже сам Гарет заметил. — Ваша милость, чем я прогневал вас? — спросил он напрямик, глядя на недовольную физиономию наместника. Грону помолчал хмуро. — А вернёшься? — спросил прямо, забыв и об отмелях, и об искусстве лавирования. — Надеюсь, ваша милость. Да и не нужен я в столице-то. С чего бы вдруг государям оставлять меня там? А вы напишите государю Ленарду на всякий случай. А, ваша милость? — А и напишу! — заявил Грону и направился в свой кабинет, решив на этот раз обойтись без секретаря. Не мастер он был писать их величествам. Начал «за здравие», цветисто, как полагается. Закончил «за упокой». Так прямо и написал, что, мол, верных помощников у государей много, а он тут без Гарета будет как без рук. Написал, посмотрел внимательно на собственные строки и со вздохом признал — привязался к мальчишке. Не только как к секретарю, уже порой и по-отечески смотрел на него, и вёл-то себя сейчас, как ревнивый дед, у которого внезапно забирают в город внуков, переданных под крыло на целое лето. Грону перечёл послание, вздохнул и сделал приписку, что везти зверолюдину в столицу добрых пять дней по многолюдному тракту — чистое безумие (да не прогневаются государи), и он не отпустит парня хотя бы без королевского штандарта во главе охраны. Людей и в Вияме хватает, отряд соберут отменный, а вот статус не мешало бы сделать повыше. Отправил письмо с гонцом, приказал доставить как можно быстрее, а Гарету запретил даже думать о том, чтобы ехать немедленно, велел дожидаться ответа. Через неделю гонец прискакал назад — с ответом от государя Ленарда и в компании знаменосца, привезшего заботливо завёрнутый в льняную ткань штандарт. Государь ничуть не прогневался на письмо, даже посетовал, что сам не подумал об опасностях путешествия со зверолюдкой в столицу — привык думать, что тварь ручная, а каждому встречному про то не расскажешь. В Вияме же люди ненавидели поганых сильнее, чем в прочих землях королевства. Что ж, государь просьбу исполнил, настало время отправляться Гарету в путь. Он не забыл и заботливо уложил в сумку прошение от арендаторов из имения. В день отъезда перво-наперво Гарет усадил братьев в повозку и велел сидеть тихо и до поры не высовываться, иначе в столицу их не возьмёт, оставит в замке. Потом пошёл прощаться с Грону. — Ну вот, ваша милость… — замялся, — уезжаю я, значит. Гейри из клетки в клетку переманю — и сразу тронемся. Он мялся, не знал, что ещё сказать. Джулиус его, пожалуй, по плечу бы похлопал, а, может, и обнял бы на прощание. — Отправлю с тобой... с вами отряд охраны, — неловко сказал Грону. — И смотри мне: засидишься в столичных-то хоромах... под конвоем обратно привезут! Гарет сперва остолбенел, потом вдруг выдохнул шумно, с облегчением, поняв вдруг, что наместник хочет и не умеет ему сказать. — Постараюсь вернуться побыстрее, ваша милость, — сказал он уже весело. — Езжай, езжай, нечего тут, — проворчал Грону. Гарет приложил руку к сердцу, поклонился и выбежал из комнаты. «Приора пригласить, что ли? — подумал Грону, глядя в окно и ожидая появления помощника во дворе замка. — О делах потолкуем, выпьем заодно». Не иначе, как с горя — подумалось тут.

***

Гейри послушно перебралась из клетки в клетку, поощрённая сладкими яблоками. Поразмыслив, Гарет дал ей напиться воды с небольшим количеством сонного настоя. Зверолюдина вскоре довольно засопела, зарывшись в солому. Клетку закрыли парусиной, Гарет сел пока что на козлы сам. Вскоре телега выехала из замка и присоединилась к остальному отряду. Из города постарались выбраться побыстрее — кто знает, сколько проспит Гейри, и не напугает ли её внезапная темнота в столь небольшой, не в пример привычному жилищу, клетке? Братья его ехали впереди, в повозке с кучером, совсем как знатные господа. В городе они ещё сидели спокойно — и знали уже все улицы наперечёт, да и замок-то был — рукой подать! — если брат осерчает, назад вернуться ничего не стоит. А за стенами, на не виданном прежде столичном тракте, закрутили головами во все стороны, и на Гарета посматривали умильно, но и с хитрецой, мол, теперь-то никуда, теперь-то уж до конца! Но тракт не пустовал — пусть не так много тут ехало телег и просто путешественников верхом, как летом, но всё же приходилось соблюдать осторожность. Гарет внимательно прислушивался к сопению, раздававшемуся через щель в парусине. Он бы и хотел откинуть немного ткань, и боялся — вдруг кто увидит, кого на подводе везут. Начало смеркаться, когда из клетки донеслось недовольное ворчание. Гарет быстро кликнул возницу, до поры сидевшего на козлах рядом с кучером, правившим повозкой, а сам перебрался на подводу, поближе к клетке. — Тише, Гейри, тише, умница. Я тут, не бойся. Он отогнул край парусины и заглянул в клетку. Зверолюдина подползла поближе к нему, зафыркала. Гарет стал потихоньку почёсывать её за ухом. — Едем, хорошая моя, едем в столицу, к хозяину твоему, государю Ленарду. Ты же помнишь Ленарда? Ничего — вспомнишь. Запах почуешь — и вспомнишь. И Хрюшка там с ним, и его вспомнишь. Там тебе такое жилище приготовили — что твои королевские палаты. Гейри заворчала уже помягче, протянула лапу через прутья клетки. Гарет рассмеялся, хлопнул себя по лбу: — И то правда, разговорами сыт не будешь! Размотал мешковину на толстостенном горшке, заготовленном загодя, приоткрыл маленькую дверцу, просунул внутрь. Зверолюдина заинтересовалась, принюхалась, уселась, запустила лапу в густую кашу с овощами и мелко нарубленным подкопчённым мясом. Заурчала довольно, облизывая ладонь. Охрана, назначенная наместником, не теряла бдительности — держала любопытствующих на почтительном расстоянии от подводы и повозки. Да и королевский штандарт тому способствовал. И всё же Гарет беспокойно поглядывал на проезжавших верхом путников — лошади их нервно пофыркивали, чуя неведомого, но, несомненно, опасного зверя. Да и охрана старалась не слишком приближаться к подводе. Её тянул меланхоличный тяжеловоз с мохнатыми бабками — возможно, когда-то его приучали не бояться диких зверей. Во всяком случае, в письме государя значилось, что взять на конюшне следует именно его. В воду Гарет, подумав, капнул ещё немного сонного зелья. Гейри воду понюхала с каким-то сомнением, но выхлебала всю и снова заснула, обняв опустевший горшок. К подводе приблизился командир охранников. — Досточтимый Гарет, будем ли устраивать привал или поедем дальше? Скоро совсем стемнеет. — Как лучше-то? Даже не знаю. — Тут чуть дальше летом колодец вырыли, коновязь устроили. Мы-то остановимся в стороне, но хотя бы воды натаскаем, коней напоим. — Давайте готовиться к привалу, — кивнул Гарет. Не только его отряд предпочитал переждать ночь. Вот почему командир охраны выбрал разбить лагерь подальше от посторонних глаз, поближе к подлеску. Лошадям повесили на шеи торбы, задали корму, натаскали воды. Охранники разожгли костры, принялись варить похлёбку из солонины и овощей. Зверолюдина огня не боялась да к тому же ещё спала, и всё же Гарет с некоторым беспокойством поглядывал на клетку да в сторону чужих костров. Там остановились на привал торговцы, везущие в столицу какие-то тюки. Что там в этих тюках лежало — один Единый ведал. Хотя тракт был уже безопасен, всё же телеги сопровождала какая-никакая охрана. Гарет ещё днём заприметил у дюжих молодцов короткие мечи. Ужинали все вместе, черпали из котелков похлёбку, подставляя под деревянные ложки ломти хлеба. Двое охранников несли караул, ждали своей очереди подкрепить силы. Братьям Гарета похлёбку налили отдельно, в миску. Мальчишки вели себя на удивление тихо, не капризничали. — Куда? Что надо? — крикнул вдруг один из нёсших дежурство охранников. К ним приближалась одинокая фигура. Человек развёл руки, показывая, что оружия при нём нет. Он подошёл ближе, и костёр осветил городскую одежду. — Простите, досточтимые, мы тут с вами по соседству стоим, — заговорил торговец. — Соли у вас не найдётся ли? Щепотки хотя бы. — Ты не видишь разве королевский штандарт, а? — буркнул охранник. — Куда лезешь? — Да дайте ему соли, — вмешался Гарет. — У нас же есть. — А мы вам вот… — торговец полез в сумку, висящую через плечо, и достал оттуда домашнюю колбасу. — От нашего стола к вашему столу. — Да будет вам. — Гарет пошарил в своей сумке, достал чистый платок, насыпал на него соли, встал и подал торговцу. — Что ж вы соль-то