Ошейник

Шерлок жил с Джоном уже три месяца и, как ему казалось, знал о своем соседе почти все. Во сколько тот ложился, во сколько вставал, как долго собирался на работу, как часто просыпался по ночам и как ходил по комнате, разбуженный очередным кошмаром. Сколько сыпал ложек растворимого кофе в чашку, как облизывал ложку, прежде чем положить ее на стол. Сотни бытовых мелочей за время совместного проживания складывались в нечто целое. То, что являл собой Джон Уотсон. И чем больше Шерлок узнавал Джона, тем яснее понимал, что тот на самом деле был идеальным соседом. Холмс зачастую не обращал внимания на принятые в обществе нормы поведения. Точнее обычно о них он не вспоминал в моменты охватывавшего его чрезвычайного азарта. Во время одного из экспериментов или расследований. В такие моменты он, если и обращал внимание на то, что сделал что-то не так, так только тогда, когда человек начинал бурно высказывать свое негодование. Так реагировали все те, с кем ему когда-либо доводилось делить помещение. Уотсона же не волновало то, как часто Шерлок брал его кружку, как часто он воровал его еду, его шампуни и пасту из ванной, как часто брал его вещи, даже ноутбук. Ко всему этому Джон относился с небольшим возмущением, но обычно оно было просто для проформы. Доктор действительно относился к этому спокойно. Шерлок подозревал, что причина кроется в том, что в армии мало было личных вещей, и Джон просто привык к этому. Но, как бы то ни было, Холмс понимал, что в общении с ним, такое поведение Джона давало возможность им вести совместную жизнь без конфликтов. И Шерлок действительно ценил это. Он на самом деле старался, по меньшей мере, держать дистанцию в некоторых вопросах, клятвенно обещал себе, что в случае необходимости он даст Джону так необходимую тому крупицу личного и неприкосновенного пространства. Они жили вместе уже три месяца, когда в один из дней, во время расследования, ворвавшись в комнату Джона, Холмс увидел ее. Продолговатую жестяную коробочку из-под печенья, которую его сосед быстро спрятал в ящик прикроватной тумбочки. Именно поспешность, с которой Джон сделал это, натолкнула Шерлока на мысль, что коробка содержала нечто ценное. Но в тот момент перед ними было расследование, поэтому о коробке он забыл почти тут же, как крикнул: — Пойдем, звонил Лестрейд, у нас дело. Но мысли о ней вернулись снова, спустя день после раскрытия очередного убийства. Шерлок помнил собственное обещание и пытался предоставить Джону так нужную ему свободу личного пространства. Он занимал себя экспериментами, чтением статей. Всем чем только можно, чтобы заглушить неуемное любопытство. Но мысли, словно приклеенные возвращались к заветной коробке. Спустя день у Шерлока уже было сотни вариантов ответа на вопрос, что могло там содержаться: от самых очевидных по типу запрещенных лекарственных препаратов или оружия до совершенно бредовых, таких, как коллекция марок, фантиков, монетки на счастье и молочного зуба. Самым правдоподобным вариантом, по мнению младшего Холмса, являлись какие-то напоминания о службе. Но таги Джон всегда носил на себе, а что еще могло связывать его с войной, Шерлок достоверно придумать не мог. Именно в тот момент, рассуждая про себя о том, что может хранить там Джон, Шерлок понял, что образ Уотсона, тот что сложился у него за время их общения — это только поверхностные знания. Он не знал Джона до того дня, как встретился с ним в Бартсе. Он знал его уже как продукт, созданный под влиянием определенных обстоятельств. И достоверно сказать, кем был Джон помимо того, что он видел, ему могла жестяная коробка. Шерлок честно вытерпел неделю. Целую неделю он старался выполнить данное самому себе обещание и не лезть в личные вещи Джона. Но желание узнать стало просто невыносимым. В один из дней, дождавшись, когда сосед уйдет в «Теско», Шерлок подождал для верности еще семь минут, чтобы быть уверенным, что тот точно не вернется, а потом вскочил с дивана и поспешил в комнату к Уотсону. На то, чтобы аккуратно достать коробку из