Огонек Кацудона

Молодой человек вот уже который вечер, увидев его, глушил отчаянную боль в груди алкоголем. Мужество покидало Никифорова, как только он выходил из дома и видел мужчину, что и понятия не имел о его безрассудной любви к нему. Сегодня, когда бывший фигурист снова увидел своего возлюбленного, мило беседующего с соседкой, по венам Виктора заструилось бешеное пламя, проносясь по всему телу, отчего мурашки побежали по коже, а в его груди вновь разбушевался огонь. Нет, не абстрактно — его горячее дыхание сжирало одежду парня, поэтому Виктору снова пришлось тушить огонек, заливая холодной водой, взятой из ближайшего кувшина с цветами. Превозмогая боль, он вновь возвращался к себе в квартиру, думая лишь о нем. А пламя в груди бушевало настолько сильно, что даже алкоголь был не в силах усмирить это. — Дурацкое пламя! Мерзкий мирок! — вскрикнул молодой человек, отшвыривая от себя бутылку из-под сакэ. Крошечные осколки разлетелись по всей комнате, а остатки напитка большим пятном легли на ковер — оно, наверняка, не отмоется, но Виктора это, похоже, не волновало. Чувства в его понимании — ерунда, навязанная им судьбой, ты никогда не знаешь, к кому будешь испытывать что-то помимо гнева. Но на самом же деле в их мире чувства — нечто своевольное, всепоглощающее, словно огонь, пожирающий все на своем пути. Причем огонь этот загорается в выемке, что предназначена для него и находится в груди людей лишь тогда, когда находит человека, что будто приписан судьбой его хозяину. И тогда уж воспылает настолько ярко и стремительно, что порой кажется — без непредвиденных ситуаций не обойтись — огонь обуревает настолько непосильный, что, затушив, вы сможете остановить поток лишь на короткий промежуток времени. Увы, это пламя заметно всем. И если уж ты нашел своего соулмейта — ни на кого другого реагировать оно столь сильно не сможет больше никогда. Однако если возлюбленный, на которого отреагировало пламя, чем-либо связан с другими людьми столь же сильно, огонек в груди своего «хозяина» сможет подавать сигналы и на них. Таков этот мир — жестокий и правящий какими-то всколыхнувшимися искорками в груди каждого человека. Огонь — это всепоглощающая стихия, что не пощадит ничего и никого на своем пути. Так почему же именно данный способ выражения чувств избран силами свыше? Почему любой человек может испытывать лишь страх от того, что пламя никогда не угаснет, если возлюбленный или возлюбленная никогда не обратят свой взор на него, однако когда страсть разжигает пламя в душе человека и это взаимно — со временем оно показывает себя с лучшей стороны, и вот через несколько лет, если повезет, ты его уже никогда и не вспомнишь. За окном виднелась яркая луна, пудель — собака парня — взволнованно вился рядом, поскуливая, будто понимая боль хозяина. Лишь к Маккачину Виктор питал настолько нежные чувства, что вмиг забывал обо всем плохом. Поднеся руку к пушистой шерсти, он потрепал любимца по голове, но даже несмотря на это плохие мысли не могли покинуть его голову. Неужели где-то далеко в параллельной вселенной существуют люди, не имеющие этой дыры в груди, которая губит и убивает человека одной лишь мыслью о себе? Неужели у них нет этого бешеного пламени, которое возгорается, как только ты видишь человека, созданного для тебя? Но почему тогда эта доля выпала именно нам? И как тогда другие люди определяют, с кем им быть и связать всю оставшуюся жизнь? Опустив голову на колени, мужчина медленно начал забывать обо всем — алкоголь все же дал о себе знать — приятный туман окутывал его тело, а все проблемы будто улетали прочь, лишь крохотное напоминание об избранном гудело внутри, и все же было понятно, что ему стало немного лучше. «Что я мог найти в этом парне? Почему меня так влечет к нему?» — вопросы, на которые ответы он никогда не получит. В этом мире все давно решили за них, у