Драконье сердце

Ми­рон будто воспитателем в детском саду работает, сказки рассказывает — смехотворные, глупые, что Гнойный — злой дракон, чешуйчатое чудовище; Слава закатывает глаза к потолку, цокает языком, а сам прикидывает, ограничиться выражением недоумения или высказаться по существу? Ему, отчасти, нравится аллегория, только Фёдоров — суетящийся Иуда, выворачивающий наизнанку всё, что попадает ему в руки. Это скучно. Предсказуемо. Слава пьёт пиво — и ему смешно. Он вытирает лицо рукавом свитера, ощущая жжение и тяжесть в глазах, чувствуя, как хочется рассмеяться непроизвольно, от всей души; Маш­нов находится в каком-то неопределённом, промежуточном состоянии — и в то же время понимает, что победа всего в шаге от него. И в нескольких шагах от Мирона. Или, может быть, они вдвоём в шаге от пропасти. Но как бы там ни было, он переломает Фёдорову кости и вырвет глотку, втопчет внутренности в землю, потому что чешуйчатое чудовище здесь всего лишь одно. — Ты был голодным, съел других и в итоге зажрался. Он дышит перегаром и ненавистью; Сла­ва может рассказать свою историю про дракона в пещере, которого не может убить ни один герой. Это старая, всем известная истина. А вот ещё забавная штука — убивший чудовище сам становится им. Не в один момент, конечно. Сла­ве по большому счёту всё равно, но и упускать шанс было бы глупо: на кону неплохие деньги. Он же не дурак. И не сумасшедший. С победой приходит облегчение, не удовольствие. Удовольствие наступает позже, когда все ограничения крошатся в грубом поцелуе, когда Ми­рон стягивает с него свитер и скользит рукой по шее, проводит по грудной клетке, чувствуя, как напрягаются соски под ладонями. Гнойный охватывает головку его члена, описывает круги языком вокруг горячего ствола, кусает кожу живота. Они не трахаются — это никому не нужно, но доводят до исступления друг друга, кусают до гематом и кровавых синяков; Славе не по себе после всего произошедшего, Мирону — тоже. Ничего не меняется, когда Фёдоров уходит. У Гнойного внутри пусто всё, как в выжженной пустыне: — Чудовище ебанное. — У вас мало общего, — мягко улыбается ему Всячески на следующий день. Слава сипло смеётся, а когда его смех утихает, ерошит Борисову волосы. Всё оказывается прозаично до отвращения. Ещё один дракон думает, что он герой.