***
Закат на космодроме был особенным зрелищем. Впрочем, здесь любое время суток превращалось в непередаваемую фантасмагорию, когда солнце, луна или звезды отражались и дробились в изломах стекла и металла, стекали лучами с верхушек кораблей-свечек, но именно на закате ощущалось то разлитое в воздухе спокойствие и умиротворенная завершенность, которых Норн не испытывал больше нигде, даже на родном Фиксе. И даже тревога за друга ненадолго отступила перед этим покоем. Хлопнула входная дверь, и в комнату размашистым шагом вошел Всеволод. С легким сожалением оторвавшись от созерцания облитого оранжевым светом бока корабля, Норн поднялся навстречу. — Прилетел, как только смог, — Первый коротко пожал ладонь друга. — Уже все слышал. Насколько все плохо? — Достаточно, — вздохнул Норн. — Чай будешь? — Не откажусь, — Всеволод стянул куртку и упал на диван. — С лимоном. Норн отошел на кухню. Квартирка была маленькая, между кухней и гостиной не было никаких дверей, так что разговора это не прервало. — Что вообще случилось? Мне сказали, была авария. — Была, — снова вздохнул Норн. — Спонтанная аномалия в параллельных прыжковых тоннелях. В результате чего на выходе они стали вовсе не параллельными. Налетели на вышедший одновременно с нами альдебаранский транспортник. А ты знаешь, как они строят. Им ничего, а нас смяло как консервную банку. Всеволод присвистнул. Альдебаранцы строили не только на совесть, но и почему-то на размер, все их корабли были огромными, а уж транспортники и подавно. Неудивительно, что даже «Чайка» не устояла. — Хорошо, хоть живы остались. — Спасибо «Чайке», как всегда. А я и не знал, что Ким установил вокруг рубки защитные щиты. Нас за доли секунды запечатало и катапультировало в космос как в бочке, послав сигнал бедствия. Подобрал все тот же транспортник. И мы живы, а «Чайка» вот... Норн вернулся в гостиную и поставил перед Всеволодом чашку с ароматно пахнущим чаем. — Неужели хуже, чем после Балана? — осторожно спросил Всеволод. — Там ведь тоже смотреть было страшно, но починили же. — Не хуже, — покачал головой Норн, опускаясь рядом на диван и складывая руки на коленях. — Чисто технически она вполне подлежит восстановлению, придется повозиться, конечно, но мы и не с таким справлялись. Тут другое — погас кристалл ее сознания. Тот самый, который записывает весь опыт и является ядром персонификации корабля. Даже если «Чайку» починить и наделить ее новым искином, это будет уже не она, а совершенно чужой корабль. Ким не знает, но я летал к Гай-до, хотел проконсультироваться. У него ведь точно такой кристалл, только совершеннее. — И? — тяжело спросил Всеволод, когда Норн замолчал. — Что он сказал? — Что это как смерть мозга для человека. «Чайка» мертва, абсолютно и бесповоротно, и этого уже не изменить. Позади что-то громко упало. Норн и Всеволод синхронно дернулись и повернулись на звук. В дверях, с абсолютно белым лицом, стоял Ким. В грязном рабочем комбинезоне, прямиком из мастерской, а у его ног валялся тяжелый гаечный ключ.***
От раската грома задрожали окна, а спустя секунду ветер в очередной раз обрушил на них лавину воды. Погода полностью соответствовала настроению, и Ким с каким-то отстраненным удовольствием слушал приглушенный рев разбушевавшейся стихии. Совсем как в их первый совместный полет на Эвридике... Засевшая в сердце игла больно повернулась, и Ким с трудом выдохнул, глотнул горького кофе из вычурной чашки, смывая ту горечь, что осела в горле. Это единственное, что помогало сейчас. Первый порыв напиться вдрызг умер, как только он вспомнил, сколько раз Сенейя спасала ему жизнь и здоровье. Она спасала, жертвуя собой, а он будет гробить их в ее память? Абсурд и черная неблагодарность. Лучше уж кофе, тем более, здесь его готовят превосходно. Тренькнул браслет связи, и Ким мельком взглянул на пришедшее от Норна сообщение с просьбой не идти пешком и не мокнуть, а вызвать флип. Конечно, друзья отлично знали, где он коротает вечера, но никак не вмешивались, и Ким бы признателен им за