забыли? — Да мальчишка-олух не положил. Сердечно благодарю, господин. А чего везёте-то? — мужичок, кажется, просто любопытствовал. Возможно, и соль была просто предлогом. — Медведя ручного в королевский зверинец везём, — внезапно нашёлся Гарет. Про ручного-то его осенило — все ж проезжающие видели, что он вплотную к клетке всю дорогу просидел. — Медведя! — мужичок оторопел, потом закивал быстро: — Их величествам-то пожалуй... и пусть, и хорошо. Он взял платок с солью, протянул в ответ обещанную колбасу и пошёл к своему костру, бросив быстрый и несмелый взгляд на укрытую клетку. Гарет расслышал едва-едва изумлённое «Ишь ты! Вона как...» — попутчик явно уже думал о чём-то своём. Возможно, и повстречался когда с медведем в дороге, а может, просто сказки вспомнил. — Давайте-ка немного отдохнём, а двинемся дальше, пока ещё не рассветёт, — сказал командир охраны. — Не нравятся мне эти любопытные. Гарет машинально понюхал колбасу. — Чеснока не пожалели. — Я бы не стал её есть, господин. Нам-то вообще у чужих брать еду не положено, да и вы не рискуйте. Закопаем вместе с объедками. — Обидно, — сказал Гарет тихо. — Человек с добром, а нам положено его в худшем подозревать. Вздохнул, посмотрел мужичку вслед, отдал подарок командиру. — А того обидней, что порой подозрения правдой оборачиваются. После трапезы спать не спали, а так — поклевали носом. У соседних костров вскоре тоже все затихли. Командир охраны прислушивался к ночным звукам, улавливал что-то одному ему ведомое. — Давайте, парни, — наконец сказал он. — Заливай костры, готовьте факелы. Выдвигаемся, пока красотка наша не проснулась. Охрана молча, почти бесшумно принялась убирать следы привала: объедки, как и собирались, закопали вместе с подарочком, костры залили водой, отвязали лошадей. Насколько возможно тихо выдвинулись на тракт. Трое охранников впереди с факелами, за ними — подвода, следом — повозка, потом остальная охрана. Мальчишкам велели спать, и они послушно улеглись на тюфячках на дне повозки, укрытые плащом. Гарет же опять забрался на подводу рядом с кучером. Ехали быстро, насколько позволял шаг тяжеловоза. Тракт был почти пуст — только где-то вдалеке мелькали огоньки. Копыта гулко стучали по камням. Проехали половину пути, когда Гейри стала подавать из клетки голос — недовольно ворчала, стала потряхивать клетку. — Чего это она? — спросил кучер. — Только не это, — почти простонал Гарет, — только не то, о чём я думаю. Он дал сигнал командиру остановиться и сообщил «радостную» новость, что зверушка у них деликатная — под себя ходить не желает. Командир нахмурился. — Может, её как-то на повод взять? Не отпускать же совсем, да и за лапу не придержишь. — Эх, была не была, — вздохнул Гарет и полез открывать клетку. — Пошли, Гейри, пошли за кусты. Зверолюдина осторожно высунулась из клетки, выбралась на подводу, бесшумно сползла на камни тракта. Лошади зафыркали, забеспокоились. — Вон, иди, иди за куст, я тут подожду, — говорил Гарет, чувствуя себя сумасшедшим. Зверолюдина бодро затрусила за голый куст орешника, а потом и дальше — в посадку по краю поля. Гарет похолодел. Всё, вот и конец его карьеры — на плаху не отправят, а по голове точно не погладят, если зверолюдина сбежит. — Гейри, ты где? — позвал он, вытирая со лба пот. Из-за можжевельника донеслось что-то вроде похрюкивания. — Она что, у себя там в нужник ходила? — усмехнулся командир. — В особый угол точно, и его постоянно убирали служители зверинца, — пояснил Гарет. — Чистоплотная она. Уж не знаю, как себя ведут настоящие зверолюды, но вот Гейри такова. — Чудны дела твои, Творец, — покачал головой командир. Гарет подался вперёд, снова позвал зверолюдку. Та отозвалась, но возвращаться не спешила. «Ох, не дай Единый, ещё увидит кто, — всполошился Гарет. — И не дай Творец, поиграть ей захочется. Это ж я да Матиас знаем, что она вреда-то не причинит. Наверное. Чужому-то». — Ой, уедем сейчас, а ты тут останешься, — сказал он наудачу. — А кто тебе яблочко даст? Уродливая морда тут же высунулась из-за куста. Командир чуть не заржал — на морде было написано явное недоумение. — Хочешь яблоко? — продолжил завлекать Гарет. — Тогда полезай обратно на подводу. Уговорами и посулами ему удалось заманить зверолюдину обратно в клетку. Он готов был поклясться, что Гейри упрямится лишь для вида, будто кокетничает. Да и то — самка же. Наконец порядок был восстановлен. Зверолюдина чавкала яблоком в полуприкрытой парусиной клетке, Гарет занял своё место рядом с кучером. Караван тронулся дальше. Так и ехали всю ночь. Чуть рассвет забрезжил — позади на тракте началось оживление, но Гарет не волновался на этот счёт — одинокие всадники, ехавшие вдоль обочины, обгоняли караван и следовали себе дальше, а телеги да подводы догнать их не могли. Вот встречные путники — другое дело. Пришлось клетку прикрыть совсем. Гейри по этому поводу недовольства не выказывала — без всякого настоя дремала, уставшая от постоянного покачивания подводы. На двух следующих привалах Гарет почти не спал, развлекал «зверушку» беседой и почёсыванием за ухом. Утром, как трогались в путь, пока ещё солнце стояло невысоко, ехали так, а потом поили Гейри отваром — в самые многолюдные часы на тракте. Гарет перебирался к братьям в повозку и дремал часа два, насколько вообще это было возможно при двух непоседах. Он уже жалел, что не оставил мальцов в замке. Благополучно миновали лес — двинулись ещё в темноте, освещая дорогу. Гейри вела себя примерно — давала себя выгулять, бежать не пыталась. Чуть выбрались из леса, отъехали в сторону и устроили небольшой отдых коням. Да и сами пожевали хлеб с солониной, запивая водой. «Ох, скорее бы до столицы добраться, а там ведь ещё через весь город ехать!» — от такой мысли Гарет аж вспотел. Народу-то ведь на улицах тьма, шум стоит. Поднёс к уху фляжку, что дал колдун, потряс. Сонного отвара вроде было ещё достаточно. Дать Гейри на подъезде к городу ещё попить или каши с настоем, вот и обойдётся. Привыкнуть не должна — и дали-то всего ничего, да и колдун говорил, что отвар так, безвредный. А вот мальчишки проснулись — и запросились к брату. Гарет отправил кучера отдыхать в повозку, усадил мальчишек рядом с собой. — Только не шумите, а то Гейри разбудите, — велел строго. Мальчишки зверолюдину знали, а она знала их. То ли потому что были ещё малы, то ли Гаретом от них тянуло, но в единственный раз, когда занесло озорников в клетку Гейри, ничего с ними не случилось. А теперь они переглядывались, явно стараясь не говорить, не тревожить старую знакомую, да и брата не сердить. Командир решил, что отдохнули уже достаточно — и подвода с повозкой продолжили путь. Потянулись голые поля — чёрная земля с кое-где торчащими сухими соломинами. Снег в окрестностях столицы ещё не выпадал, но и дождей не было. По ночам землю прихватывало лёгким морозцем, утром солнце растапливало иней. На горизонте показались дымки кузниц и плавилен, расположенных за городскими стенами. Гейри проснулась, зафыркала недовольно, стала пытаться содрать с клетки парусину. Ну не поить же её настоем уже сейчас! До стен столицы было ещё довольно далеко. Внезапно Дарон пополз под парусину, открыл маленькую дверцу и забрался в клетку. Кайн попытался последовать примеру брата, но Гарет схватил его за ногу. — Дарон, а ну живо обратно! — зашипел он. — Я с Гейри хочу! — захныкал волчонок. Гарет был вынужден остановить подводу. — Вылезай, тебе говорят! Подъехал командир охраны с вопросом «что стряслось?» Приподнял парусину, выругался себе под нос. Правда, ничего страшного в клетке не происходило. Гейри сидела на соломе, что твоя мамаша, бережно обнимая мальца. Гарет посмотрел на фляжку, которую так сжимал в руке, что пальцы побелели, и поймал себя на остром желании хватить хороший глоток сонного отвара и ни за что не отвечать и ни о чём больше не беспокоиться. — Пусти, пусти, — дёргался Кайн, высвобождая ногу. Вырвался таки, полез в клетку. Заполучив и второго малыша, зверолюдина довольно заурчала, принялась копошиться у них в волосах. — Поехали потихоньку, — предложил командир. — А уж как совсем будем подъезжать к воротам — дадите ей настоя. Я пошлю вперёд одного из людей — пусть доложит во дворце, что мы уже недалеко от столицы. — Спасибо, командир, — Гарет сунул фляжку в сумку, что висела на поясе. Бросил мальчишкам по