***
На улицах было совсем пусто: изредка пробегал какой-нибудь прохожий под зонтом, или быстро проезжал автомобиль с дворниками, отчаянно мечущимися по лобовому стеклу. Иден шла мимо модных бутиков и кафе к набережной, с мольбертом подмышкой и большой сумкой на плече. Керамические фигурки животных на крышах коломбажных средневековых зданий грустно мокли под проливным дождём, над булыжной мостовой живописно склонились изящные фонарные столбы с коваными ажурными узорами, и даже фонтан на площади в такую погоду почему-то работал. Трувиль на холме вдали скрылся в пелене тумана, и Иден вдруг подумала, что хоть все и говорят, что соседний городок выглядит симпатичнее и романтичнее, чем Довиль, но только здесь она чувствует себя как дома. Это ощущение пришло сразу, как только они с Робертом приехали в Нормандию на уик-энд — тоже в ноябре, в далёком уже девяносто первом; в тот самый вечер, когда они вдвоем гуляли по деревянной набережной, сердце подсказало ей (а скорее всего, та, что была под сердцем, решила), что здесь им будет очень хорошо. Эмилия ещё до своего появления на свет помогала им с Робертом строить их совместное будущее и все-таки делать необходимые шаги по пути к счастью. Ведь именно беременность заставила Иден, наконец, решиться на развод с Крузом и этим поставить точку в их отношениях. Окончательно и бесповоротно. А потом Эмилия нашла своим родителям место, где они просто обязаны были жить долго и счастливо. — Знаменитый пляж Довиля, — задумчиво сказал Роберт. — Помнишь ту сцену, когда герой Жана-Луи Трентиньяна бежит на встречу к героине Анук Эме? — Да, точно, — рассмеялась Иден. — И музыка Франсиса Ле, «па-па-па, парарарам, парарарам», красота! — Она замерла, ощутив ритмичные движения ребёнка. — По-моему, нашей дочери нравятся такие незамысловатые мелодии. Во взгляде Роберта читалась невыразимая нежность. — Наша дочь… Я до сих пор не могу поверить в это счастье: мы вместе, и у нас скоро родится ребёнок. Это похоже на сон… Иногда мне кажется, что я скоро проснусь, и ничего этого не будет, — он дотронулся до её руки, словно хотел удостовериться в реальности происходящего. — Мне тоже, — призналась она. — Но я смею верить в то, что мы это счастье все же заслужили… Иден подошла к навесу у кабинок с именами звёзд кино, раскрыла сумку, достала необходимые принадлежности, установила мольберт и прикрепила к нему малярным скотчем лист ватмана. Быстро, уверенными движениями карандаша: линия горизонта, берег, пляжные зонтики. Кистью, акварелью: волны, небо, облака. Цвета: синий, фиолетовый, чёрный. От прозрачного к насыщенному. Жёлто- коричневый песок, черно-серые камни. Иден сосредоточилась на том, чтобы как можно достовернее отобразить глубину моря, и не сразу заметила двух всадников, скачущих у кромки воды. Зато они её заметили. — Мама! — издали окликнула её Эмилия, подъехала поближе и, смеясь, спрыгнула на землю. — Пленэр в такую погоду? — А что я могу поделать? Тебе ли, писательнице, не знать, что такое вдохновение? — Иден приветливо улыбнулась дочери и её спутнику. — А вы? Устроили прогулку верхом в проливной дождь? С какой целью интересуетесь досугом пожилой матери? Эмилия смешно наморщила носик. — Уважаемая молодая мама! У Кристиана на следующей неделе съёмки в Канаде, у меня грядет дедлайн в связи с новым сезоном, но в пятницу, двадцать пятого, мы непременно будем в Довиле, и не думайте с папой увильнуть от наших поздравлений! Знаю я вас, сбежите куда-нибудь тайно, чтобы никто не нарушил вашу идиллию! — О, боже, — шутливо рассердилась Иден. — Что вы задумали, дети мои? Пригласить на наш юбилей половину Франции? Не лучше ли отправить нас с отцом на необитаемый остров? — Увидишь, — хихикнула Эмилия. — Не стоит раньше времени раскрывать карты! Хотя с вашей тягой к приключениям, остров — это несерьёзно. Я бы не удивилась, сбеги