обычных людей нет права выбора — он предоставляется лишь существам высшей категории. Они имеют право на любовь, причем не одну и даже не две. У этих счастливчиков не имеется ни огня, ни жилища для него — они необычны, для них законы не писаны. Однако Виктор не имел голубой крови, как и выбора кого и когда ему любить. Юри Кацуки являлся тем самым объектом, на которого реагировало его пламя, однако огня в груди у Кацудона — как Никифоров прозвал его для себя, ввиду того, что он не раз замечал, как тот уплетает данное блюдо, выйдя на балкон поздно вечером — что при виде Виктора обращает взор своих грустных глаз, будто протыкая насквозь, парень не увидел. Возможно ли, что он свободен? Или, наоборот, не питает чувств к нему… Луна цвета слоновой кости вперемешку с молоком с золотистым отливом сверкала где-то там наверху в недосягаемой зоне, ее яркий свет проникал сквозь синеватые облака, но звезд на чернеющем небе не было. Приближалось полнолуние — время, когда все чувства особенно обострены, а огни в груди людей горят неистовым пламенем. POV Виктор Я очнулся от яркого света, проникающего сквозь шторы и заглядывающего в комнату. В груди уже по обыкновению бушевал нарастающий огонек — дышать было слишком трудно. Пора. Я просто не смогу вынести этого больше, хватит прятаться! Нужно незамедлительно признаться Кацуки в своих чувствах: он имеет право знать. Воодушевившись, я кое-как привел себя в порядок после вчерашней изнурительной пьянки и вышел из квартиры, нещадно прижимая руки к груди, чтобы в нужный момент пламя не взорвалось пожаром — оно хочет выплеснуться наружу уже слишком долгое время. Поправляя прядку волос, спадавшую на глаза, я устремил свой взор к дому напротив и заметил многочисленные коробки и чемоданы, предвещающие лишь одно — переезд. Огонь, ранее бушующий адским пламенем в груди, начал затухать, постепенно превращаясь лишь в тлеющий огонек, который вот-вот погаснет навсегда. Что же, терять уже нечего. Юри водружал свои вещи из машины, видимо собираясь переложить их по-другому, по прежнему не замечая меня. По правде говоря, никогда не видел улыбки на лице этого парня и мне никогда раньше не хотелось так сильно заставить появиться эту чертову эмоцию и увидеть каково это, когда любимые глаза смотрят лишь на тебя, а не пропускают твое отражение сквозь себя, будто дымку. — Переезжаешь? — прохрипел я, отчего парень всколыхнулся и замер. Он… испугался меня? Опустив свой взгляд, я пытался избежать выражения его глаз. Но мой взгляд зацепился за маленький, еле ощутимый огонек в его груди. Кому же ты принадлежишь? — Нет! Ко мне сестра перебирается, — Кацуки заговорил, и с его словами пламя задребезжало в унисон. Я взглянул на него и мельком начал замечать, как мой огонек будто пытается дотянуться до его — все еще слабого, но уже пышущего надеждой и жизнью. На лице Кацудона, моего Кацудона, начало мелькать понимание, его эмоции переменились в один миг. Теперь он смотрел только на меня, как я и мечтать не мог. — Кажется, я нашел те… Не дав ему договорить, я накрыл его губы своими, вкладывая в этот поцелуй смесь боли, возможной утраты и счастья. Еще пару мгновений назад я пережил страдания из-за всей этой ситуации, мученическое пламя пожирало меня изнутри и снаружи при виде его, отчаянная боль затмевала рассудок, заставляя задуматься о своей принадлежности к нему. Я даже не надеялся на то, что в этом мире мы принадлежим друг другу. Наконец, я нашел свое счастье. Парень, на удивление, не разорвал поцелуя, а, наоборот, положил руку мне на макушку, лишь углубляя страстный порыв. Краем глаза я заметил, как в груди стоящего напротив парнишки разгорается огонь, как золотистые языки пламени встречаются с моими — такими же ослепительными, постепенно разгорающимися все больше. Встретившись, они выпускают сноп искр, и теперь я точно знаю, кому принадлежит огонек Кацудона.