яблоку из запасённых в дорогу, и сел на козлы. Пока ехали дальше, пришлось пару раз прикрикнуть на братьев — расшалились уж больно, шумели. Встречные путники пялились на нечто, укрытое парусиной, подозрительно похожее на клетку, но из-под парусины раздавался детский смех и какое-то странное ворчание. — Вот ведь что бывает, — ворчал себе под нос Гарет, — собственных братьев в клетке везу. Гонец, посланный командиром, поспел вовремя. У ворот города маленькую процессию встречал Маттиас во главе отряда королевской охраны. — Дорогой друг! — воскликнул он и спешился. Гарет остановил подводу и соскочил с козел. — Хрюш… Маттиас, ты ли это? — он бросился другу на шею. — Как ты возмужал, тебя и не узнать совсем! — Да и ты раздался в плечах, — усмехнулся Маттиас, похлопывая Гарета по спине. — Ишь, какой важный господин стал! А форма какая у тебя — красавец! Поди все девушки столицы тебе глазки строят? Маттиас вдруг смутился, и Гарет решил, что угадал — друг заделался заправским сердцеедом. Тут клетка затряслась, и мальцы в испуге быстро выбрались наружу из-под парусины. Гейри заскулила, стала вытягивать лапу из дверцы по самое плечо. Охранники, прибывшие с Маттиасом, вытаращили глаза. — Где тут красавица наша? — Хрюшка полез на подводу. — Никак узнала? Ай, умница. Гарет, что же это? Братья твои с ней вместе ехали? — Да немного совсем. Часа два, не больше. Маттиас поглаживал волосатую лапу зверолюдины, та прижималась мордой к прутьям и норовила его лизнуть. — Вот молодец, хорошая девочка, — смеялся Маттиас. — У меня ещё сонный настой остался, если что, — сказал Гарет. — В городе шумно, поди. Гейри стала дергать парусину, норовя сорвать с клетки. — Пожалуй, без настоя не обойтись, — кивнул Маттиас. — Дорогу-то до дворца мы расчистим, но окна закрыть не прикажешь. А ну как Гейри парусину сдёрнет? Гарет наполнил миску водой, подлил настоя, поднырнул под парусину, предложив путешественнице утолить жажду. Гейри покапризничала немного, даже сделала вид, что собирается опрокинуть миску, но укоризненный голос Гарета, видимо, сделал свое дело — она напилась и совсем скоро уже снова дремала на соломе. Маттиас взялся за волчат. Мальчишки напомнили ему о собственных братишках и сестрёнках, оставшихся в Вияме. Он обнял их, покружил, принялся расспрашивать — и об учёбе, и о проделках, и о друзьях из семейства Люс. — Однако пора трогаться, — сказал он наконец. — Ну-ка, ребятки, полезайте в повозку. Полезайте, не капризничайте. Скоро вы предстанете перед государем, будьте послушными мальчиками, чтобы брат ваш за вас не краснел. Дарон и Кайн рты открыли от изумления — шутка ли, самого государя вновь увидеть! А может, и двух за раз! Они уселись в повозку, Гарет занял место на козлах. — Вперёд! — скомандовал Маттиас. Процессия въехала через ворота в город. — Дорогу, дорогу! — зычно кричал охранник, ехавший впереди. — Королевский груз везём. Дорогу! Люди расступались, с любопытством смотрели на нечто большое, укрытое парусиной. Кто-то думал, что там ящик с очередной диковиной для Дворца искусств, кто-то почти угадывал, полагая, что не зря приятель или сосед подрабатывали на ремонте зверинца. Гарет же смотрел во все глаза по сторонам. Бранн казался ему просто огромным — улицы не пример шире, чем в Вияме, дома вон какие — в три этажа попадаются. И людей, людей сколько! И повозок, и всадников! Словно всё королевство в столицу подалось следом за ними с их необычным грузом. — Сейчас-то здесь поспокойней, — заметил Маттиас, будто услыхав его мысли. — А вот когда на собор святые отцы и матери собирались, или когда колдуны съезжались на свой конвент, — шагу ступить было некуда! Кому совсем не повезло, так и часами мог на одной ноге простоять, пока место на мостовой освободится. — Это вот ты сейчас шутил? — поинтересовался Гарет. — Есть немного, — признал Маттиас. — Но и правда, много тут гостей собралось. Бранн Кристиан и Ленард возвращались в столицу довольные. Ярмарка удалась на славу. Пришлось немного задержаться в Ахене, спешно снаряжая посольство в Притц. И ещё одно событие отсрочило отъезд государей в столицу — граф Марч и девица Морроу наконец поладили и обручились. Марч поскакал в Земерканд — просить благословение отца, которое, если вспомнить, как бывший старый греховодник оценил барышню Морроу, было уже в кармане. Вернувшись в столицу, государи только и успели перевести дух, как верный Авуэн поспешил доложить, что Мэту не терпится получить аудиенцию. Лени посмотрел на Криса и важно кивнул: — Зовите, господин Авуэн. Мы готовы. Мэт вошёл в кабинет сияя, держа на подносе что-то, прикрытое платком. Поклонился государям и изрёк: — У меня получилось! Кристиан чуть удивленно поднял бровь. — Что именно? О! — он вспомнил короткий разговор в Земерканде. — Покажи! Мэт откинул платок — на подносе лежали две длинных шкатулки размером как раз подходящим и для свитка, и для письма. — Мы со Стромасом испытали их и на большом расстоянии. Я ездил в Майшен, а он оставался тут. В условленный день он положил в свою шкатулку записку для меня, я получил её и отправил ответ. Мэт положил одну из шкатулок на подоконник, а вторую — на стол. Свернул в трубочку листок бумаги, открыл крышку, положил его внутрь шкатулки. Раздался лёгкий щелчок. Через мгновение вторая шкатулка задрожала. — Попробуйте, государи. — Открой ты, Кристи, — сказал Ленард. — Она мне руку не откусит? — весело рассмеялся Кристиан, осторожно открыл крышку второй шкатулки и достал бумагу. — Хм… Она чем-то пахнет, не пойму только — чем. Ленард подошёл и принюхался. — Как воздух после грозы. Мэт развел руками. — Постепенно, может, получится придавать им разные ароматы, — сказал он задумчиво. — Так и почта будет, и воздух в комнате освежит... — Шутишь, друг? — усмехнулся Кристиан. — Ты создал великую вещь. Проси чего угодно… —… как говорится в старых сказках, — закончил ведьмак. — Что вы, государь, я уже получил свою награду. Во-первых, вы назвали меня другом. Во-вторых, я имею повод гордиться собой. Лени разглядывал шкатулки. — Эх, такие бы каждому наместнику, — проговорил мечтательно, — каждому барону и графу, приору и настоятелю. А еще капитанам кораблей такие просто необходимы! И... — А ещё твоему отцу и Шалье, — подхватил Кристиан. — И нашим разведчикам там, далеко... — О, им, конечно, в первую очередь, — согласился Ленард и посмотрел на Мэта. — Но наши мечтания — одно, а что в реальности?.. Есть возможность хотя бы разведчикам такие предоставить? — Постепенно снабдим всех, кого нужно, государи мои, — ответил Мэт. — Магия сложная, но со шкатулками всё намного проще, чем с дверью в Иларию. Всё же не живую материю отправляем — всего лишь послание. Правда, пока что вам придётся завести особый стол для множества разных шкатулок, я пока не знаю, как сделать так, чтобы свести все лучи в одну точку. — Много столов понадобится, — заметил Кристиан. — Закажем, пожалуй, поставец. — Мэт, не пора ли тебе обзавестись учениками? — спросил Ленард. — Хм, — ведьмак задумался. — Учениками — вряд ли, но вот найти бы единомышленников, кто хочет не только старое беречь, но и изучать новое. Не школу создать, а что-то вроде нового ордена магов. — Так ищи таких. А что касается здания и всего, что потребуется, тут мы поможем, — заверил Кристиан. — А что это — новое? — полюбопытствовал Ленард. — Хочу приручить молнию, — ответил Мэт. — Эк ты хватил! — покачал головой Кристиан. — Вряд ли мы вообще знаем, что это такое. В прежние, языческие, времена говорили, что это кара богов. У каждого такого народа был бог, который метал молнии в головы грешников. Наша вера такое вроде бы не утверждает, да, душа моя? — Кристиан повернулся к Ленарду. — Верно, — кивнул тот. — Пророки утверждали, что в мире есть много сил, которые зачем-то нужны Единому, но для человека полагать, что они существуют лишь затем, чтобы его награждать или карать — значит, впадать в грех гордыни. — Молния — это сила, — согласился Мэт. — И я хочу ее изучить и приручить. Люди же смогли хоть немного приручить огонь, ветер и воду. — Только осторожнее приручай, — погрозил пальцем Ленард. — Ну, я прожил слишком долгую жизнь по человеческим меркам, — начал Мэт, заметил, что оба государя нахмурились, и добавил поспешно: — Однако теперь мне опять стало любопытно жить, так что поджариваться на небесном огне я не собираюсь.