вы в Антарктиду! — О, Эмилия Барр, дочь Роберта, авантюризм и шулерство у вас в крови! — Иден подмигнула жениху дочери. — Кристиан, ещё не поздно передумать связываться с нашей семьёй! Но Кристиан, рассмеявшись, обнял Эмилию и поцеловал её в щеку. Иден задумчиво посмотрела на дочь. …У них с Робертом никогда не было причин не доверять своей драгоценной малышке, если дело касалось общения и отношений с окружающими. Кто-то, конечно, мог подумать, что помолвка дочери миллиардера с каким-то неизвестным начинающим режиссёром — всего лишь каприз избалованной девчонки, но Иден знала, что Эмилия прекрасно разбирается в людях, и если уж она выбрала Кристиана, то есть за что. Роберт относился ко всему происходящему с дочерью во сто крат осторожнее, чем Иден. — Я ни коем случае не хочу походить на СиСи. Правда. Но порой меня одолевают ужасные сомнения относительно их будущего. Эмилия для меня — символ нашей любви, и я страшусь, до сих пор страшусь сделать что-то не так. Испортить. Потерять. Но я не хочу, чтобы что-то омрачало её счастье. — Кристиан — хороший парень, — заметила Иден, обнимая мужа. — А наша дочь… Эмилия, конечно же, символ нашей любви и плод её, но она — взрослая и сильная. Как и наши с тобой отношения, чей фундамент был заложен на века и никто не смог его окончательно разрушить. И когда мы на этом фундаменте возвели дом… — Не дом, а замок, — укоризненно поправил её Роберт. — Неприступную крепость. — Да, крепость, — тихо отозвалась она.***
За окном по-прежнему лил дождь. Иден прижалась лбом к холодному стеклу и закрыла глаза. — Мама, мамочка, мама, — обогнув половину земного шара, доносился из телефонной трубки голос Адрианы. — Мамочка, я тебя поздравляю! Дочка всегда так искренне радовалась и желала ей счастья, что это с лихвой перекрывало молчание остальных. А ведь Иден поначалу думала, что ей будет тяжело и плохо без их поддержки, но нет, не было. — Спасибо, солнышко, — всхлипнула она в ответ. — Мы обязательно приедем к вам на Рождество. Как мальчики? Вымахали, наверное, за прошедший год? …Иден ненавидела себя за трусость, за то, что не решилась пойти против Круза, настоять на своём. «Это мои дети, и они останутся со мной, а ты отныне совершенно свободна и можешь валить на все четыре стороны, одна или со своим Барром, мне безразлично», — Круз был категоричен и непримирим, и она отступила, сбежала, не посмев забрать Адриану. Сколько раз она порывалась подать в суд, отвоевать дочь, вернуться за ней в Санта-Барбару? Почему же она так и не решилась на это? Почему всеми правдами и неправдами отговаривала Роберта, который был готов даже похитить Адриану у родного отца, лишь бы девочка жила с ними? Иден потом призналась себе, что ее старшая дочь была ценой за расставание со старой жизнью; цена эта была, несомненно, непомерно высока, но она согласилась её заплатить, и вина за то, что она позволила Крузу установить эту цену, за то, что она с ней смирилась, эта вина жгла её душу уже двадцать пять лет. Четверть века семья Кэпвеллов делала вид, что нет на свете никакой Иден Барр, разве что Мэйсон и Джулия изредка писали ей, впрочем, ограничиваясь дежурными фразами о погоде, здоровье и работе. Нельзя сказать, что Иден не пыталась вернуть прежние отношения, искренне веря в то, что они — одна семья, но из года в год наталкивалась на ледяную стену равнодушия и безразличия. Отец не оттаял даже после того, как увидел Эмилию — ей тогда исполнился год, и Роберт, ужасно волнуясь, но не подавая вида, отпустил их на пару недель в Санта-Барбару. Они вернулись уже через три дня… Когда Иден появилась на пороге её бывшего дома, Рафаэль сообщил, что Чип и Адриана в Мексике с Кармен и не пригласил войти; Круз, увидев их с Эмилией на берегу, сделал вид, что с Иден и вовсе не знаком; отец, правда, поначалу было обрадовался, но узнав, что она замужем, счастлива