ящика стола у Шерлока ушло несколько секунд. Он замер, словно перед прыжком в воду, неосознанно боясь перешагнуть эту черту, прежде чем открыть коробку. К его удивлению первое, что он увидел — был кожаный коричневый ошейник. Шерлок пораженно выдохнул: собачий ошейник явно не был в списке того, что Холмс ожидал увидеть в коробке. Шерлок осторожно подвинул его, доставая синюю книжицу, быстро пролистывая. Документы на собаку, кобель, восемь лет. Холмс вернул паспорт на место, глядя на лежавшую под ним стопку фотографий. На верхней фотографии была изображена собака, в которой угадывались черты афганской борзой, судя по вытянутой морде. Собака была короткошерстной, с большим белым пятном на морде и на боках. Шерлок быстро достал и посмотрел остальные фотографии. В основном фото сослуживцев, многие из которых тоже были с собаками. Холмс быстро вернул все на место, закрыл коробку и положил ее на место в ящик тумбочки, а потом, еще раз осмотревшись, вышел из комнаты Джона. На все у него ушло всего восемь минут. Спустившись в гостиную, Шерлок опустился в свое кресло, складывая руки под подбородком. Это было странно. О том, что у Джона была собака, более того, что принадлежащие ей вещи тот хранил, как самое сокровенное, он не мог даже подумать. Это казалось ему чем-то, что было не похоже на Джона, или он считал так. Уотсон никогда не проявлял себя как любитель животных вообще. Он вполне нормально относился к собакам, не приветствовал каждую и не лез в бесконечные словесные обсуждения с хозяевами по поводу особенностей кормления, ухода или чего-то подобного, чем откровенно грешили знакомые Холмсу собачники. Шерлок задумался над этим. Ведь, вполне возможно подруга матери, о которой у него остались только слабые воспоминания, не была образцом правильного отношения к собакам вообще? Он прикрыл глаза, представляя Джона с собакой. Странное дело, но этот образ в голове казался удивительно гармоничным. Об этом он никогда не думал. Не думал о том, что Джон был намного более многогранен, чем казался до этого. Шерлок осознал, что ему действительно интересно узнать о Джоне, как можно больше. Каким он был, что сделало его именно таким человеком. Холмс подумал о Джоне-ребенке, и что-то внутри защемило от какого-то незнакомого ему чувства. Ведь человек — это не просто оболочка, не просто нейроны… Шерлок неожиданно для себя осознал, что узнать это ему хочется не из-за какого-то научного интереса, а просто потому, что это — Джон. Шерлок настолько погрузился в свои мысли, что упустил момент, когда сосед вернулся домой. Он очнулся только тогда, когда Джон со вздохом опустился в кресло напротив, держа в руках ту самую жестяную коробку. Увидев ее консультирующий детектив внутренне напрягся и подобрался. Явно сделать все незаметно у него не получилось. Он сидел глядя на молчаливого, скорбно поджавшего губы Джона, уже автоматически составляя в голове сценарий, как Уотсон поднимет на него взгляд и скажет, что так больше продолжаться не может, и он съезжает. Но Джон продолжал молчать, глядя куда-то в сторону камина. — Его звали Дюк, — голос Джона, словно ножом разрезал напряжение, сгустившееся в комнате, и Шерлок от неожиданности моргнул. — Что? — Мою собаку… Его звали Дюк, — Джон вздохнул, слегка улыбнулся, а потом заговорил. — Это имя дал ему Рич. Мы с ним тогда служили, уже после того, как я оставил работу в госпитале. Рич говорил, что щенок похож на настоящего герцога, к которому все кидаются по его первому писку. Он был крохотный, когда он оказался у меня. Помещался на ладошке. Вообще, ты знаешь, собак в Афганистане было много. Я помню, как мы останавливались, заезжали в деревни, где нас встречали дети и собаки. Это было что-то настолько необычное для нас. Чумазые дети, глядящие на нас своими большими глазами и псы. В основном вытянутые, худые. Как и дети. Но они были везде. Меня всегда это удивляло. На грани голода и выживания, там было на удивление много собак. Было много метисов с бельгийцами, все-таки служебные собаки вносят свою лепту… — Джон