***

Жизнь в столице показалась государям после Ахена даже слишком размеренной. Городской совет работал как часы, без проволочек исполнял указы; горожане — те, кто начинали строиться ещё зимой, — уже обживали новые дома. Вот разве что обзавелись ещё и печами на случай нежданных холодов. В окрестных лесах с разрешения властей повырубили весь сухостой, по королевскому приказу каторжников с осушения болот срочно перебрасывали на юг, где разворачивали добывание угля. Ленард не забыл о необычном камне, который горел долго, тепла давал много, хотя и копоти от него было хоть отбавляй, но кто об этом станет думать, если холода затянутся? Занимаясь текущими делами, Ленард не забыл отправить в Виям депешу — просил Гарета привезти в столицу зверолюдку. Жилище для неё уже подготовили — да какое! Сложили из камней что-то вроде пещеры, внутри устланной сеном и войлоками, насадили деревца в обширном вольере, провели проточную воду. Не забыли и о чистоплотности «зверушки». Наконец в один из дней прискакал гонец — Гарет с ценным грузом находился почти у самого города. Ленард послал навстречу Маттиаса с охраной. — Что ты так волнуешься? — пожимал плечами Кристиан, глядя, как супруг то и дело смотрит в окно. — Привезут твою питомицу, не сомневайся. — Да мало ли что, — взволнованно возражал Ленард и снова будто невзначай бросал взгляд то в одно окно, то в другое. — Не собаку же везут. И даже не медведя. Священники-то по нашей просьбе уже сколько недель на проповедях то так, то эдак упомянут о готовящейся битве с извечным врагом. А люди у нас внимательны и податливы к церковному слову. — Если уж пять дней по дороге везли и ничего не случилось, то через город да с охраной доставят до дворца благополучно. — Барток говорил, что лучше бы мы её убили, — мрачно произнёс Ленард. — Я иногда думаю: может, он и прав. Что за жизнь у твари — из одной клетки в другую. А отпустить нельзя. Не иначе, когда я приказал Гейри привезти в Виям и вылечить, мною владели не только жалость, но и тщеславие — вот, мол, какую диковину раздобыл. Кристиан поднялся из-за стола, взял Лени за плечи — тот вдруг снова почувствовал себя прежним мальчишкой, только попавшим в герцогские покои и объятья. — Ты не стал убивать беспомощное существо без нужды, — сказал Кафф сухо и почти холодно. — Не пролил кровь, не поддался страху, мести, суевериям. Не знаю, оставил бы я её в живых на твоём месте, думал порой об этом, но так и не нашёл ответа. Подвода со зверолюдкой добиралась от ворот до дворца почти три часа. Пока плутали по улицам, пока осторожно поднимались на холм, где стоял дворец… Кристиан и Ленард встречали Гарета уже у будущих владений «зверушки». Она всё ещё спала, но уже ворочалась на соломе, потягивалась — из-под парусины торчала мохнатая ножища, высунутая в дверцу для кормёжки. Гарет собирался преклонить колени перед государями, но Ленард жестом остановил его, обнял своего протеже за плечи и улыбнулся: — Возмужал! Гарет покраснел. — Ты уж извини, — добавил Ленард, — что взвалил на тебя такую задачу. Гарет покраснел ещё гуще. — Ну что вы, государь! Для меня счастье — видеть вас. Надеюсь, вы не прогневаетесь, я взял с собой братьев — город показать. — Волчата! — обрадовался Лени. — И где же они? Почему прячутся? — Не прячутся, — махнул рукой Гарет. — Заснули. Ленард подошёл к повозке и заглянул внутрь. — Пусть пока спят, не надо их будить. А что ж наша красавица — так и будет храпеть? — Гейри, — позвал Гарет и пощекотал зверолюдине пятку, — просыпайся, соня. Приехали. Зверолюдка рыкнула, дрыгнула ногой и быстро убрала её под парусину. Гарет развязал тесёмки и осторожно потянул вниз полотно. — Помнишь меня? — спросил Ленард, подойдя к клетке. Гейри принюхалась, ткнулась мордой в прутья. Ленард осторожно погладил тварь по носу (Кристиан невольно схватился за сердце). Та засопела, заворчала, пытаясь прижаться сильней, подставить под ласку мохнатую башку. — Ровно как медведя завели, — вздохнул Кристиан, наблюдая хоть и с опаской, но уже и не выискивая взглядом ближайший меч. — Медведь будет поопаснее, ваше величество, — промолвил Маттиас. — А эта всё ж почти разумная. — Давайте переселять Гейри в новое жилище, — Ленард сделал знак Гарету, и тот открыл клетку. Отворили калитку в ограде из кованых прутьев — достаточно высоких и прочных. Высоких — скорее чтобы никто не перелез к зверолюдине. Гарет яблоком и ласковыми словами приманил Гейри в её новое жилище. Та просто очумела от такого простора, яблоко сунула в пасть и в развалку побежала осматриваться. — Вот и хорошо, — сказал Ленард. — Маттиас, ты подыщи пару людей, да чтобы Гейри пришлись по нраву. Ты к ней, конечно, будешь приходить, но всё же мы не всегда в столице, а ты мой телохранитель, а не служитель зверинца. — Слушаюсь, — кивнул Хрюшка. — Проводи друга в комнату, которую для него приготовили. Кровать там большая. Или хочешь поселить волчат в другую спальню? — Ленард обернулся к Гарету. — Да что вы, государь, поместимся, — улыбнулся тот. — Вот женщину бы какую — приглядеть за братьями хоть пару-тройку часов. — Конечно. Не будешь же ты с ними сутки напролет. И мне надо доложить, как в Вияме дела, и с Маттиасом поговорить. — Государь, у меня для вас письмо от арендаторов, — Гарет склонил голову. — Вот освежишься с дороги, сам поешь, братьев обиходишь — и приходи. Мой секретарь тебя проводит, а потом отдыхай, гуляй по городу, осматривайся. Маттиас, на то время, что Гарет в городе, даю тебе увольнительную. Хрюшка, конечно, поблагодарил, и рад был увидеться со старинным уж другом-приятелем, но всё же... Выругал себя за крамольные мысли — так уж государя и охранить некому, кроме него, так уж и некому рядом с ним быть! Гарет осторожно подхватил одного из братишек, Маттиас, умевший обращаться с детьми, — второго, и оба пошли к приготовленной гостям комнате. Слуга шёл следом с небольшим багажом. — Ты пока особо головой не крути, — тихо говорил Маттиас, — уложим малышей, и я тебе тут всё покажу. И к Мэту заглянем, поди помнишь его? Гарет хорошо помнил ведьмака, но близкого знакомства с ним не завёл, держался на расстоянии. А Маттиас, видать, со странным полукровкой сдружился. Никакого укола ревности Гарет не почувствовал — он, конечно, почитал Маттиаса другом, но дружба продолжалась на расстоянии. Было бы странно, не заведи Маттиас себе приятелей в столице. — Заглянем, чего ж не заглянуть? — весело ответил Гарет. У комнаты, приготовленной для него, уже ожидала пожилая женщина из замковой обслуги. Она уверила, что приглядит за мальчиками, вымоет, накормит, не даст скучать. Волчат уложили в натопленной комнате прямо поверх стёганого покрывала, чуть прикрыли ноги, и Гарет с Маттиасом пошли в баню. Во дворце их было три — королевская, куда приглашали только избранных, баня для слуг и баня для чинов с отдельными комнатами-парилками и общим залом, где можно было поплавать в бассейне. Вот в эту баню и повёл Маттиас друга. Рассиживаться особо не стали — Гарет смыл дорожную пыль, Маттиас тоже освежился после верховой езды. Переменив рубашки на чистые и одевшись, парни пошли бродить по дворцу. Гарет смотрел во все глаза, дивился здешним красотам, однако в парадных залах узнал руку живописца Сарфа и поразился щедрости государя Ленарда, отправившего по сути придворного художника расписывать простую деревенскую церковь. Дворец Гарету понравился — всё-то в нём было устроено по уму, без кричащей роскоши, но ненавязчиво свидетельствовало о мощи и крепости государства. Маттиас провёл его через библиотеку, под которую государи выделили один из залов центрального крыла. Маттиас рассказывал, что государь Ленард хочет собрать все книги, когда-либо написанные в Гутруме, заказать их копии в монастырях или в типографиях, отстроить в столице новое, обширное здание под общественную библиотеку и пожертвовать в неё всё собрание. Конечно, государи собирали книги и для личного пользования. Кристиан всё больше читал мемуары полководцев, историю лиманских войн, а Ленард был читателем почти всеядным. Лишь появлялось время, он тут же погружался в изучение очередного трактата или читал стихи и романы — для удовольствия. Из библиотеки Маттиас повёл Гарета в правое крыло дворца, где жили придворные. По лестнице парни спустились на первый этаж, и Маттиас постучал в одну из дверей: — Мэт, ты у себя? Можно войти? В ответ не раздалось ни звука. — В лаборатории, поди, — Маттиас спокойно толкнул дверь. В дальнем конце маленькой гостиной находилась винтовая лестница. — Эге-гей! — крикнул Маттиас, перегнувшись через перила. — Заходи! — донеслось снизу. — И господину Гарету добро пожаловать! — Откуда он знает, что я тут? — испуганно шепнул тот. — Так он знает, что ты Гейри вёз в столицу. И, поди, видел, как я выезжал тебе навстречу. Это, брат ты мой, называется логикой. Маттиас толкнул дверь, пропуская Гарета вперёд. Мэт колдовал над каким-то снадобьем — холщовый фартук прикрывал щегольски расшитую тунику, волосы аккуратно были подобраны широкой шёлковой лентой. «Лента, — подумал Гарет, — как есть — девка». На губах ведьмака появилась улыбка. — Чего варишь? — спросил Маттиас, подошёл ближе и неожиданно для Гарета приобнял Мэта за плечи. — Осторожно, — ведьмак мягко отвёл руку. — Кипит же, брызнет, не дай Единый. Отойди подальше. — Сам-то рядом стоишь, — усмехнулся Маттиас, но отошёл. — Минуту, уважаемый, — обратился ведьмак к Гарету. Подождал немного, выгреб из жаровни угли, закрыл котёл крышкой — будто суп варил. — Ну вот, — он вытер руки фартуком, — теперь я могу удостоить гостя вниманием. «Издевается никак», — подумал Гарет, но любезно улыбнулся. Мэт аккуратно повесил фартук на гвоздь, очень удачно вбитый в гладкий брусок на стене рядом с тремя или четырьмя такими же гвоздями, где висели холщовые же, местами опалённые рукавицы и пара прихваток — ну точно как на кухне какой. — Пойдёмте наверх, — предложил Мэт вежливо. Гарету все чудился в словах его и тоне какой-то подвох. — Предложу вам иларийского чая с местными травами. А тут... пусть пока варится-настаивается. От чая грех было отказываться. Гарету давно пришлось по нраву это питьё, хотя нечасто он мог себя побаловать — чайный лист всё ещё стоил дорого. Мэт приготавливал его в маленьком котелке, поставленном на жаровню. В сущности не заваривал, а варил, а к крупно нарезанным листьям добавил ещё каких-то, сушёных, из коробочек. Ну и дух пошёл — Гарет опешил. Нет, запах-то приятный, но можно ли это варево пить? Мэт разлил тёмно-коричневую жидкость черпачком по чашкам, поставил рядом блюдо, укрытое льняной салфеткой — под ней оказалась пастила. — Угощайтесь. Гарет отпил осторожно и чуть глаза не вытаращил — крепковато оказалось зелье, хотя и вкусно, и душисто. Покосился на Маттиаса — тот пил в охотку, привык, видать. — А вы с пастилой, она сладкая, — подсказал Мэт. — Эта вот яблочная, это малиновая. — Благодарю, — смутился Гарет, чинно взял кусочек яблочной пастилы, попробовал — правда вкусно. А уж сладко! Но если запить, то и ничего. — Эх, — сказал Гарет,— у меня ж виямских сластей немного с собой. Прихватил и в дорогу, и тебе, разбойник, — он посмотрел на Хрюшку, — в подарок, да вот... оставил в сумке. А сейчас бы как кстати пришлись. — Свидимся ещё, — степенно заметил Мэт. — А братишек твоих хорошо бы к сестрам-печальницам сводить, — выпалил Маттиас, довольный хорошей идеей. — Даром что зовутся печальницами, в монастырском саду у них такое веселье детям! Они и лабиринт там из ягодных кустов высадили, и качели везде, и в мяч есть где поиграть, и по шесту за подарками взобраться. — Вот славно. Надеюсь, государи разрешат побыть в столице несколько дней. — Да чего бы не разрешить? — заметил Мэт, всё пытавшийся вынудить Гарета говорить также и с ним, а не только с Маттиасом. — Так я ведь не в гости... — осторожно сказал Гарет. — По делу. Да и обратно бы. — Это уж как государь решит.