и уходить от Роберта не собирается, просто указал ей на дверь. Впрочем, Иден и не ожидала от родственников иной реакции. Однако, вечером в отель заявился Мэйсон, подарил племяннице красивую куклу, вытащил Иден с дочкой на пляж и во время прогулки без умолку говорил обо всем, что происходило в её отсутствие. Когда они возвращались в отель, Иден несла Эмилию на руках, и лёгкий ветерок трепал каштановые кудряшки дочки; Мэйсон шёл рядом, держал малышку за крошечную ручку и молчал. — Зачем ты приехала? — наконец спросил он. — Зачем, если тебе и так хорошо? — Хотела убедиться, что с вами все в порядке. Мэйсон пристально посмотрел на неё. — Убедилась? Иден неуверенно кивнула. — Не приезжай сюда больше, ладно? Тебя отпустили, с тобой простились. Если ты не хочешь потерять обретенное душевное равновесие, не возвращайся в этот город, в свою прошлую жизнь. Иден грустно ответила, что брат прав и по возвращении в отель заказала билеты на самолёт Лос-Анджелес — Париж. С Адрианой они увиделись лишь спустя пятнадцать лет; Мэйсон присылал ее фотографии, а Иден, конечно, писала дочери письма и звонила ей, но общение было каким-то неловким, сдержанным, словно Адриана поддерживала с ней разговор только ради приличия. А для Чипа она навсегда перестала существовать. …Когда в прошлом году они с Адрианой сидели на скамье в Центральном парке Нью-Йорка и наблюдали за резвящимися пятилетними близнецами Дереком и Донованом, Иден неожиданно для себя рассказала ей о своих переживаниях, о том, как ей по-прежнему стыдно, что она не принимала в жизни старшей дочери хоть какого-либо значительного участия, о своих страхах, что заслужила от неё только ненависть, однако Адриана продолжала утверждать, что мамина любовь всегда была рядом с ней, и она её чувствовала, и ничего не поделать, если так сложились обстоятельства… Они сидели на скамье, крепко обнявшись, а потом Иден смотрела на внуков и вспоминала их давний разговор с Робертом на пляже. О своей семье, о детях, о том, какой она себя видела тогда, в судьбоносном восемьдесят девятом…***
Когда Иден проснулась, за окном ярко светило солнце, в спальне она была одна, а по дому витал аромат свежеиспеченной сдобы с корицей. Она откинула одеяло, встала с кровати и решительно направилась вниз как была, в тонкой кружевной сорочке и босиком. — Завтрак? — требовательно спросила она Роберта, стоявшего у плиты и следящего за кофе. — Планировался в постель, — весело ответил он. — Но если уж ты встала, то, пожалуй, следует накрыть стол на террасе. Погода сегодня на удивление прекрасная. Роберт разлил кофе по изящным фарфоровым чашкам и поставил их на поднос. — Булочки с корицей на завтрак! Ну зачем? Ты же знаешь, я их обожаю! — Иден обвиняюще посмотрела на мужа. — Я ведь так скоро перестану влезать и в этот пеньюар! — Куплю другой, — улыбнулся Роберт. — Стоит ли волноваться из-за подобного, если положительные эмоции от поглощения вкусной сдобы гораздо сильнее, чем сожаления о лишних калориях? Он подошёл ближе, и на его губах играла озорная улыбка. — В крайнем случае можешь заменить свое кружево льняной простыней или махровым полотенцем, я возражать не буду. — Фетишист, — фыркнула Иден, притягивая его к себе и нежно целуя в губы. — Поклонник символов. — Все-таки ты зря покинула постель, — Роберт усадил Иден на стол и осторожно потянул за шнуровку её сорочки. — Хотя… Она вздохнула, чувствуя, как внутри зарождается знакомое пламя обжигающей страсти, закрыла глаза и словно растворилась в ощущениях.***
