Безупречность реальности

Кто бы мог подумать, что Наруто способен на такое? Наруто, который даже о сексуальном влечении и не вспоминал вовсе, особенно пройдя пубертатный период. Наруто всегда был тем, кому важнее показать свои чувства поступками, не окрашенными сексуальным желанием, просто защищать, рисковать жизнью, да восхищаться, даже через страдания. И как он чувствовал себя сейчас, словно побеждённый невидимым врагом. Когда работал на одних инстинктах животного. Или его вообще прокляли! Применили запрещённую технику! Да-да, иначе как объяснить и пылающие щеки и опущенный взгляд, а в итоге побег, чтобы в дальнем кабинете прикоснуться к себе, вспоминая о том, как только что сглатывал, увидев слегка оголившееся плечо Учихи. Как пронзило бархатным током руку, когда слегка коснулся кожи, поправляя спавшее с плеча кимоно. Да и Учиха сам сидел в его кресле. Сидел такой покорный, что ноги сводило до дрожи в коленях. Покорный и позволяющий такой собственнический, такой интимный жест. Наваждение, грязные фантазии, да что случилось с ним, он сам не мог понять, озабоченно впиваясь в запястье руки зубами, на низких тонах рыча: возьми себя в руки, сука. Узумаки словно жил, выдыхая имя Учихи, которого стало в этой жизни так много, что он заполнил собой все. Саске помогал по работе, Саске ходил с ним на обед, Саске оставался на ужин и иногда ещё задерживался в кабинете. А пару раз и оставался там же на ночь, а сокрушённый Наруто садился аккуратно в изголовье дивана и смотрел пристально, не отрываясь, огрызаясь на себя за желание провести рукой по смолистым волосам. Иногда он и засыпал так, убаюканный работой и плавным, почти беззвучном дыханием Саске. Один раз Наруто проснулся так, почувствовав словно его кто-то потрепал по голове. А когда открыл глаза понял, что лежит на диване, где вчера уснул Учиха, накрытый одеялом. И он позволил себе расползтись в улыбке, уткнуть нос в одеяло и втянуть его запах — тягучий, теплом ложащийся в лёгких. Учиха никогда не комментировал ни взглядов в свою сторону, ни странных повадок со стороны Наруто, словно в упор не замечал. Поэтому с каждым разом тот становился все развязнее и смелее, каждый раз решался переступить новую черту. Но вот Саске ушёл на миссию. Узумаки становится одновременно легче — оттого, что ему больше не приходится притворяться на глазах у любимого человека — и тяжелее, потому что он скучал тоской животного. Учиха вернулся где-то через неполный месяц и, по уже ставшей «старой» привычке, не отправил ни записки, ни каким-либо другим образом не предупредил о своем возвращении. Уставший, он плелся в тени домов по главной улице, стараясь разглядеть, горит ли свет в кабинете Хокаге. Было за полночь, но Наруто не шел домой. Только в кабинете он чувствовал себя более-менее свободно в полной тишине, погрузившись в свои мысли. А Саске все приближался, минуя охрану и один из этажей, скрыв чакру, чтобы никакой из задержавшихся клерков не мог выследить его и доложить Хокаге. Он оказался перед дверью, нехотя и словно чего-то опасаясь взялся за ручку, слегка содрогаясь от предвосхищения, ведь никто и никогда не встречал его так радостно и искренне как Узумаки. Он услышал тихое «Саске», распахнул дверь, одновременно удивляясь тому, как Наруто его вычислил и принимая приглашение войти. Но Наруто звал не его, он звал того эфемерного, далекого Саске, перед которым он был честен и открыт, перед которым не страшно было опуститься на колени и молить о несбыточном. Они встретились глазами, оба переживая состояние минутного ступора, после которого Наруто, которого вышвырнуло из прекрасной иллюзии, залился краской и опустил глаза, а Учиха напрягся всем телом и