***

Гарет в красках живописал государю Ленарду житьё арендаторов, а потом передал письма — от Миро и наместника Грону. Государь тут же собственноручно написал разрешение на объединение наделов и поставил личную печать. — Отвезёшь в имение. Проследи за всем. Дело замыслили хорошее, но новое. — Слушаюсь, государь. — Не обижаешься, что в столице не оставляю? — прямо спросил Ленард. — Да на что ж обижаться, государь? — удивился Гарет. — Что ж за страна такая будет, если все в столицу потянутся? Да и господина наместника бросить не могу — пропадёт он без меня. Ленард засмеялся: — Уж и пропадёт? — Вояка он знатный, а в обычных, повседневных делах ещё не поднаторел. И всё чего-то стесняется, всё чего-то боится. У его светлости герцога Джулиуса богатый опыт управления землями, а не только войсками. А его милость Грону в возложенном вашими величествами деле — человек новый. Да и из простых он, а приходится с баронами толковать. — А ты прав, Гарет. С нашей стороны упущение — не дать Грону хотя бы баронского титула. Однако титул предполагает земли. Но мы подумаем, что можно сделать. Ленард тут же открыл небольшую книжечку с бумажными листами, взял перо и записал для памяти пару фраз. — Я тоже записываю, — осторожно промолвил Гарет, — для господина-наместника. — Молодец, — похвалил Ленард. — Сколько хочешь пробыть в столице? — Сколько позволите, государь, но чтобы господин наместник не волновался. — Дней пять хватит? — Вполне, государь, — он стал загибать пальцы, — мальцов к сёстрам-печальницам сводить, Дворец искусств посмотреть, стройки тоже — господину наместнику рассказать, школы опять же, приюты… — Да ты, вижу, не развлекаться в столице намерен, — одобрительно кивнул Ленард. — Молодец. Правильно: смотри, записывай. Да, пожалуй, оставайся на фестиваль. Я отправлю Грону приглашение, он тебя обратно сам заберёт. 21 декабря 6851 года от Сотворения мира За неделю до долгожданного фестиваля во дворец доставили депешу: герцог и герцогиня Земеркандские с радостью сообщали о рождении у них дочери. Малышку назвали Кристианой — тёзка очень веселился по этому поводу. Кроме официального письма, Джулиус написал и более личное, адресованное своему названному сыну и государю. Он сообщал, что в семье его царят мир и лад, что с женой он окончательно помирился, что Мадин просто не узнать — такая она стала решительная, смелая женщина. Уже на сносях была, а всё помогала ему, занималась в столице делами благотворительности. Правда заставила поволноваться — роды начались в столичном монастыре. Сёстры поначалу перепугались, но потом послали… за ведьмами из местного ковена. Те благополучно приняли роды, а когда роженицу со всеми предосторожностями доставили во дворец, устроили на радостях совместный праздник — прямо под сенью монастыря. Приор Вейлин по этому поводу ничего не сказал — он уже подпал под обаяние здешних ведуний и, кажется, у него в ковене появился сердечный интерес. Услышав последнюю новость, Кристиан поднял глаза к небу и со смирением произнёс: — Что за воздух в Земерканде! Или это местная вода? Или ковен такой сильный? Вот уже второго приора очаровали. — Ничего, — ответил Лени. — Зато будет жить долго и счастливо. И в жене будет уверен, как в себе. Джулиус пишет также, что назначена дата свадьбы Ронана. Восемнадцатое февраля выбрали. Так что мы решим с землями Морроу? Присоединим к графству Марч? — А почему нет? — спросил Кристиан. — Да, замки далеко, но земли-то разделяет только река. Графство Марч с баронством Морроу увеличится почти вдвое, а уж в каком замке жить супругам — как-нибудь разберутся. Да и детям будет что оставить, не придется делить одну кровать между тремя наследниками... — Скажешь тоже, — проворчал Лени. — Марч и без того графство не последнее. Но... чем не свадебный подарок. — А у баронессы Ламанет нет наследников, — заметил Кристиан. — Дай Единый ей долгих лет, но всё же — наследников-то нет, а Ронана она любит, как родного. Будет бабушка у деток. — Ещё не поженились, а ты уже деток их считаешь. — Одним они не обойдутся — это уж точно. Вон какие бёдра-то у досточтимой. Как добрый корабль оснащена — и спереди, и сзади. Ленард тихо зарычал, приподнялся с кресла и запустил в Кристиана подушкой. — Разве неправда? — невинно осведомился Кристиан. — Ты нарочно меня дразнишь? — Ленард встал перед ним, уперев руки в бока и притворно хмурясь. — Ну что ты! Я просто повторяю слова покойного Белтрана. — Вот как… значит, не дразнишь… Кристиан не выдержал и расхохотался: — Любимый, я готов дразнить тебя сутки напролёт. Но давай подождём немного — хотя бы до послеобеденного времени. Он подошёл к хмурившемуся супругу и крепко прижал его к сердцу. — Поневоле вспомнишь деньки в Вияме, правда, душа моя? Когда мы больше принадлежали самим себе. Лени обнял мужа. — Мой пожилой герцог, — прошептал он ему на ухо и легонько прикусил мочку. — Ты нарочно меня дразнишь? — тихонько взвыл Кристиан. — Думаю, ничьи послы на нас внезапно с небес не свалятся. Для просителей тоже не урочный час. Авуэн и Стромас немного потерпят с делами до вечера. Короли тоже имеют право на личное время. Идём-ка в спальню, любовь моя.

