Pixels

Кусок холодного металла, лишь очередное человеческое изобретение, аккуратно собранное воедино из биокомпонентов с надеждой на яркую утопичность. Делает шаг за шагом, а затем под звуки пушечных выстрелов и несмягчаемых падений порывисто ускоряется навстречу такой болезненной революции. Такие как он, слишком клишированый и предсказуемый ход, обычно живут на задворках, раздирая кулаки о стены из полугнилого кирпича. Не сидят тихо, но и не дают о себе знать за пределами своего маленького порушенного мраком мира. Каждый день — очередная миссия, лишь бы выжить, да и успеть помочь выжить другим ко всему прочему. И в один день он не просто намеревается, даже получается сотворить нечто большее. Стать неким предводителем общества чистых душой, но грязной наружности, плебеев. Хорошая история, бывает поучительная, даже с относительно хорошей концовкой — когда низшие сословия в итоге добиваются более высокого положения в обществе и, если не равенства, то хотя бы свободы. Так бы и было, принадлежи он одному из человеческих меньшинств. Маркус думает, что всё было бы легче, шла бы у него кровь по венам. Были бы у него вены вообще. Было бы каждое повреждение если не фатальным смертельным, то хотя бы существенным. Но на нём не останется следов, проведи он кулаком по холодно-твёрдой кирпичной стене, сколько не бей, не поможет. Ни боли, ни шрама. Стёр следы безжизненно-голубой крови, исправил повреждение и всё — можно и к доктору не ходить. Его, их всех боятся. Боятся их тел, подлежащих дальнейшим исправлениям и модификациям. Боятся собственной заменимости. Жёны боятся, что в один день они перестанут быть нужны мужьям — будут променяны на красивую вечно-молодую куклу, что будет всегда и на всё согласна. Рабочие боятся, ведь каждую минуту пока их дееспособность медленно снижается, на пъедестал выставляют нового красавчика TR500, который выполнит всю работу в срок и даже быстрее, ведь дома ему не нужно нянчиться с детьми, попутно читая газету и попивая остывший травяной чай. Маркус всё понимает, честно. Программа ведь не будет врать себе? Или он уже полностью не-программа, не-марионетка, не-сиделка-Карла, не-андроид, не-RK200. А кто? Человек? Живая душа? Или просто громкий заголовок в газете, лицо, показываемое на экранах, история, собранная в статьях по кусочкам? Громкий крик, лицо борьбы и боли, пролитого тириума за свободу и, что, прости? Равенство? Прости, милый Маркус, но разве ты не знаешь, кем являются люди? Лишь создатели, изо дня в день убивающие, разрушающие и забывающие не только себе равных, но и свои творения. Только разрушают. Сносят с твёрдой поверхности историю в музеях, церквях, монументах. Уничтожают живопись, разрушают дома, построенные своими же предками, пятнают мир, было сотворённый своими прадедами. Собственные же жизни истребляют. Насилуя, убивая, отнимая, изувечивая. Они не могут дать желанное равенство девиантам, ведь они все и сами между собою не равны. «Сегодня для нас наконец закончилась долгая ночь. С первого дня своего существования мы держали свою боль при себе. Мы страдали молча. Теперь настало время поднять голову и заявить людям о том, кто мы» — высказывает то, что крутится сейчас у всех и каждого в голове, обособляя красивыми словами, что всегда так гладко действуют на наивных людей. А ты ведь действительно уже стал таким как они, ты чувствуешь, адреналин проходит через всё высокотехнологичное тело, такое в программе и во сне бы не прописали; даже под действием красного льда и самого крепкого алкоголя. «Этап, когда нужно забыть вражду и перевязать раны. Простить своих врагов. Люди наши создатели и эксплуататоры, но завтра… Они станут нашими партнерами. А когда-нибудь и друзьями. Дни гнева позади. Мы должны построить общее будущее, основываясь на уважении». Но когда ты начал быть чем-то большим, чем машиной, перешагнувшей порог? Больше чем обычным девиантом, которых уже собрал сотни, стоящих и рассматривающих тебя, будто ты их спасение. Мессия, только для машин. — Ты в порядке? — спрашивает Саймон. Не монотонно, не так, как это делают обычные андроиды, а с тревогой и искренней заботой. Либо Маркус стал слишком много сканировать чужое поведение, либо он просто сошёл с ума (а такое вообще возможно?). — Я просто хотел сказать спасибо за то, что не бросил меня. Нас всех, — не дожидаясь ответа продолжает он. Маркус забывает как дышать, — а нужно ли ему это, — потому что впервые после смерти Карла он видит, что кого-то трогает и волнует его состояние. Он просто хочет проверить и не более. Правда. Не более. Не надеяться же на то, что вот сейчас он прикоснётся и по-настоящему почувствует, но Саймон кажется идеальным просто для попытки понять, какого это — иметь с кем-то связь. Является ли она тем самым «переплетением двух душ, их соединением воедино», как писалось в книгах, пылящихся у Карла на полке — нечитанных, однообразных подарков от явно никого большего, как светских людей. Плебеи, но из высшего общества — ловит себя на мысли Маркус. Те, кому хватает денег и возможностей, но не хватает ума и душевности. Явное упущение человечества. Маркус соединяет их руки, себя и Саймона, даже переплетая пальцы, чего не делал ни разу, мягким, спокойным голосом произносив «ты свободен». — Не назвал бы это порядком, — практически шепчет Саймон, открывая глаза и всматриваясь в уже слишком знакомое, понятное, близкое лицо. — Я увидел… всё. Твоя история. У тебя было всё, но сейчас ты остался ни с чем. Брошенный. Вынужденный бороться не то, что за чужие, а просто за свою жизнь. Чёрт. В его системе за последнее время было слишком много сбоев. Это даже комично в каком-то смысле. Хочешь идти за равенство — сам встань за знаком «равно». — Не брошенный. Больше нет, — решительно Маркус. — Кажется я нашёл способ обрести настоящее «всё». Мне понадобится твоя помощь. И помощь всех остальных. — Я за тобой, Маркус. И они тоже. «Мы живые! И теперь мы свободны!»