Такая маленькая девочка

— Снова? — Алья со вздохом закрыла двери, проводя плачущую Маринетт к камину на любимый бежевый диван. — Что на этот раз? Хлоя, Натаниэль, чрезмерное внимание? — Сезер прикусила губу, когда слезы с новой силой хлынули из любимых глаз, что означало только одно — Адриан вновь запретил что-то ее маленькой девочке. — Ну, ну, иди ко мне, — рыжеволосая расставила руки, чтобы заключить дрожащее тело подруги в объятиях. — Я само внимание, рассказывай.       Закрыв желтые глазки, девушка начала качаться слева в право, чтобы успокоить Чен, будто она маленькая девочка, а не девятнадцатилетняя почти мадам Агрест. В нос ударил нежный запах ванили вперемешку со сладкими нотами запаха из пекарни, такой знакомых, тот самый, что раздирает серую стену жизни. Алья зарылась лицом в распущенные синие локоны, вдыхая аромат, заполняя им легкие, но через секунду резко оторвалась, когда по мыслям ударил одеколон Адриана. — Он… Я, хотела, а Адриан… — через всхлипы журналистка не понимала половины слов, но все равно продолжала вслушиваться в неразборчивую кашу из фраз. — А потом тот Агрест… вообще запретил мне… и даже так… — Маринетт бурно жестикулировала, разводила руками и с каждым новым жестом смачивала кофту подруги волной соленых капель. — Мари, тихо, тихо, он козел, вот увидишь сейчас на коленях приползет, — девушка сильнее обняла подругу. — Все будет хорошо, не первый раз мы, — сделав ударение на слове «мы», Сезер немного сильнее сдавила Чен, — это переживаем.       Алья гордилась собой, тем, что сейчас Маринетт плачет не на плече Агреста, а в ее объятиях, выплескивает все ей, а не Адриану, проводит прекрасный зимний вечер с ней, а не с блондином. Да, ее любовь, первая и светлая любовь, сейчас разрывается через обиду, чем ранит искалеченное сердце, раздирает старые шрамы, наносит новые. Чувство светлое, но вместо окрашенного будней оно превращает их в ультрамариновое пятно, на тот же индиго, который вызывает только фанатизм. Да, все клетки тела фанатеют от Мари, они все ее фанаты. — Я принесу какао, — девушка отодвинулась, заглядывая в красные и опухшие глаза, пальцем приняла прядь синих волос за ухо. За всеми движениями она не успела заметить, как расстояние между лицами медленно уменьшалось, пока между носами не осталось от силы два сантиметра. — Через час-два должен появиться твой горе-любовник, — щелкнув подругу по носу, Сезер отскочила и быстро пошла на кухню, чтобы Мари не успела заметить предательского румянца на смуглых щеках. Она слишком чистая, чтобы знать, что именно хотела сделать лучшая подруга.       Впервые, после покупки квартиры, журналистка была благодарна, что во время ремонта произошел инцидент, после которого пришлось в стене между кухней и гостиной сделать окно с полочками, через которое сейчас очень четко можно разглядеть Дюпен-Чен, которая подобрала колени под себя и укуталась в одеяло. Алья решила, что к следующему ее приходу она стирать теплую ткань не будет, чтобы не потерять запах ванили. В голубых глазах отражался огонь из камина, а на розовых, чуть припухших губах, которые так и манят почувствовать их на своих, наконец расцвела улыбка. — Черт, — тихо выругавшись, блогерша взяла полотенце, чтобы вытереть какао, которое разлилось на стол и медленно капало на пол. За красотой своей девочки, Алья не заметила, как перелила воды в чашку и это неудивительно, через красоту Мари что угодно может случиться. — Все в порядке?       