***

Этой зимой солнцестояние обещало быть особенным. И в монастырях, и в ковенах готовились славить возрождение светила милостью Единого и богов. Да к тому же их величества объявили, что приглашают в столицу искусных художников, скульпторов, изобретателей, поэтов, музыкантов, чтобы те показали свои таланты людям, прославили свои имена и порадовали народ. В монастырских садах поставили навесы, под которыми беломраморные статуи могли не бояться дождей или редкого снега. Статуи, исполненные на лиманский манер, обнажённые, собирались выставлять во Дворце искусств. Ратуша Бранна тоже распахнула двери перед гостями, в храмах священники собирались устраивать концерты музыки возвышенной. Для увеселительной нашлось место в той же ратуше и в королевском дворце. Гости стали прибывать уже за неделю до назначенного дня. Господин Авуэн набрал многочисленных помощников — те записывали имена приезжих, род занятий, с чем пожаловали на фестиваль, размещали по гостиницам. Из королевской казны выделили немалые деньги на уплату за жильё и пропитание постояльцев — далеко не все из них могли себе позволить такое длительное пребывание в Бранне за свой счёт. Приехало и множество гостей, желавших просто посмотреть на дивные творения, полюбоваться обновлённой столицей, увидеть государей. Словом, в Бранне яблоку негде было упасть. Горожане с удовольствием сдавали комнаты для приезжих, купцы и трактирщики подсчитывали заранее доходы, хваля про себя государей. Ленард каждый день просматривал записи Авуэна, делился с Кристианом планами — куда сходить, на что посмотреть, что послушать. С радостью показал ему однажды имя Вийота — поэт тоже решил попытать удачи. По старой памяти решили включить его в список приглашённых во дворец. Государи собирались поощрить избранных, создавших несомненные шедевры искусства, или ежели изобретение какое может иметь особое значение для жизни королевства. Кому-то полагалось денежное вознаграждение, кому-то — заказы, кому-то — обустройство мастерской или лаборатории. — Жаль, что изобретение Мэта мы пока не можем показать широкой публике, — вздохнул Лени. — И хорошо, — сказал Кристиан. — Это пока наше преимущество. А Мэта мы ведь не обидим и без фестиваля. Чудесные шкатулки уже были отвезены в Ахен и Земерканд. Пока что государи просили Джулиуса и Мейнир пользоваться ими тайно — порешили проверять почту дважды в день, утром и вечером. Мэт, Маркис и сестры из ковена работали над тем, чтобы передать шкатулку разведчикам в Макении. Лени с трудом удерживался, чтобы не сунуть нос и в их дела, но терпел, помня, что и Кристиан не вмешивался в работу магов и своей личной гвардии, уверенный, что они справятся и без руководящих указаний. В столицу приехал Грону — и на фестиваль посмотреть, и помощника забрать. А получил в довесок к нему целую книжицу с описанием местных новшеств. Пролистал, почесал в затылке и сказал: — Сам будешь зачитывать и объяснять, что к чему. А вот это, — ткнул пальцем, — и вот это мне покажи. В искусствах я не сведущ. И повёл Гарет наместника во Дворец искусств — смотреть на «голых лиманских идолов». Фестиваль открывали торжественно — с колокольным звоном, службой в соборе, благословением Верховного приора (он вошёл в комитет, призванный оценивать произведения искусства на сюжеты Священных книг). Государи вышли на балкон ратуши и лично поприветствовали народ. Они же стали и первыми гостями. Разглядывали статуи и картины, диковинные изобретения и знакомые вещи, изготовленные с особым тщанием и искусством, слушали музыку, стихи и песни, особо выделив Вийота — государь Ленард кивнул ему, отчего поэт даже запнулся на миг, переходя от одной строфы к другой. Авуэн только поспевал записывать, сопровождая государей, словно тень. Ленард не просто отмечал понравившиеся картины или скульптуры, но и планировал, какого живописца в столице задержать, дать заказ, кого рекомендовать приорам монашеских орденов для украшения обителей, а кому дать рекомендации ко дворам в Каррас или Земерканд. Кристиан только дивился дотошности супруга — сам он в искусстве мало разбирался, руководствовался правилом «понравилось — так и хорошо». — Ну вот скажи, сердце моё, почему ты хочешь отправить этого художника в Земерканд? — шепнул он на ухо Лени, глядя на бледного от волнения мастера и его картины с пышными процессиями благородных всадников и дам. — Что он там забыл? — Дворец следует обновить — Сорн его запустил, — пояснил Ленард. — Хозяйка там молодая опять же. А краски у мастера тёплые, мягкие. Пишет хорошо. — Честно говоря, снести бы дворец к лешему, — сказал Кристиан, — очистить землю и отстроить всё заново. Но... — К чему столько хлопот? — усмехнулся Ленард. — Во дворце теперь живут хорошие люди. У них растут дети. Уверен, там больше нет места злу. А мы лишь поможем сделать уютней новый дом Джулиуса и его семьи. На другой день государи принимали у себя во дворце гостей, приехавших с рекомендациями из Ахена и Земерканда — последних было в разы меньше, да и немудрено — Джулиус только приступил к изучению богатств и чудес вверенных ему земель. Кое-кого попросил принять Авуэн — обещал нечто удивительное. И вот тут Кристиан почувствовал себя в родной стихии, когда в одном из залов он увидел длинные столы, на которых лежало оружие и доспехи, а рядом со всем этим богатством скромно стоял оружейник, приехавший почти с самой южной границы. Подойдя ближе, Кристиан не удержался от изумлённого возгласа. Он взял со стола странный меч — поуже обычного, с какой-то странной рукоятью. — Хм… и рубит, и колет, верно? — спросил Кристиан, тщательно изучив оружие. — Позвольте объяснить, государь... — начал мастер. — Как ваше имя? — Марций, государь. — Полное имя, — Кристиан сделал нетерпеливый жест. — Марций сын Примора, — растерялся оружейник. — Вы лиманец, что ли? — Далёкие предки оттуда, государь. Позвольте… — мастер взял со стола то, что, на первый взгляд, напоминало кожаный доспех, и показал изнанку. — Ого! Какая вещь! — глаза у Кристиана загорелись. — Видите ли, государь, я изучал доспехи макенские и иларийские. И сделал кое-что своё. Как вы видите, государь, доспех пластинчатый, гибкий, относительно лёгкий, может убираться как под кожу, так и под плотную ткань, вроде бархата. И не понять сразу, что человек защищён… — Погодите, уважаемый, — перебил Кристиан и обернулся к Маркису. — Что скажешь? Подойдёт для твоих волков? — Относительно лёгкий, — покачал головой Маркис. — И как в нём двигаться? Надо попробовать, прежде чем принимать решение. Он взял доспех в руки. — Их нужно будет идеально подгонять под каждого бойца. Сколько времени это займёт? — Да что вас, армия? — заметил мастер. — Справимся. — В сочетании с этими мечами такие доспехи станут отличным приобретением для охраны ваших величеств, — кивнул Маркис. — Я бы даже сказал, что такими доспехами можно снабдить и отряды пеших наёмников. Нынешние тяжеловаты и более дороги. — Государи, — оружейник поклонился, — извольте посмотреть ещё и кольчуги. — Ну-ка, ну-ка, — улыбнулся Кристиан. Мастер взял одну и продемонстрировал. — Тоже пластинчатая, как видите, государи. Она, замечу, не только более легка в изготовлении, но и более прочна. К тому же поверху можно крепить пластины для дополнительной защиты. — Кто с вами живёт? — спросил вдруг Кристиан. — У вас есть семья? — Нет, государь, — опешил мастер. — Только подмастерья. Конечно, я оставил двух помощников охранять кузницу. А один приехал со мной. — Отправите его забрать всё, что необходимо, и товарищей своих пусть прихватит. Вы остаётесь в столице. За городом вам построят обширные мастерские — в самые короткие сроки. Наймём вам помощников — сколько потребуется. Первым делом обучите мастеров для Карраса, Вияма и Земерканда. Покажете им свои приёмы. Вы поступаете в услужение короне. Я с младых ногтей воюю, но такой прекрасной работы ещё не видел. Мастер побледнел от волнения и низко поклонился государям. Он ещё долго показывал разные образцы холодного оружия — один другого лучше. Ленард терпеливо ждал, тихонько надиктовывал Авуэну распоряжения касательно строительства оружейной мастерской. Наконец Кристиан натешился опасными «игрушками» и собирался уже идти в следующий зал, но мастер его остановил. — Простите, ваше величество. Со мной приехал мой сосед — почтенный Ювенус сын Дация. У него есть что показать вам. — И где же он? — удивился Кристиан. — Он тоже оружейник? — Нет, государь… Он… я бы не сказал, что маг. Таких способностей у него нет. Но он человек учёный, сведущ в свойствах минералов. Мы же в горной местности живём. Сосед мой со своим помощником, видите ли, ждёт на заднем дворе. Ту штуку, которую он привёз, опасно заносить в помещение. — Что же это такое? — поинтересовался Кристиан. — Ещё один лиманский огонь? Так и этого-то с избытком... — Нет, государи. Но извольте посмотреть. — Что ж, идёмте, — сказал Ленард. Вслед за Авуэном, в сопровождении охраны они вышли на пустынный задний двор, окружённый стеной. Тут было совершенно пусто — по просьбе мастера Марция Авуэн распорядился, и двор очистили абсолютно от всего. Сидя на двух колодах терпеливо ждали своей очереди двое — старик и его молодой помощник. На земле перед ними стоял ящик. При виде государей оба встали и поклонились. Лени осмотрел ящик — самый обычный, совсем не опасный. Слова Кристиана о лиманском