это. Сейчас ему остро хотелось побыть одному, вспоминая и забывая, безмолвно прощаясь с той, что была ближе любой из многочисленных женщин, встречавшихся им в двух галактиках. Их всегда называли «Три капитана», но это было неверно, на самом деле их всегда было четверо, просто четвертая их часть была так неразрывно связана с ним, так близко и нерушимо стояла у него за спиной, что мало кто различал ее силуэт и почти никто не понимал. Пожалуй, только друзья и знали. Входная дверь приоткрылась, на секунду впустив грохот ливня и запах воды и мокрой земли. Ким без интереса поднял глаза на просочившуюся внутрь посетительницу. Худая, высокая, ворот свитера натянула аж до глаз, что неудивительно, учитывая погоду снаружи. Девушка подошла к барной стойке и заговорила с вежливой официанткой-хозяйкой кофейни. Ким безразлично вернулся к своему кофе, но спустя секунду снова поднял глаза. Что-то в облике новой посетительницы было неправильно, и привыкший подмечать подобные мелочи глаз фиксировал это еще до осознания мозгом. Девушка откинула на спину промокшие черные волосы, собранные в высокий хвост и, поблагодарив официантку, осторожно взяла блюдце с большой чашкой. Она повернулась, так и не опустив ворот свитера, ища глазами, куда бы сесть, и как только сделала первый шаг, Ким уже понял, что сейчас случится. В кофейне было мало места, столы и стулья стояли густо, и чтобы пройти, приходилось ловко маневрировать между ними. Даже Киму с его вполне здоровыми ногами было не всегда удобно, а посетительница двигалась на протезах, это он понял с первого ее шага, пусть ноги девушки и были скрыты узкими темными джинсами. Так что ничего удивительного, что буквально через пару шагов она споткнулась и чашка в ее руках опасно накренилась. Ким вскочил со своего места и оказался рядом с ней. — Давайте я помогу, — вежливо, но непреклонно сказал он, отобрал у девушки чашку и поставил ее на соседний с ним столик, а после осторожно помог ей самой опуститься на стул. — Уф, — девушка наконец-то стянула ворот свитера с лица и с наслаждением глотнула воздух полной грудью. — Спасибо вам, сама я бы точно грохнулась. Ужасно неуклюжая. Она благодарно улыбнулась, глядя на Кима пронзительно-синими глазами из-под черной челки и он уже собирался отговориться какой-нибудь вежливой скороговоркой и вернуться к своему кофе, как взглянул на ее лицо и все слова потерялись. Все лицо девушки было исполосовано страшными шрамами. Теперь стало ясно, зачем она пряталась за своей импровизированной маской. Даже привыкший к такому капитан испытал легкий мандраж, скользя взглядом по ломанным и пересекающим друг друга линиям, невольно воскрешая в памяти, как выглядел после Медузы Норн. Почти так же... Неужели и она тоже...? Он бросил короткий взгляд на руки девушки и внутренне вздрогнул: пальцы были узловатыми и некрасивыми, словно их не раз ломали, из-под рукавов выглядывали страшные ожоговые шрамы. Девушка перехватила его взгляд и натянула рукава до самых пальцев. — Извините, — неловко сказала она и чуть отвернулась. — Все время забываю, что выгляжу не очень, и что такое пугает людей. Ким почувствовал, как волна жгучего стыда подступает к горлу. — Это вы извините, — сдавленно сказал он, опускаясь на стул. — Я ничего такого не думал, только... — Кто меня так? — понимающе усмехнулась девушка. — В нашем мирном Содружестве? Дальняя разведка и пираты. Все как и у вас. Ким непроизвольно сжал кулаки. — Сволочи. Извините, что спросил, не надо было. Я иногда бываю ужасно бестактным. — Да ерунда, — отмахнулась девушка. — Давно дело было. Кстати, меня зовут Селерия. А вас я знаю, впрочем, как и все. Ким горько усмехнулся и покачал головой. — Ну да, только незаслуженно. Ни черта я сам по себе не стою и ничего из себя не представляю. — Простите? — непонимающе посмотрела на него Селерия. — Вы о чем? — Да так, не обращайте внимания. Подумал, что сам по себе я — ничтожный кусок мяса, который бы погиб на первой же планете, если бы не она. — Кто? — все еще непонимающе спросила