Лилия.

Голубое, почти прозрачное небо кружилось в глазах у черноволосого юноши. Оно беспощадно вертело его в разные стороны. Хоть парень и понимал, что это лишь плод его фантазии и на самом деле небо не пытается быть чертовой каруселью, ничего не помогало. Глаза, цвета жидкого металла, выглядели безумно, будто молодой человек, особо не задумываясь, выпил пять таблеток адералла, хоть у него и не было синдрома дефицита внимания. Споткнувшись белыми кедами о свои же ноги, еле втиснутые в узкие джинсы, брюнет упал на траву. Единственное, что он запомнил перед тем, как отключиться, знакомый девичий смех. Открыть глаза было ужасным испытанием, но Михаил, сжав зубы, справился с ним, начав удивленно рассматривать представшую перед ним картину. Он лежал в небольшом саду, на лавочке серого цвета. Это было единственное мрачноватое пятно. Вокруг все цвело, деревья казались не просто зелеными, а изумрудными, будто их только-только полили краской, дабы придать шикарного вида. Различные цветы переливались всеми оттенками радуги, начиная с ярко-красных роз и заканчивая фиолетовыми колокольчиками, так медленно покачивавшихся на теплом ветру. Солнце, казалось, заливало все пространство вокруг. Больше походило на рай, нежели на сад рядом с больницей, который помнил Михаил. Оглядев себя, юноша с ужасом осознал, что одет в светлые пижамные штаны, серую футболку с какой-то надписью и тапочки. Так он одевался в больнице. "Это не может бы.."— мысли юноши не суждено было продолжиться. —Здравствуй, Миш,— произнесло ангельское создание рядом. Это была девочка лет 10, с лысой головой, которую сейчас прикрывал беретик, яркими глазами, цвета молочного шоколада, и озорной улыбкой на губах. Сегодня Лилия была как никогда красива. Видимо, она что-то хотела ему сообщить, ради чего надела красивое белое платье. Если бы он только знал.. —Здравствуй, Лилия,— улыбнувшись произнес брюнет. —Ты же знаешь, что я прихожу не просто так?—вкрадчиво сказала девчушка. —Конечно,— рассмеялся тот.— Что вам сегодня? Песню? Стихотворение? А может быть рассказ? —Ни то, ни другое, ни третье,— спокойно сказала Лилия, подвигая Мишины ноги и садясь на лавочку. —А что же? —Сыграй мне. После этих слов молодой человек явно напрягся. Он никогда не любил играть прилюдно, потому что тогда получалось из рук вон плохо. —Я не умею,— тихо прошелестел Миша. —Я слышала, как ты играешь на гитаре. Что? Как? Когда? —Предупреждая твои вопросы, плотнее закрывай дверь в палату, когда садишься играть. На эту фразу он только покачал головой, улыбаясь. —Сходить за гитарой? —Зачем? Я сама ее принесла,—Лилия указала кивком головы на инструмент, одиноко стоявший рядом с небольшой березкой. —И когда ты только успеваешь. Молодой человек поднялся и взял инструмент в руки, ощущая, как приятно гитара ложится в ладони, вызывая толпу мурашек. —Что ты хочешь, чтобы я сыграл? —Колыбельную. Твою любимую. Ты играешь ее по ночам. Она говорила про "Lullaby—Nickelback". Эта песня частенько помогала ему отречься от насущного, от боли, от постоянных капельниц и сочувствующих взглядов людей. Он понимающе усмехнулся и начал перебирать струны, создавая красивую и до жути знакомую мелодию. Лилия, казалось, слушала песню затая дыхание. Где-то на середине песни она прервала юношу, положив свою ладошку поверх гитары. —А ты так и не попрощался. Легко ли быть трусом, а, Миш?—лицо девочки исказилось и из ангельского оно превратилось в злобное, в глазах горела ненависть.—Ты клялся, что будешь рядом, но на похоронах тебя так и не видели. Ты забыл. ЗАБЫЛ. Девочка кричала, а юноша сидел еле живой. С лица схлынула вся краска и сейчас он был похож больше на белое полотно, чем на человека. —Легко жить с виной в сердце?—продолжала Лилия.— Я думала, что мы подружились. Что я БЫЛА ТВОИМ ДРУГОМ. В ушах звенел девичий голос, а Миша ответил ей, будто не своим, больше похожим на шепот ветра, чем на голос. —Ты и так мой друг. Девочка рассмеялась. —Была бы я тебе другом ты бы пришел попрощаться. Жалкий ты трус. Ты узнал от мед. сестер, что меня не стало, но предпочел отсиживаться в палате, одиночка?! Он не мог больше этого выдерживать, перед глазами все плыло, а каждое слово, было будто ударом ножа. Он посмотрел на свою серую футболку. И правда. На ней проступали кровавые пятна. Воздуха катастрофически не хватало, он задыхался, а Лилия продолжала винить его. Винить в том, что он не был хорошим другом. Винить в том, что даже не спел ей на последок, сославшись на боль в голосовых связках. Винить в её беспокойстве. —Хватит,—попросил юноша, разрываемый изнутри и снаружи. —Никогда не будет "хватать"—произнесла девочка и отвесила ему громкую пощечину. В глазах зарябило. А звон в ушах будто утроился. "Виноват"—набатом в голове. Еще одна пощечина, еще одна и еще. Юноша в панике распахнул глаза и увидел беспокойные светлые глаза Марка, в которых читался хорошо скрываемый ужас. Едва дыша, Миша сгреб Марка в объятия, слыша от того "Ты не виноват". Жаль, что легче от этих слов, не становилось..