огне вызвали у него воспоминания об увиденном когда-то в порту Земерканда, и он невольно передернул плечами — наполовину расплавленный якорь, вросший в стекло, которым обернулся песок в адском пламени, всё ещё стоял перед его глазами. Старичок внезапно мягко отвёл его руку от ящика и открыл его сам. Внутри оказался ещё один ящик — поменьше, обитый снаружи железом. Лени невольно усмехнулся. Мастер открыл крышку меньшего — внутри обнаружился чёрный порошок. — Будто уголь крупно смололи, — заметил Кристиан. — Верно, ваше величество, — скрипучим голосом ответил мастер. — Уголь входит в состав. — И что же умеет ваш порошок? — Сию минуту. Фартий, приготовь всё. Парень вынул из торбы, висящей на боку, железную миску, насыпал на середину немного порошка, отошёл подальше, поставил миску на землю. Потом взял у мастера ящик, сделал из порошка тоненькую дорожку. От миски — подальше. — Чуть в сторону, государи, прошу вас, — попросил мастер. Кристиан и Ленард отошли немного. Парень щёлкнул огнивом и опустил огонёк к началу дорожки. Порошок тут же с лёгким потрескиванием загорелся, в воздухе запахло как-то странно, резко и непривычно. Огонёк быстро побежал в сторону миски. Порошок в ней вспыхнул внезапно и яростно, задымился; искры посыпались, весело запрыгали вокруг столба пламени. Горело недолго — меньше минуты. Пламя постепенно погасло само собой. Ленард слегка покашлял: — Забавный фокус, — сказал он. — Но что с этим делать? — Видите ли, государи, — начал слегка уязвлённый мастер, — если поместить этот порошок в закрытую ёмкость — да хотя бы в бочку — и поджечь… Разнесёт не только бочку. Мы с Марцием живём в пустынном месте, у подножия гор. Как-то обвал завалил речушку, из которой мы берём воду. Вот и вышел случай испытать мой порошок. Обвал был силён, реку запрудило страшно… — как многие старики, мастер пустился в воспоминания, — видели бы вы тот валун, который разнесло взрывом, государи! Он был высотой, пожалуй, что и с Фартия, а парень вон какой вымахал. После очень недолгой паузы государи заговорили одновременно. — Пещеры зверолюдов, — сказал Кристиан. — Добыча руды, — вырвалось у Ленарда. Старичок слушал, кивал своим мыслям и улыбался. — Покажите нам взрыв, мастер! — велел Кристиан. — Мне понадобится некоторое время, ваше величество. — Пожалуйста. Кристиан подозвал Маркиса и шепнул тому на ухо: — Глаз со старика не спускать. И с парня тоже. Приставить охрану. Маркис бросил внимательный взгляд на старика, ящики, закопчённую миску, кивнул и поднял руку, подзывая своих людей. Не мастера боялся Кристиан, а скорее, за него, за секрет огненного зелья, за который, уверен был он, кое-кто из соседей не пожалеет золота и жизней человеческих. — Нам бы стоило провести перепись, — неожиданно сказал Ленард, когда они с Кристианом вернулись в замок. — Раз уж предстоят трудные времена — это во-первых. Кроме того, если мы развернём добычу минералов на южных границах, следует понимать, сколько у нас имеется свободных работников. — Помнится, один раз ты отказался от этой идеи, — усмехнулся Кристиан. — Кажется, теперь пришло правильное время. — Да. Зима выдастся трудная, работы будет много. Господин Авуэн? — Ленард обернулся к секретарю. — Кто там у нас ещё по списку на сегодня? Секретарь заглянул в свои таблички. — Больше ничего не запланировано, государь, — сказал он. — Вы собирались снова просмотреть книгу о богатствах земных недр Гутрума. — Верно, и еще заняться со Стромасом правкой гранок. Кристи.. ан, — запнулся Ленард, покосившись на секретаря, который сделал вид, что не заметил нежностей, — ты послушаешь, что мы с ним насочиняли? — Разумеется, — кивнул тот. — Ты критикуй, если что. — Уж не премину! — усмехнулся Кристиан. — Тогда книгу отложим до вечера! — Ленард обрадовался, как мальчишка. Они прошли в кабинет, где уже ждал дознаватель, без пяти минут повышенный до министра-законника. Стромас поклонился государям. Вид у него был довольным. На столе лежало три больших стопки листов, пахнущих типографией. — Ого! — вырвалось у Кристиана. — Я видел, как вы писали, как редактировали, но в печатном виде труд выглядит не менее впечатляющим. — Садись, дорогой, — улыбнулся Ленард, указав на кресло. — Садитесь, Улли, — обратился он к дознавателю по имени. Сам он занял место за столом, налил себе воды в бокал, промочил горло, взял первый лист из стопки и стал читать: — «Волею Единого, препоручившего монаршей заботе нашей королевство, именуемое Гутрум, мы, Кристиан и Ленард, государи земли сей…» — Погоди, — прервал Кристиан. — Почему ты меня поставил на первое место? — По алфавиту, — вздохнул Лени. — И по возрасту. Кристиан нахмурился, покосился на Стромаса, буркнул сурово: — Поговорим еще. Потом. Наедине. — «…государи земли сей, — улыбнувшись, продолжил читать Ленард, — полагаем, что Единый, сотворив человека по образу Своему и подобию, наделил его неотъемлемыми правами, а именно: правом на жизнь и на равенство перед законом. Каждый подданный наш несет свою ношу сообразно своему роду и положению, однако вечные права, данные нам Единым, налагают на нас также и обязанности. Итак, мы утверждаем, что каждый человек в государстве нашем, от крестьянина до монарха, должен быть готов дать отчёт в деяниях своих не только перед Творцом, но и перед законом». — Ленард опустил листок и вопросительно посмотрел на супруга, ожидая замечаний. — Сурово, — оценил Кристиан. — Но истинно. Перед Творцом-то когда ещё предстанешь, знать никому не ведомо, а вот соседи твои по дому, улице, миру — всегда рядом. Ленард кивнул и продолжил: — «Полагаем мы также, что в равной мере ценным не только для Творца нашего, но и для государства является всякий труд. Всякому по жизни разное отмерено: кому — землю пахать, кому — вести полки на бой, но государство не может существовать и процветать ни без тех, ни без других. Как тело человеческое не может существовать без сердца или печени, так и тело государства не может достигнуть величия и благополучия, ежели какое сословие в нём бедствует, или находится в угнетении, или же прозывается ничтожным». Он снова остановился и посмотрел на Кристиана. Тот задумчиво барабанил пальцами по подлокотнику кресла. — И как врач обязан помочь страждущему человеку в исцелении, — сказал он тихо, — и, если потребуется, удалить поражённые органы, чтобы избежать гибели всего тела, так и те, кто Единым поставлен блюсти здоровье и благополучие государства, обязаны исцелить его в случае нужды, даже если потребуется истребить растленных и упорствующих в своём безумии. Лени, моё величество, если и нет в манифесте подобного продолжения, его легко там прочесть. С одной стороны, это правда. Так и есть. Это одна из обязанностей правителя. Но мы уже видели — и на примере Бранна, и на примере Земерканда, что и говорить о Роване — как правдивые и горькие слова о тяжёлой доле правителя превращаются в отпущение грехов жаждущего власти и богатства грешника. — Простите, государь, что вмешиваюсь, — заговорил Стромас. — Нигде прежде не говорилось, что властители так же подчинены закону, как простые смертные. Я спорил с его величеством, нужен ли этот тезис. Ваши вассалы верны вам, в Гутруме более нет тех, кто бы рискнул посягнуть на вашу власть. Но законы эти мы создавали не на год, не на десятилетие. — Но я же, кажется, успокоил вас, Улли, на этот счёт, — возразил Ленард. — Законы против государственной измены и посягательства против величия остались. — Главное, ими тоже не злоупотреблять, — усмехнулся Кристиан, но пальцы его перестали нервно выплясывать на подлокотнике, и Лени понял, что супруг отвлёкся от горьких размышлений. — А то ведь можно так бороться с оскорблением величества, что и оскорблений-то других не нужно. У соседей иных, того гляди, Единого начнут от обид защищать, будто смертному это вообще по силам! — Единого защищать можно только верой и добрыми делами, — ответил Ленард. — Но пункт о наказании за осквернение святынь мы оставили. Полагаем, это больше преступление против народа. — Святыню оскорбить не в смертных силах, — сказал Кристиан. — А плевок в душу тем, кто ей поклоняется и верит... — Он покачал головой. — Такие дела — буде они появятся, не дай Единый, — нужно разбирать с таким тщанием и осторожностью... уж очень велика возможность в попытке исправить положение наломать ещё больше дров. Он поднял руку, видя, что Лени готов возразить. — Я не говорю, моё величество, что нужно вообще не разбирать такие... происшествия. Нужно и должно. Но думается мне, что закон человеческий и человеческая же душа — слишком разные, чтобы душа законом управлялась. — Душа управляется божьим законом, любовь моя, — возразил Ленард, — а ещё человеку дан разум, чтобы понимать, что он делает. — Государи мои, не спорьте, — мягко вмешался Стромас, — будет день — будет пища. К тому же мы заложили в основу системы суда принцип опыта. — И всё же я настаиваю, — сказал Кристиан. — Пусть подобные случаи рассматривают непременно светский судья и священник. Пусть рассмотрят все возможности и все причины. И пусть не боятся задеть нашу гордость и не стараются заслужить нашу благодарность, обрушивая несоразмерные кары на утративших разум или забывших по скудоумию свое место. — Кристи, да там от нескольких горячих по мягкому месту до копания грядок в монастырях и метения улиц, — улыбнулся Ленард. — Вон