душой, просчитывал возможные комбинации своих дальнейших действий. Наруто закопошился, стирая следы своих «преступлений», начал, заикаясь, сам еще не зная, что нужно сказать «Саске, я…». Но Учиха прервал его, зло, приближаясь и угрожающе сверкнув шаринганом: «заткнись, придурок». Признаться честно, Наруто никогда и не надеялся узнать такого Саске: по-змеиному гибкого, тянущегося за поцелуем, давящего, заполняющего все вокруг собой. У Наруто сносило крышу, он не поспевал за ним делающим то-то, то-это. Наруто спину сводило, так он гнулся к Саске, нависшего над ним, стараясь углубить поцелуй. А Учиха, наконец, расслабился, подошел вплотную и сел Наруто на колени, позволяя буквально вылизывать свой рот, крепко прижимать к себе, сходить с ума. Первым в себя начал приходить сам Наруто, когда услышал сквозь длинный, бесконечный поцелуй свое завывание, словно молитву: саскесаскесаске. Хотелось спросить, что это, и как это правильно понимать, и что же ему чёрт возьми делать с тем, чего он никогда не мог предположить ему посчастливится сделать. Но он заглянул Саске в глаза и было явно, того вело, он выглядел возбужденным и выжидающим, немного растрепанным, разгоряченным и таким удивительно покорным, что Наруто, наконец, просто принял, выплюнув «а черт с ним» и снова принялся целовать, смотря в глаза, немигающе наблюдавшие за ним из-под опущенных ресниц. Наруто держал его за выгнутую оголенную поясницу, оглаживая невозможно гладкую кожу. От своей безграничной свободы Наруто не знал покоя. Сколько всего он хотел и сразу, хотел наконец взглянуть на удивительное белоснежное тело, не тайно, мельком, а грубо, узнавая каждый сантиметр. Наруто отмечал про себя все: каждый вздох, каждое движение, каждую мимику. И осознал вдруг - как же хорошо, что он все это время сидел, свое тело чувствовалось ватным, а когда он встал, с легкостью поднимая Саске на руки, услышал первый его стон, он хотел было рухнуть, да не позволил бы себе с такой-то драгоценностью в руках. Просто не мог, поэтому остался так на некоторое время, позволяя Саске обвить себя ногами, осознавая через пелену, затмевающую сознание, что Саске так ведет оттого, что он придерживает его за ягодицы, как бы невольно разводя две половинки. Узумаки посадил Саске на стол, притираясь к нему пахом и поскуливая, одновременно стараясь освободить от одежды, пожирая глазами, трогая, словно рехнувшийся. Потом потянулся, обхватил губами сосок, и забылся в запахе, в ощущениях, звуках, воспоминаниях. Неужели не он один сдерживался все эти годы, радуясь любому мимолетному контакту? И неужели это мучение так и продолжалось бы, если бы воля случая не привела Саске в эту минуту в его кабинет. Хриплый и низкий голос Саске вытянул его из задумчивости. Саске просил, а Наруто того словно и ждал, стянул узкие штаны, прильнул губами к внутренней части бедра, нежно перевернул, вставая на колени (о, сладкий обряд!) и начал исступленно выцеловывать дрожащий и сокращающийся сфинктер. Было что-то почти запредельное в стонах Саске и Наруто был уверен, что впредь будет готов сделать все, что будет в его силах, лишь бы услышать этот грубый и протяжный полу выдох. Внутри Саске было… Ну, словом, так, как должно быть. Удивительно правильным и Хокаге улыбнулся, думая, что Саске создан совсем для него, а он совсем для Саске. И он целовал его руку, нежно оглаживая плоский живот. И все потонуло в крике. Наруто кончил внутрь, а Саске, так и не разу не коснувшись своего члена. Наруто, так и не выпуская из рук сонного Учиху, накрыл его накидкой Хокаге и переместился в свой рабочий кабинет. Лег сам и на себя положил Саске, ощущая его тяжесть, зарываясь в волосы, медленно погружаясь в сон.