слегка улыбнулся. — Это было 24 апреля, как сейчас помню. У нас была переброска на другую базу, и мы остановились в кишлаке недалеко от Айнака. Там была маленькая девочка. Она ходила по нашей базе и пыталась отдать щенков. Маленькие пушистые слепые комочки. Я тогда плохо понимал пушту, но она что-то говорила про то, что их собака умерла, подорвавшись на мине. Ты же знаешь, там много территории заминировано, поэтому не удивительно. У нас многие фоткались со щенками. Но потом снова возвращали их в коробку. Я честно тогда тоже подошел посмотреть, любопытство пересилило. И именно тогда я первый раз увидел Дюка. Он был маленьким, очень, крохотным просто. Но больше всего меня поразило белое пятно, словно кто-то взмахнул кистью и выпачкал морду справа в белой краске. Это смотрелось так потешно, что я взял его в руки. Он тогда начал слепо тыкаться в мою ладонь, а потом найдя палец принялся усиленно сосать его. И именно в этот момент, что-то щелкнуло. Я решил взять его. Глупость, понимаю, я же тогда служил, но… Словно что-то перевернулось и стало неважно. Это в тот момент была моя собака. Я не помню что именно, но я отдал девочке взамен что-то из присланного Гарри, она постоянно присылала мне сладости, видимо думала, что нас там кормят исключительно сухарями и армейской тушенкой… Я тогда ничего почти не знал, что требуется слепому щенку. Все приходилось изучать параллельно. Первые дни обходился самодельной смесью из козьего молока. Знаешь же, коровье молоко для выкармливания не подходит… Но мы как-то нашли способ сделать смесь на основе козлиного. Несколько дней кормил ею, пока не привезли нормальную смесь для щенков. Просил у кинологов тогда… И знаешь, видимо было в нем что-то. Какая-то тяга к жизни. Парни посмеивались, что я с ним так няньчился. Он ел жадно и усиленно прибавлял в весе. Неожиданно для себя я стал обладателем сначала потешного шарика, который, перейдя на нормальный корм начал вытягиваться. И вот веришь или нет, до того, как у меня появилась собака, я никогда глядя на них не думал, что они могут быть настолько умными. Дюк был сообразительнее многих. Я помню, как он постоянно таскал за мной вещмешок, притом долго объяснять ему, как это делать было не нужно. Он словно сам понял. Дюк постепенно рос и был душой нашей команды. Его все обожали, учили давать лапу. Рич даже каким-то образом надоумил его стащить лифчик из женской палатки. Я понятия не имел, что возможно собаку научить сделать что-то подобное, — Джон улыбнулся. — Ох и досталось же ему. Ричу, не Дюку. Сообразительности пса девушки только умилялись. Начальство особо против собаки ничего не имело… Вообще я всегда думал, что щенки только все портят, грызут. У Дюка тоже резались зубы, он тоже грыз, но только свою излюбленную палку. Никогда не портил ничего. Может потому, что я все время был с ним. Знаешь, — Джон улыбнулся, вытянул одно фото из стопки и передал его Шерлоку. Там был изображен молодой пес, с наполовину стоящими ушами в окружении веселых солдат. — Он был такой забавный. Выпрашивал вкусности. Бывало, подходил, клал голову на колено мне и вздыхал. Так натурально, как человек… Ему было шесть месяцев, когда нас заметили кинологи. Мы были в одном поселении, когда Дюк обнаружил пропавшего ребенка. Он тогда внезапно сорвался с места и, пока мы выясняли, что случилось, нашел ребенка в колодце на краю деревни. Вот после того, как мы подали рапорт, Дюка заметили. Как сейчас помню, Росс пришел ко мне с документами о переводе. Собака была полезным приобретением для армии и меня с Дюком переводили к кинологам. Вот так мы в семь месяцев оказались в окружении обученных служебных собак, и я пошел на кинологические курсы. Дюку даже выдали бронежилет, я помню, как ушивал его, потому что в штабе что-то напутали и прислали не того размера, так что он был рассчитан на более крупную собаку и не затягивался плотно. Там была учеба. Понятия не имею, кто тогда учился больше. Я или собака. Но я тогда узнал, что в нем есть что-то от афганской борзой и от бельгийца. Начав