Улли предлагал ещё отправлять в помощники золотарям при особо тяжких случаях… — Хорошая мера, — солидно кивнул Кристиан, стараясь не рассмеяться, — в чистоте грязные мысли редко заводятся. — Так оставляем, значит? — растерялся Стромас. Тут уж Ленард не выдержал и расхохотался, за ним — Кристиан. Стромас вздохнул, отложил табличку. — Может, рассмотрим раздел о преступлениях против собственности, ваши величества? — предложил он. — Можно. А какие вообще есть? — поинтересовался Кристиан. — Против собственности, против личности, включая тяжкие, против государства — уж простите, ваше величество, но есть ещё и мятежи, и шпионаж. Кристиан улыбнулся. — При рассмотрении этого раздела посоветуйтесь с Бартоком, — посоветовал он. — Большой специалист и в том, и в другом. — Если он окажется на месте, — покачал головой Ленард. — У них там война на пороге. — Стоит поторопиться, чтобы его застать, — кивнул Крис. — Напишем сегодня, отправим бумагу, заодно и новости узнаем. Илария Новости Кристиана с Ленардом не обрадовали. Илария готовилась к войне. Даже не то что готовилась — Шалья с Бартоком заглянули проститься перед отбытием войск на северо-восток. Гутрумские государи, сами уже планировавшие поход на зверолюдов, понимали, что воевать придется без Бартока. Княжеская семья обещала сообщать друзьям и соседям последние новости. Кристиан с Ленардом тоже обещали. Даже если бы они начали войну, во дворце оставался Мэт, который мог, если не сам пройти через невидимую дверь, то кинуть сквозь неё депешу. Вернувшись домой, Шалья с Бартоком возобновили последние приготовления. Княжеские войска собирались выступить к месту сбора, куда должны были прибыть отряды вассалов. Шалье оставалось провести под отчим кровом ещё две ночи. Кумалу пришлось остаться в столице — отец будущего наследника и главный визирь, он не мог уже выступить в поход вместе с молодым князем. Да и не так давно родившая жена не пережила бы его отсутствия. Про это не говорили вслух, но помнили. Барток внимательно изучал карты и донесения побывавших в кочевьях. Вспомнил с улыбкой и ноткой сожаления своих волков — ах, как пригодились бы ему сейчас хотя бы двое, до поры притихшие за спиной очередного хана. Во дворце каждый день проводили обряды, задабривали богов. Барток участвовал в церемониях, но то и дело усмехался про себя — вон какие почести воздавали его «папеньке». Сам-то он с отцом поговорил и выслушал несколько туманный ответ: на рожон не лезть, проявлять умеренность и держать молодого князя в узде. Бросаться на рожон Барток и сам не собирался, а уж за Шальей приглядывал бы в оба глаза. Уж на что он Кристиана оберегал, любимого хранил бы ещё старательней. Он понимал, что отец если и может помочь, так не войну выиграть, а разве что сражение. А всё прочее — в руках Провидения. Пока что правда была на их стороне — Илария уже не первое столетие страдала от набегов кочевников. Было время — страна даже теряла часть своих земель. Барток снова и снова прокручивал в голове карты, донесения разведчиков и планы Шальи, ища слабые места и способы, как их закрыть. Он признавал в Шалье прекрасного воина и полководца и готов был поддерживать его всеми своими силами. Вспомнив слова отца и усмехнулся — возможно, это князю придется удерживать его. Последний ужин во дворце. Семья собралась в покоях княгини. Все уселись на подушках вокруг низенького круглого стола, на котором стояли простые блюда. Говорили тихо, почти шёпотом. О войне не было сказано ни слова. Барток то и дело ловил на себе взгляды старого князя и княгини и чувствовал себя немного неловко, ему казалось, что ещё немного — и родители Шальи начнут молить его о помощи, будто он сам — божество. Ему было не по себе. Он вдруг подумал об ответственности за жизнь Шальи, за судьбу войска — и если смотреть совсем далеко, дальше, чем он привык и позволял себе, — за судьбу страны, ставшей его новым домом. Когда они с Шальей вышли из покоев княгини, где-то в глубине дворца тихо звучала музыка и тягучий голос жреца пел божественные мантры. Барток остановился, прислушался и склонил голову. — Боги на стороне справедливости, — сказал он тихо. — Прошу, любимый, если вдруг я увлекусь войной, останови меня. Шалья бросил на него быстрый взгляд. — Хорошо, душа моя. Любовные утехи отложили на потом. Оба — опытные воины — понимали, что с утра нужно быть свежими и полными сил. Пока доберутся до места общего сбора, потом — до границы… их походный шатёр никуда не денется. Лишь рассвело — легко позавтракали, облачились в походное и отправились прощаться с семьёй. Пока Шалья беседовал с отцом, Барток заглянул на женскую половину. Махима теперь жила вместе с младшей княжной — той после отъезда Анжалы стало одиноко в покоях. — Братец! — и княжна, и девочка бросились Бартоку на шею. Тот расцеловал обеих, в который раз клятвенно обещал заботиться о Шалье. Чадри шутливо просил без него замуж не выходить, а Махиму — вести себя хорошо. Потом отправился к Кумалу и Малике. Молодой визирь горячо обнял его и пожелал вернуться с победой. — Береги жену и дитя, — сказал ему Барток. — И не горюй, что не едешь с нами. Тебе придётся пожалуй что тяжелее, чем нам. — Понимаю, брат, — ответил Кумал. — Да хранят тебя боги. К Бартоку подошла Малика. Она давно оправилась после тяжёлых родов, но красота её не то чтобы поблекла, а словно перестала быть заметной. Всякий, глядя на княжну, видел теперь молодую мать, полную дум о ребёнке. Первые месяцы она упрямо кормила сама, но потом целители велели найти кормилицу, ссылаясь на то, что ребёнок голодает. Малика послушалась, поболела пару дней, а потом пошла на поправку. Она много времени проводила с сыном, пока муж был занят государственными делами. Малика надела на шею Бартоку гирлянду из цветов, опоясала его кушаком. — Верю, вы вернётесь с победой, — сказала она. — Счастливого пути, брат мой. Князь и княгиня, одетые уже не по-домашнему, ждали на южной террасе, с которой хорошо видны были распахнутые ворота, собравшиеся воины в походном строю и ожидавшие командира и его помощника кони, подаренные Нардином и до поры застоявшиеся в конюшне. — Храни вас боги, дети мои, — сказал старый князь. — Возвращайтесь с победой, а ещё важнее — возвращайтесь живыми и здоровыми. Удачу всегда вернуть можно, а жизнь — нет. Шалья и Барток поклонились правителю в ноги, поцеловали монаршую и отцовскую руку. Князь обнял их, за ним — княгиня и Кумал. Княжны и Махима рассыпали лепестки цветов с балкона. Оба воина сели на коней и шагом поехали к воротам. Они не оглядывались — плохая примета. Впереди ехали знаменосцы, позади — особо приближенные к молодому князю военачальники. Барток успел изучить их всех, на что способны, чем прославлены, и счёл их надёжными и толковыми. Он знал, что Шалья, советуясь с отцом, продумал ход кампании как можно подробней, — сам присутствовал на этих советах и даже порой вставлял слово. Но и собственный план у него был — он переговорил со всеми, кто ездил к степнякам и воротился от них живым, даже теми, кто занимал совсем низкие должности — вроде погонщиков или носильщиков. Расспрашивал о мелочах, о подробностях, кому что слышалось и виделось, кому что показалось любопытным и странным. Эх, недолго он пробыл рядом с Шальей, если б дали боги ему хотя бы год, на той стороне, возможно, уже кто-нибудь ждал приближенья их войска — не с пустыми руками. Они выехали за ворота и двинулись между рядами пехоты. Воины потрясали копьями и кричали приветствие князю и военачальникам. «Славного и богоподобного Бартока» тоже не забыли. Потом потянулись ряды конницы — с южной стороны дворца расстилалась обширная мощёная площадь, где устраивались смотры войск, до городских кварталов столицы было ещё далековато. Наконец Шалья и Барток встали во главе рати, трубачи заиграли сигнал, и полки двинулись вперёд, растягиваясь в колонну по трое. Вскоре въехали на одну из главных улиц столицы. Везде — на балконах домов, кое-где на крышах, где только можно — толпился народ. Шум стоял невообразимый — били барабаны, верещали флейты, сверху сыпался дождь из цветочных лепестков. «Боги, если так на войну провожают, — подумал почти оглохший Барток, — как же тогда с победой-то встретят?» На мгновение, не больше, он вдруг почувствовал, каково отцу среди таких верных поклонников. Только когда войско прошло через весь город и выдвинулось за городские ворота, Барток вздохнул с облегчением. Шалья, глядя на него, смеялся: — Привыкай, душа моя. Такова участь добрых правителей. В честь дурных, конечно, тоже кричат приветствия… — Только те не глохнут, — расхохотался Барток. — Нет, — Шалья вдруг перестал улыбаться. — Они хотят ещё громче и ещё дольше... — Он покачал головой. — Они хотят того, чего нельзя добиться кнутом и палкой, — Барток коснулся его руки. — Любви. Полки уходили всё дальше по дороге, поднимая клубы пыли. Светило солнце, и в оседавших песчинках возникла вдруг странная фигура. Человек был лицом явно не илариец, но одет как княжеский военачальник. — Любовь, любовь, — проворчал он себе под нос, — всё любовь на уме. Мальчишки. А мой-то? Весь в дядюшку пошёл — тот тоже на старости лет влюбляться вздумал, дитя себе захотел. Тьфу! Сифей отряхнул кушак от пыли, потом рассмеялся, свистнул, вскочил на невесть откуда взявшегося вороного коня и неспешным шагом пустил его по следам войска.