Они вместе уже немыслимое количество лет, но близость с ним — всегда что-то особенное. Они знают тела друг друга до малейших родинок или тонких незаметных шрамов, но каждый раз ей кажется, что все происходит впервые, как тогда, очень давно, в их юности, в семьдесят девятом году. Он всегда ласков и осторожен, словно боится причинить ей боль, а она отчаянно желает не разочаровать его. — Иден, — его дыхание обжигает ей губы. — Я люблю тебя. Она отвечает, что тоже любит, позволяет подхватить себя на руки и унести в спальню, на их кровать, на белоснежные накрахмаленные простыни, которые приятно холодят разгоряченную кожу. Она жадно целует его губы, неистово ласкает его тело, не в силах прекратить, отвлечься хоть на мгновение; сердце бьётся так, как будто готово выскочить из грудной клетки. Она задыхается от переполняющих её эмоций, дрожит от напряжения, стонет от наслаждения и умоляет не останавливаться, не замедлять движения, а он снова и снова повторяет её имя.***
Иден улыбнулась, коснулась пальцами его щеки. — А теперь я со спокойной душой могу съесть пару булочек на завтрак, — рассмеялась она, садясь в постели. — Так ты просто коварно мной воспользовалась? — Роберт тут же утянул её обратно и в мгновение ока уложил на подушки и навис над ней. — Что за женщина! — Твоя жена, — гордо произнесла она. — А ты — мой супруг, признайся, что только такую вторую половинку и заслуживаешь! Иден, приподнявшись на локтях, нежно коснулась губами его переносицы, щёк, подбородка — легко, невесомо — и восхищенно произнесла: — Какой ты красивый! Солнечный свет, льющийся из окна, серебрил его короткие седые волосы, серые глаза лучисто сияли от счастья, и она была рада тому, что это счастье дарила ему именно она, Иден. — Ты тоже ничего, — шутливо бросил он и приник губами к её шее, ключице, ложбинке между двумя полушариями грудей, с каждым поцелуем спускаясь все ниже и ниже… — Который час? — вдруг спохватилась она. — Мы же обещали встретиться с детьми! Роберт с сожалением выпустил её из объятий и протянул руку за часами на прикроватной тумбочке. — Половина одиннадцатого. Милита говорила, что будет ждать нас в «Драккаре» в час дня, и если тебе хватит на сборы полчаса, то мы вполне можем закончить начатое. С этими словами Роберт погладил её по округлой коленке, запечатлел горячий поцелуй на внутренней стороне бедра и решительно двинулся выше. Иден судорожно вздохнула, унимая дрожь, и всецело отдалась охватившей её тягучей истоме.***
Удивительно, что они не опоздали; оторваться друг от друга казалось им невозможным: сплетение тел было прочным, а желания — непреодолимыми. И только мысль о том, что их ждут Эмилия и Кристиан, заставила Иден буквально сбежать из спальни в ванную — собираться. Эмилия, увидев их, радостно ойкнула, вскочила и обняла сначала Иден, потом Роберта. — Боже, какие вы чудесные! Прямо светитесь от счастья! Это действительно ваш праздник! Поздравляю! Роберт пожал руку Кристиану, присел за столик и с интересом пролистал меню. — Давненько я не был в «Драккаре», оказывается! Уже успел забыть, какие тут потрясающие рыбные блюда. Что будем пить? Шабли? — Подождите, у меня кое-что есть, — Эмилия достала из-под стола небольшую коробку в темно-синей оберточной бумаге. — Мама, папа, мы приготовили для вас подарок. Точнее, даже два, но второй мы подарим вам чуть позже, после обеда. Кристиан, тебе слово! Молодой человек загадочно улыбнулся и взял в руки коробку. — Мадам и мсье Барр, — начал он. — Я счастлив, что знаком с вами, людьми, которые подарили жизнь моей необыкновенной Эмилии, которые воспитали её прекрасным человеком, верным другом и утонченной леди, и я бесконечно вам за это благодарен. А еще вы оба — просто потрясающие, умные, смелые! Вы не побоялись поспорить с судьбой, вы преодолели все препятствия, чтобы быть вместе! Мы долго думали, что же вам подарить, и решили, что эта вещь подходит вам больше всего. Кристиан протянул коробку Иден, и она развернула обёртку, достав из бумаги резную деревянную шкатулку. Роберт аккуратно открыл крышку, и они увидели, что там находится парусник в бутылке — бригантина с фигурой русалки на носу. — Какая красота! — восхищенно вздохнула Иден. — И название очень подходит… — Esperanza. Надежда. — Роберт с видимым волнением посмотрел на дочь. — Милита, ты чудо… И Кристиан. Вы оба! У меня даже слов нет, чтобы рассказать, что это значит для меня, для нас с Иден… Эмилия взяла его за руку и ласково улыбнулась.***