понимать психологию собаки, наше общение стало еще более полным. И работать с ним было… правильно. Мы искали пропавших, находили тайники с оружием, Дюк даже был натаскан на поиск мин. Хотя имел дружелюбный характер, никаких охранных качеств даже развивать не стали. Мы проработали так семь лет. Но я видел, постепенно, что Дюк сдает. Я понимал, что скоро предстоит выход на пенсию. Мне было страшно от осознания того, что придется покинуть армию. В тот день я сидел возле выхода из палатки, когда ко мне подошел пес и, видимо чувствуя мое настроение, положил голову на колени. Тогда я понял, что с моей собакой мне нечего бояться. Я подал прошение. Мы должны были уволиться в мае, вернуться обратно в Лондон в мае этого года. Дюку как раз бы уже исполнилось восемь лет. Конец службы для собаки. Джон замолчал, и Шерлок напрягся, понимая, что-то, что произошло, насильно вырвало его друга со службы и заставило вернуться обратно без собаки. — Мне… Очень жаль. Ты не обязан, если для тебя это… слишком… — Нет, — голос Джона сделался неживым, и он взял в руки кожаный ошейник. — Я расскажу. Мы тогда… Это был октябрь. Мы тогда просто прочесывали кишлак, изучая информацию о талибах. Знаешь, такие сообщения поступали регулярно. Ничего не предвещало беды, когда я зашел в один из домов за зазвавшей меня женщиной и оказался в окружении вооруженных людей. Я успел подать сигнал по рации Биллу, что тут что-то не так, когда один из талибов направил на меня пистолет. Дюк сорвался с места. Я никогда не натаскивал его на охрану. Он был доброжелательным, любящим все живое псом, но тут превратился в сущего дьявола… — Джон замолчал поглаживая коричневую кожу, и Шерлок даже затаил дыхание, не смея вздохнуть. — Талиб выхватил из-за пояса кольт и выстрелил в него. Три раза. В голову. Мне досталась четвертая пуля. В плечо… — Джон ненадолго замолчал, видимо пытаясь справиться с охватившими его эмоциями. — Билл получил сигнал и сумел его передать. Они с Султаном были на другом конце кишлака. Подкрепление прибыло спустя десять минут. Через сорок минут для талибов все было кончено, и меня смогли доставить в госпиталь, — Джон тяжело вздохнул, все еще крепко сжимая в руках кожаный ремешок. — Когда я пришел в себя, ко мне пришел Билл и отдал его. Ошейник. Дюка мои ребята похоронили под старым деревом возле базы… Джон замолчал, как-то рвано выдохнул с каким-то всхлипом и прижал руку ко рту, словно пытаясь задушить рыдания. Шерлок, наверное, впервые в жизни ощутил острую тоску и искреннее желание, чтобы того, что он влез в ящик стола друга, не было. Он поднял взгляд, вглядываясь в лицо Джона, по щекам которого катились молчаливые слезы. Они сидели так какое-то время. Шерлок давал Джону время успокоиться. Прийти в себя. Он не стал уходить, справедливо полагая, что его другу необходима сейчас эта молчаливая поддержка. — Прости, — Джон кривовато улыбнулся, пытаясь согнать непрошеные слезы. — Это до сих пор тяжело… — Нет. Не надо. Это я должен извиниться. Я не должен был… лезть, — Шерлок кивнул головой на коробку. — Да брось, — Джон не смог сдержать улыбки. — Зная тебя, это было невероятно, чтобы ты забыл о коробке и не залез бы в нее. Я видел, что ты ее заметил в тот день. Я, признаться, удивлен, что ты продержался так долго. — Я честно старался не делать этого. — Это и удивительно, — Джон улыбнулся, а потом вздохнул. — Прости, все-таки разговор слишком тяжелый. Я пожалуй, пойду поставлю, ее на место. — Да, я заварю чай, — сказал Шерлок, чтобы хоть как-то попытаться сгладить неловкость и тяжесть этого разговора. Джон снова наградил его этим странным, нечитаемым взглядом, а потом, просто кивнул. *** Шерлок долго думал, что делать. Последующие несколько дней все его мысли крутились возле того разговора. И чем дольше он думал, просыпаясь от очередного кошмара соседа сверху, тем больше убеждался, что оптимальным будет завести собаку. Он долго обдумывал этот вариант, а потом, спустя несколько недель метаний, пересилив себя, набрал номер матери. — Шерлок! Я так