Журналистка резко подняла удивленный взгляд на подругу и на лице сразу засветилась глупая улыбка, а руки машинально схватили чашки, забыв чем были заняты перед этим. — Да, все хорошо. — Спасибо, — взяв чашку с изображением Леди Баг, девушка хмыкнула. — Герои уже год не являются, зла нет, а ты все продолжаешь ими восхищаться? — Да, — смущенно ответила рыжеволосая, зарываясь рукой в ​​густые кудри. Ей было трудно сдерживать себя, чтобы не наброситься на дочь пекаря и не здавить в совсем не дружеских объятиях. — Так ты мне расскажешь нормально почему вы поссорились? — Адриан не парень, а папаша, — потставив чашку на столик, девушка начала бурно жестикулировать и пересказывать причину, по которой пара побила горшки. — Габриэль предложил мне сняться в одежде из новой коллекции, но Адриану это не понравилось, потому что платья очень откровенные, с сеткой, полупрозрачние, — Алья только кивала, вслушиваясь в каждое слово, что взлетало из розовых губ. Маринетт в полупрозрачном платье, которая открывает для нее прекрасные ножки ее девочки, подчеркивает талию, грудь… От таких мыслей девушка перебросила внимание совсем на другое, заставляя фантазию рисовать одноклассницу в разной одежде, иногда в белье или без. — Аль, ну разве он не папаша? — Еще и какой. — Я ведь не ссорюсь с ним, когда у него крутятся модели на летних фотосессиях, — Маринетт сморщила нос от злости — миленький жест, который сводит Сезер с ума. — Не сердись на него, Адриан просто ревнует. Подумай головой, разве такую ​​девушку можно почти голую пускать к фотографам и моделям? — Я…       Но договорить ей не дал настойчивый звон, что пронесся по всей квартире. — Аль, — Маринетт с просьбой заглянула в желтые глаза подруги и схватила ее за руку. — Да, знаю, знаю. Не в первый раз, — бросив фразу, мулатка, открыла двери перед покрытым снегом Агрестом. — Добрый вечер, Маринетт у камина, какао на столе, у вас полчаса, — быстро проговорив заученные слова, Сезер развернулась на сто восемьдесят градусов и медленно направилась на кухню, чтобы спокойно подглядывать за парочкой через окно-полочку.       Она хорошо знала, что сейчас Мари будет игнорировать парня, делая вид, что его в комнате нет, через несколько минут успокоится и обнимет блондина в ответ. Ее маленькая девочка, которая буквально только что была заключена в объятия лучшей подруги переключилась на другого. По щеке стекла первая слеза, а губы сжались в тонкую полоску, подавляя порыв крика.       Да, Альи больно. Да, она ревнует. Да, Маринетт. Да, к Адриану.       Да, это очень тупо почти пять лет любить одноклассницу, которая стала самой, самой, подругой, которая все это время любила другого и кроме дружбы ничего к соседке по парте не испытывала. Алья Сезер безумно влюблена в Маринетт Дюпен-Чен. В скромную, добрую, искреннюю, красивую, светлую Мари.       Ее девочку, и не ее Маринетт. — Аль, спасибо, мы пошли! — радостно выкрикнула Чен, закрывая дверь. В квартире воцарилась тишина и только тихие всхлипы доносятся из кухни.       Сезер опустилась на холодный пол, запуская пальцы в кудри. Она врет, нагло вешает лапшу на свои и чужие уши. Дюпен-Чен верит в каждое слово о дружбе, но это не так, это совсем не так, потому что любовь совсем другое дело. Она видит, как мир уничтожает сам себя, но все равно остается в той бездне, куда затянули ее голубые глаза, в полной готовности исчезнуть, чтобы не чувствовать боли, страданий от не разделимого светлого чувства. — Аль, ты мазохистка, — доставая вино с шкафчика сама себе сказала девушка, наливая напиток в бокал. Светлая жидкость, скорее даже песочного цвета, успокоила нервы, но не надолго. Завтра все снова повторится, завтра она снова придет, разобьет сердце и пойдет, как идет зима, оставляя после себя сухость и серость…