После роскошного обеда и тёплой беседы обо всем, что было интересно каждому из них, Кристиан предложил пойти и ознакомиться со вторым подарком. — Надеюсь, это все же не настоящий парусный корабль, — Иден покачала головой. — А то отец непременно поднимет пиратский флаг, объявит себя капитаном, соберёт команду и отправится бороздить моря и океаны! — Хорошая идея! — одобрила Эмилия. — В следующий раз так и сделаем! Но сегодня у нас сюрприз другого рода.***
— Кинотеатр? — озадаченно спросила у дочери Иден. — Вы арендовали весь зал? А что мы будем смотреть и почему только вчетвером? — Это спецпоказ, — Кристиан подмигнул Эмилии, и она рассмеялась. — И как режиссёр этого фильма должен сказать, что вас ждёт увлекательное зрелище. Они поудобнее устроились на мягких сидениях, загорелся белый экран и погас свет. «Песня русалки». Режиссёр — Кристиан де Линдт, автор сценария — Эмилия Барр. Это было необыкновенное, завораживающее зрелище. Иден никогда не думала, что её может так увлечь художественный фильм, к тому же, про них с Робертом. Конечно, Эмилия не задавалась целью до мельчайших подробностей передать их историю, весь сюжет был скорее своеобразным вольным пересказом событий их лета 1979 года, но с главной идеей и раскрытием характеров сценарист Барр справилась великолепно, а режиссер де Линдт показал поразительно чёткий и проработанный мир. Иден смотрела на героев этой истории, конечно, немного другой, в чем-то более романтичной, менее резкой, и узнавала Роберта в каждом мгновении, каждом в жесте и взгляде молодого, незнакомого актера, и надеялась, что Роберт так же узнает её в актрисе, которая играла семнадцатилетнюю Иден Кэпвелл. Реальность и вымысел тесно переплелись на экране и вызывали в ее душе живой отклик, заставляя заново переживать давние, полузабытые события вместе с героями. Два часа пролетели стремительно, и сюжет подошёл к своей кульминации. Иден, отчаянно желая экранной себе не совершать тех же ошибок, что стоили ей очень дорого в реальной жизни, вздрогнула, когда Роберт-из-фильма обернулся и посмотрел, казалось, ей прямо в глаза. — Я обещаю, что у нас все будет в порядке, — сказал он. — Я все улажу, и мы будем вместе. — Да, — прошептала экранная Иден. — Я буду ждать тебя. Возвращайся поскорее, пожалуйста. — Пожалуйста, — шепотом повторила за ней настоящая Иден. Роберт услышал и крепко сжал её руку.***
Ночной дождь шумел в ветвях старой яблони, что росла под окном, и с моря доносились крики чаек. Иден сидела в своей мастерской, на широком подоконнике и рисовала в блокноте русалку на скале: длинные светлые волосы прикрывали обнаженную грудь, рыбий хвост сверкал чешуей в лунном свете, а она смотрела вдаль, где на горизонте виднелся парусник. — Ты спать сегодня собираешься? Или опять вдохновение обрушилось словно цунами? Роберт стоял в дверях, опираясь спиной о косяк. Иден рассмеялась и отложила блокнот. — И долго ты тут так стоишь? — Не засекал время, — ворчливо отозвался муж. — Засыпать одному в нашей кровати мне совсем не хочется, но и мешать тебе работать — тоже не вариант. Поэтому я просто любуюсь тобой. — Роберт медленно подошел к ней. — Можно посмотреть, какой сюжет так тебя увлёк? — Как всегда, — вздохнула Иден и продемонстрировала ему блокнот. — Наш с тобой. — Моя прекрасная ундина, — ласково прошептал Роберт, крепко обнимая её. — Я надеюсь, что ты все же после стольких лет оценила прелести человеческой жизни? Иден ничего не произнесла, потому что знала: её счастливый взгляд, звонкий смех и страстный поцелуй передали ему ответ лучше любых слов.