Знакомство

      Нина родилась теплым августовским вечером аккурат к тому моменту, когда красный солнечный диск коснулся горизонта. В парке перед зданием роддома, старым, но хорошо отремонтированным, солнечный свет падал только на скамью под высокой рябиной.       Детский плач и женские голоса раздавались из приоткрытых окон второго этажа, и Эрик, сидящий на той самой скамье, изо всех сил прислушивался. Он точно не знал, где находится родильный зал, но палаты для матерей с новорожденными были как раз напротив старой рябины. В окна периодически выглядывали женщины в халатах поверх сорочек, они качали на руках маленькие плачущие свертки из цветастых пеленок и с любопытством или неодобрением посматривали в его сторону.       Все это Эрик отмечал краем сознания. И то лишь потому, что знал: рано или поздно Магду переведут в одну из этих палат, и кто-нибудь скажет ей, что он ждет. Или не скажет. Но он будет сидеть тут до тех пор, пока не увидит жену и своего ребенка, даже если придется проторчать на этой скамье всю ночь. Никто не пустит Эрика так поздно внутрь, зато с утра можно будет договориться с врачом о визите.              — Иди домой, Хенрик. Отужинай, выспись, а завтра возьмешь отгул и навестишь их. Женщины ж как кошки! Для них рожать и выкармливать — дело обыденное, — говорил ему Вислав, глядя на то, как будущий отец нервно переодевается после смены на заводе, роняя вещи и задевая дверцы шкафчика локтями.       Вислав накануне отпраздновал свое шестидесятилетие в кругу семьи: жены, трех дочерей и пятерых внуков. Сомнений в том, что он знал, о чем говорит, не возникало. Но Эрик просто не мог оставаться дома, зная, что Магда здесь, окруженная акушерками и врачами, мучается в родах, помогая его дочери или сыну появиться на свет. Как он мог спать? Про ужин и вовсе говорить не стоило...       Дежурная сестра в приемном отделении дала ему от ворот поворот.       — Передачи с двенадцати до четырех. С врачом можете поговорить завтра утром. Не мельтешите тут, папаша.       Чуть ли не пинками его вытолкали за дверь, но дальше парковой скамьи Эрик не ушел, где и просидел порядка четырех часов, не отрывая взгляда от окон второго этажа в ожидании. Пару раз на него косился охранник, с ленцой выходивший покурить на крыльцо, но так и не решился прогнать. Да и с какой стати? Территория роддома даже не огораживалась забором!              Было достаточно тепло, чтобы не замерзнуть, и очень нервно, чтобы не проголодаться. Его пальцы метались между колупанием зацепки на правой брючине и комканием края рубашки, которую он, кажется, застегнул не на те пуговицы. Внутри все подрагивало от волнения, и сердце начинало ускоренно бухать в грудной клетке, когда он думал о том, что уже завтра (а то и сегодня, если повезет!) сможет увидеть своего ребенка.              Когда у них с Магдой все стало серьезно и романтические встречи переросли в нечто большее, они сразу заговорили о детях. Все то время, что Эрик вел войну сначала против Шоу, потом за мутантов, он не задумывался о том, что хотел бы иметь сына или дочь, а лучше обоих. Политика, стратегии, злость отнимали много душевных сил и заполняли все его мысли. Даже сидя в камере Пентагона, он не думал о собственном будущем, только о мести людям, о мутантах, о побеге...       Эрик выдохнул сквозь зубы, отгоняя ненужные сейчас воспоминания. Когда Магда забеременела, для него стало важным только будущее его семьи. Все перестало иметь значение, отойдя на второй план, став фоном для спектакля, развернувшегося в их доме.       Магда лучилась счастьем, гадая, кто родится, и перебирая имена, когда вечером они садились в обнимку на диване в гостиной. Никакого радио и телевизора, только они вдвоем, отрезанные от мира запертыми окнами и дверями. Моросил ли дождь, падал ли снег, бушевала ли непогода — Эрик просто усаживался в широкое кресло, притягивая Магду к себе на колени. Закутывал ее в мягкий плед, чтобы, целуя в теплое местечко за ушком, рассказать о том, как любит ее и как они вместе будут воспитывать их ребенка.       — Мальчик или девочка — не важно. Наш ребенок будет таким же прекрасным, как ты, — он гладил ее по животу, сначала плоскому, но с каждым месяцем округлявшемуся все больше.       — А если он родится обычным человеком?.. Как я. Ты не будешь разочарован? — в один из дней, сидя в кольце его объятий, Магда все-таки спросила об этом. Единственный раз за все время, за месяц до родов...       Эрик помнил, как опустил ладонь на ее бок и тут же ощутил сильный толчок изнутри. Он взял Магду за подбородок, вынуждая повернуться к себе лицом, и поцеловал ее в уголок губ, мягко, стараясь не уколоть своей щетиной.       — Я буду разочарован только в том случае, если ты и дальше продолжишь считать, будто моя цель — наплодить армию маленьких мутантов.       Магда рассмеялась, обхватила его лицо ладонями, увлекая в горячий, влажный поцелуй. И Эрик тогда постарался отбросить маленький укол совести: конечно, он хотел, чтобы его сын или дочь были похожи на него. Словно ребенок-человек был неким предательством со стороны природы. Но, как бы ни сложилась судьба, он был готов принять любой исход.              Окно на втором этаже распахнулось шире, вырвав Эрика из воспоминаний. Толстая немолодая акушерка в белом халате и колпаке перегнулась через подоконник.       — Это вы пан Гуржский?       Эрик подорвался со скамьи, словно она вмиг раскалилась, и протопал прямо по газонной траве к зданию. От резких движений в ушах зашумело так, что он побоялся не расслышать слов женщины. Металлокинез загудел на кончиках пальцев, отзываясь легкой, еле уловимой вибрацией в трубах и перекрытиях здания.       — Это я. Магда, она...       — Родила. Девочку. Здоровую, — акушерка позволила себе скупую улыбку, глядя на бледного Эрика, хватающегося за волосы и шатко переступающего с ноги на ногу.       Он не успел ничего ответить, чувствуя, что от облегчения и радости подкашиваются колени.       — Но сегодня вам тут делать нечего. Матери и ребенку нужен отдых, да и вам тоже. Идите домой. Завтра утром придете к доктору, может, и дочку вам покажут.       Для верности она даже помахала рукой в сторону дороги, ведущей из парка, а Эрик закивал, как умалишенный. Не став дожидаться еще какой-либо реакции, женщина скрылась в палате и прикрыла окно.       Все силы ушли на то, чтобы добраться до скамьи и рухнуть на нее, уперев локти в колени и запустив пальцы в волосы.       Дочь. У него родилась дочь. Маленькая девочка, в чьих жилах течет его кровь и кровь его предков.       — Нина...       Именно это имя они выбрали с Магдой на случай, если родится девочка. Теперь оно звучало иначе, с привкусом чего-то большего, чем просто приятный набор звуков. В нем было его будущее: нотки детского смеха, топот первых шагов, цвет ленты, вплетенной в косу, запах школьных учебников, белизна свадебного платья. Она наверняка будет столь же красивой, как Магда, и столь же сильной, как Эрик. Человек или мутант — не важно. Ничто не могло лишить Нину его родительской любви. Самого Эрика мать и отец любили, несмотря на силы, сделавшие его иным, отличным от прочих детей. Он сжал медальон через ткань рубашки — единственное напоминание о них.       Магда, скорее всего, была уже в палате, и Эрик был вынужден бороться с собой, чтобы не взлететь к окнам и не заглянуть внутрь. Увидеть их обеих, вместе... Уставших, но здоровых и счастливых. Они должны были знать, что он здесь и никакая война не заберет его у них, что бы ни случилось.              Это было похоже на легкое дуновение ветерка, толкающего в спину. Эрик распахнул глаза, смотря в пустоту перед собой и не веря собственным ощущениям. Быть может, разум, вскруженный волной счастья и облегчения, обманывает его?       «Иди, друг мой. Никто тебя не заметит».       Голос Чарльза сливался с теплом последних лучей заходящего солнца, щекоча волосы на затылке и обнимая за плечи.       