рада, что ты позвонил! — радостно и ответила миссис Холмс, но голос ее почти тут же изменился и в нем послышались взволнованные нотки. — Но все в порядке? Обычно ты не звонишь просто так… Что-то случилось? — Нет. Просто… — Шерлок замялся. — Скажи, мисс Стоун все еще занимается разведением английских бульдогов? — Да… У тебя к ней какое-то дело, как к заводчице? — Нет. Я просто хочу купить… собаку. — Ты? Собаку? — в голосе миссис Холмс прозвучало сомнение. — Ты никогда… — Да, брось. У меня в детстве была собака. Редберд. Помнишь? — Редберд, — сокрушенно проговорила миссис Холмс, вздыхая. — Да. Конечно. Я дам тебе телефон мисс Стоун. Она теперь миссис. — Спасибо. Спустя два месяца, Шерлок сидел в гостиной на Бейкер-Стрит, прижимая к себе теплого щенка, который громко сопел от волнения и пытался вылизать все, до чего был в состоянии дотянуться. Почему-то мысль о том уместно ли такое приобретение не посещала его, собственно, до момента, когда собака была уже куплена. Он очень надеялся на то, что к подобной покупке Джон отнесется благосклонно. Когда внизу хлопнула входная дверь и на лестнице послышались приближающиеся шаги, Шерлок напрягся. Даже щенок, кажется, ощутил его волнение, потому что тут же перестал вертеться и как-то задрожал от нетерпения или страха. — Шерлок, я бы хотел… — Джон вошел в гостиную, устало потирая глаза и подавляя зевок, не учел того, что заказ из зоомагазина Холмс, ожидая Джона с ночной смены, специально оставил на пороге. Тот споткнулся, опрокидывая на пол шуршащий пакет, и на пол вывалились две кости и пищащий красный мячик, который продавец вложил туда в качестве бонуса. — Что… — начал было Джон, но был прерван повизгиванием, а потом звуком соприкосновения когтей с паркетным полом, после того, как Шерлок опустил щенка бульдога на пол, тот помчался к мячику, а сам Холмс поднялся на ноги. Щенку, казалось, только мячик был и нужен. Он подбежал к нему и с остервенением принялся его грызть. — Что… — Джон удивленно посмотрел на Шерлока. — В общем, прости, что не предупредил, но у нас есть теперь собака. Я взял его… — Шерлок запнулся, слегка взъерошив волосы, глядя на щенка, грызущего пищащий мячик. — После того нашего разговора я подумал, что тебе было бы неплохо завести собаку. Но ты так привязан к Дюку, что явно не хотел думать о другой собаке. Но тут главное… Поэтому я вот, взял его. Я не обязываю тебя забирать его, и не перекладываю ответственность, но я думаю, он, — Шерлок поморщился, когда мячик противно пискнул еще пару раз, — будет намного полезнее для тебя, чем твой психотерапевт. Только сказав это, Шерлок поднял взгляд на Джона. Он, откровенно боялся его реакции: в данный момент Холмс отчего-то ощущал себя ребенком, который притащил собаку без ведома родителей. Джон смотрел на него со странным выражением на лице, которое Холмс, как ни старался, не мог идентифицировать. — Я думал над тем, что собака должна быть максимально непохожей на Дюка. Чтобы это не выглядело для тебя как замена. Так как фенотипично Дюк был помесью овчарки и афганской борзой, долихоцефалом, то решил, что взять брахицефала окажется оптимальным.* Плюс, другое живое существо, как говорят, может помочь при ПТСР. Я выбирал по характеру. Старался. Шерлок рассеянно замолчал, все еще ожидая ответной реакции, ощущая, как все внутри замерло. Неожиданно, доктор улыбнулся и посмотрел на щенка. — Я, правда, не знаю, что сказать. Это совершенно неожиданно, — он присел на корточки и обратился к собаке. — Эй, привет, приятель. Щенок выплюнул мяч и тут же переключился на нового человека, начиная слюнявить руки своим большим языком, а потом попытался дотянуться до лица. Джон издал смешок и, услышав его, Шерлок ощутил, как сжавшаяся внутри пружина расслабляется. — Как тебя зовут, приятель? — По документам он Глэдстоун. Но ты можешь назвать его как угодно. — Глэдстоун звучит вполне нормально. Привет, Глэдстоун. Привет. Шерлок, глядя на Джона ощутил, как губы непроизвольно расползаются в улыбке. Все-таки это была хорошая идея, завести собаку.