девушка и Ким поднял на нее глаза, словно только что вспомнил о ее присутствии. — А... — отмахнулся он. — Снова не обращайте внимания. Расклеился я что-то, домой пора. Вы меня извините, что оставляю вас без компании? — О чем речь, — хрустально засмеялась Селерия, и от звука ее голоса повеяло чем-то до боли знакомым. — Только не идите пешком, погода лютует. Лучше на флипе. Ким усмехнулся тому, как невольно она повторила слова Норна, и уже направился к двери, когда его нагнал оклик Селерии. — Капитан! Что бы вы ни делали, не опускайте рук, хорошо? Даже если все вокруг будут твердить, что это бесполезно. И берегите себя. Даже кораблям иногда требуется отпуск и лишняя чашка кофе, что уж говорить о живых. Она весело помахала опешившему Киму, но прежде чем он успел что-либо ответить, стеклянная дверь кафе закрылась и отрезала от него и теплый освещенный зал, и странную посетительницу.***
— Ты же вроде говорила, что не хочешь больше такой жизни? Селерия безразлично пожала плечами, глядя в чье-то спокойное лицо за стеклянной преградой капсулы. — Ну, говорила. Ты бы тоже так сказал, если бы тебе по мозгам огромным транспортником проехались, а до этого четыре года то жгли, то топили, пытаясь вскрыть. Уже молчу про Баланские Врата. Хотелось отдыха, а теперь вот отдохнула и обратно потянуло. — А как же обычная человеческая жизнь? Девушка невесело усмехнулась. — На кой она мне? Кто я в ней? Калека без имени, ничему не обученная, ничего не умеющая. — Сейчас уже лечат такие повреждения. — Ну, лечат, да только что толку? Думаешь, после десятка операций меня пустят в космос? Нет, пустят, конечно, но только не дальше пассажирского места в комфортабельном лайнере. А оно мне не надо. А чтобы пробиться в дальнюю разведку нужно, прежде всего, закончить Академию. И как я буду объяснять преподавателям, где шаталась столько лет и почему мои документы нигде не засветились? Нет, Рик, для обычной жизни я давно умерла и меня там никто не ждет. А в космосе я дома. Да и не могу я бросить Кима вот так. — Ну, понятно, — усмехнулся высокий седой человек в лабораторном халате. — Старая песня, неразрывный союз космолета и капитана. Как скажешь. Подключить тебя прямо сейчас? Твою капсулу никто не трогал. — Да, пожалуй. Уже уплывая в сон, Селерия услышала, как звякнул чей-то сигнал выхода. Еще кто-то вернулся, сменив внешние сканеры корабля на обычные человеческие глаза. Сколько их тут таких? Наверное, достаточно, чтобы лишить всех пилотов Флота сна, узнай они, что искин каждого редкого корабля имеет где-то живое дышащее тело, увечное с рождения так, что медицина не в силах это исправить. Наверное, это вызвало бы общественное возмущение, но разве понять им, здоровым и защищенным Содружеством, каким непреодолимым порой бывает зов звезд, и на какие ухищрения согласишься пойти, лишь бы дотянуться до мечты? Все-таки о некоторых вещах гражданам Содружества и вправду лучше не знать, чтобы не потерять спокойный сон и с такими трудом и кровью отвоеванный мир...***
— Слушай, Норн, — Ким задумчиво смотрел на полосу рассвета, занимающуюся над стартовой площадкой. — Я вот все вспомнить не могу... Норн крутнулся в кресле старшего помощника так, чтобы видеть друга. — Да? — Имя «Селерия», где я мог его слышать? Что-то такое знакомое... Так одну случайную знакомую звали, но мне все время кажется, я слышал это слово и раньше, и не как имя. — Ну ты даешь, — засмеялся Норн. — Столько лет со мной дружишь, а язык не узнал. Это же фиксианская интерпретация имени твоего корабля. — В каком смысле? — Ким уставился на Норна ошарашенными глазами, и тот смешливо фыркнул. — В прямом. Сенейя — синяя, и Селерия — синяя, только это более поэтическая форма, на ваш язык переводится примерно как «сто тысяч сапфиров». Ким?... Ты почему улыбаешься, как дурак? Ким откинулся на спинку кресла и, закрыв глаза, счастливо втянул воздух отреставрированной и живой «Чайки». — Да потому что я и есть дурак. До одури счастливый и везучий дурак. А еще потому, что моя семья снова вместе.