Эрик не стал ничего спрашивать. Магнитные поля отозвались на мановения рук, будто только этого и ждали, поднимая его на уровень второго этажа практически без усилий. Он приблизился к открытому окну, из которого высовывалась акушерка, и заглянул внутрь.       Магда лежала на одной из четырех железных коек, ближайшей к окну. Ее лицо выглядело бледнее обычного, а влажные пряди волос разметались по белоснежной наволочке. Измотанная долгими родами, она не спала, но глаза ее были закрыты, готовые в любой миг распахнуться, стоит только новорожденной дочери заплакать.       Эрик открыл оконную створку до упора, отмечая, что остальные женщины либо спали, либо не смотрели в его сторону, занимаясь своими делами.       Металлическая детская кроватка с высокими бортиками, прочная и не слишком новая, стояла между кроватью Магды и окном. Чтобы защитить ребенка от сквозняка, на боковине со стороны Эрика висела толстая пеленка.       Он тихо перебрался через подоконник, но Магда, отличавшаяся хорошим слухом, тут же открыла глаза и вздрогнула всем телом.       — Хенрик, ты что?! — ее шепот звучал взволнованно, но Эрик приложил палец к губам, чувствуя, что не может сдержать шальную улыбку. Его горящий взгляд наверняка напугал Магду даже больше дерзкого проникновения в палату.       — Все хорошо, они не увидят меня, — он поспешил успокоить ее.       Растерянно хлопая ресницами, Магда смотрела то на мужа, то на других родильниц, которые вели себя так, будто ничего необычного не случилось. Она хотела что-то сказать, но вдруг застыла, глядя расфокусированным взглядом в потолок.       «Не волнуйтесь, Магда, все будет хорошо. Я Чарльз, старый приятель Эрика. Не решился оставить его страдать под окнами: последствия могли быть непредсказуемы...» — голос по-дружески усмехнулся, и Магда облегченно засмеялась, часто моргая.       — Он говорил с тобой? — Эрик все еще стоял между окном и койкой Магды, не решаясь подойти ближе и заглянуть в детскую кроватку, где тихо сопел завернутый в пеленки младенец.       «Уже ревнуешь?» — и пусть Чарльз не был видим, Эрик готов был поклясться, что тот улыбается, и улыбнулся тоже.       — Приятно познакомиться, Чарльз, — Магда неуверенно ответила вслух, не зная, куда смотреть. — Эрик много о вас рассказывал.       «Надеюсь, однажды мы сможем познакомиться воочию. Я оставлю вас втроем».       Голос замолчал, но Эрик чувствовал, что Чарльз никуда не исчез, по крайней мере, из его собственной головы, скользя незримой тенью по самому краю сознания.       Взгляды Магды и Эрика встретились, и они улыбнулись друг другу — счастливо и устало. Оба понимали, что их жизнь перешла на новый этап, и надо сказать, что он был гораздо лучше многих других, что были в судьбе каждого из них. Этот день теперь всегда будет для их семьи особенным — днем рождения Нины.       Эрик сделал оставшиеся пару шагов до кроватки и наконец заглянул внутрь, чувствуя, что пальцы предательски подрагивают. Он просто сжал их на прочном бортике, вонзая коротко остриженные ногти в ткань. Нина лежала на спине, завернутая в цветастую пеленку так, что было видно лишь ее маленькое личико и кончики черных волос на лбу. Эрик хотел сказать, что она похожа на Магду: такой же нос, бровки и форма губ. Хотел сказать, что это самый очаровательный младенец, которого он только видел (пусть это в принципе был единственный новорожденный, на которого он смотрел так близко). Хотел сказать, что любит их обоих больше всего на свете. Но понял, что не может разжать челюстей, в груди все свернулось тугим комком, а в голове лихорадочно бились обрывки мыслей:       «Я отец... Мой ребенок... Чарльз, ее зовут Нина... Ты просто не представляешь... Я никогда не думал, что... Даже если она не мутант, мне плевать... Я все равно буду любить ее...»       Он просто стоял и смотрел, не в силах оторвать взгляда от своего маленького большого будущего. Казалось, будто один вид Нины смыл боль и гнев, что очерняли его сердце многие годы. Ее жизнь стала его искуплением.       «Ты же смотришь, Чарльз?»       «Она чудесна, друг мой».       — Эрик? — Магда не могла сдержать улыбки, глядя на него, застывшего истуканом над кроваткой с таким выражением лица, будто он не мог выбрать: рассмеяться ему или заплакать. — Возьми ее на руки, хочу посмотреть на вас вместе.       Эрик не сразу сообразил, о чем она говорит. Слова, такие обычные, слишком медленно доходили до его затуманенного разума. Он растерялся, глядя то на жену, то на ребенка.       — Думаешь, это можно?       Губы Магды дрогнули от сдерживаемого смеха.       — Не надейся, что сможешь проторчать так до ее совершеннолетия, просто наслаждаясь фактом ее рождения.       Это заставило его сердце забиться еще быстрее, и Эрик нерешительно опустил руки в кроватку. Его собственные ладони, большие и огрубевшие от работы на заводе, показались ему огромными и несуразными рядом с крохотной Ниной. Он понятия не имел, как нужно держать детей, и нервно сглотнул, опасаясь, что сделает что-то не так. Опять все испортит своим вмешательством, разрушит самое дорогое, что у него есть.              ...Чужие невидимые ладони слились с его собственными, осторожно, но уверенно просовывая пальцы под детские ножки и головку, укладывая Нину в колыбель его локтя.       «Прошлое на то и прошлое, чтобы отпускать его, Эрик...»       Она была теплой и гораздо тяжелее, чем могло показаться при взгляде сверху вниз. Живой, настоящей... Эрику казалось, что он слышит, как часто стучит ее маленькое сердце, и боялся, что она проснется из-за того, что его собственное бухает о ребра с силой отбойного молотка. Но Нина не открыла глаз, только повернула голову в сторону его груди, раз-другой чмокнув губами, и снова замерла, успокоенная теплом и мягкостью чужих рук.       — Она знает, что ты ее папа, — Магда смотрела на них счастливым взглядом, совершенно позабыв и об усталости, и о боли, через которую пришлось пройти, чтобы этот ребенок появился на свет.       — Ты так считаешь? — Эрик бросил на нее недоверчивый взгляд и снова вернулся к Нине, разглядывая ее темные брови и ресницы, крохотный подбородок и пухленькие щеки.       Кажется, он мог смотреть на это вечно.       «Она узнает твой голос. Думаешь, в животе ей не было слышно, как ты храпишь по ночам?»       Эрик закатил глаза, усмехаясь неслышным Магде репликам и легко покачивая Нину.              Солнце совсем село, погружая палату в мягкие летние сумерки под стрекот сверчков в парке. В дверь заглянула медсестра, велев всем ложиться спать и не нарушать режим. Она подошла к Магде, чтобы спросить о ее самочувствии, и осмотрела Нину на руках Эрика так, будто происходящее было в порядке вещей.       — Тебе нужно идти, Эрик. Мы обе ужасно устали, — Магда сладко потянулась, заворачиваясь в одеяло по самый подбородок, и проследила за тем, как он уложил ребенка в кроватку.       — Добрых снов. Я зайду завтра.       Он подошел к постели и поцеловал жену в висок, думая о том, что сегодня будет его последняя спокойная ночь в доме. Навряд ли в первые полгода жизни Нину устроит их режим полноценного восьмичасового сна. Благодаря умным книжкам и чужим наставлениям они с Магдой знали и о ночном плаче, и о кормлении по часам, и о коликах, и о многих других детских проблемах, с которыми приходится столкнуться новоиспеченным родителям.       Магда отправила ему воздушный поцелуй, когда он перешагивал через подоконник, чтобы затем застыть в воздухе, в последний раз взглянуть на Нину и плавно спуститься вниз. Окно медленно закрылось за ним: у детской кроватки не должно быть сквозняка.       На улице уже ощущалась ночная прохлада, но Эрику казалось, что он не почувствовал бы и мороза, согретый внутренним теплом, идущим от сердца. Его руки все еще хранили ощущения мягкой детской пеленки и веса Нины.       Он глубоко вдохнул и выдохнул, оглядываясь на окна родильного дома, где до утра оставлял двух своих самых дорогих людей. На душе было легко и спокойно.       — Спасибо, Чарльз.       Ответом ему стали дружеские объятья, заставившие Эрика усмехаться всю дорогу домой. Только с телепатом можно было ментально обняться, находясь за тысячи километров друг от друга!