Два часа до рассвета

      Дом взорвался языками алого пламени. Жар опалял лицо, бил в спину ударной волной, отбрасывая ее прочь. Удар был такой силы, что Сэм сбило с ног, и она потеряла ориентацию в пространстве на несколько секунд: она парила в воздухе, небо и земля слились в один бесконечный круговорот оттенков белого и черного, бесконечный круговорот снега и ночи.       Больно стукнулась лицом о землю при падении, не успев даже подумать о том, чтобы выставить вперед руки и защититься. В ушах стучала кровь, оглушительно, заглушая остальные звуки. Сердце билось в груди так, будто пыталось вырваться наружу, а легкие горели огнем. Адреналин заставил ее сжаться и перекатиться на спину. Сэм моргнула, смахивая ресницами снег, но ничего не увидела; перед глазами все плыло.       — Сэм! Сэм, посмотри на меня! — сквозь шум в ушах пробился к ней голос Майка. Или ей это все кажется, и это ее посмертная фантазия с ней и Майком в главной роли?       Сэм снова моргнула, делая усилие, чтобы сфокусировать зрение. Над ней нависло лицо Майка, покрытое полосами грязи и крови, под которыми — она знала, — были царапины и порезы. А на заднем плане — и тут ей пришлось действительно напрячься, — темное, но светлеющее небо, жемчужные облака, на которые бросает блики восходящее солнце.       — Рас… Рассвет, — сказала она, или ей показалось, что сказала. Слов она почти не слышала, скорее чувствовала, как произносят их губы, как шевелится язык.       — Что? — Майк дернулся, поднял голову вверх и снова ее опустил. Его лицо посветлело, и это было не солнце, это было облегчение, которое испытывала в этот момент и Сэм.        — Рассвет, — повторила Сэм, на этот раз уверенней. — Мы смогли.       Снег кололся и обжигал холодом. Он набился под кофту, забрался под майку и, соприкасаясь с кожей, таял ледяными ручейками, стекая вниз. Но Сэм ощущала его отстранённо, будто снег был очень далеко. Она пошарила по земле, пытаясь найти руку Майка.       — Помоги мне сесть, — сказала она и, не дожидаясь, пока тот сообразит, напрягла ноющие мышцы и попыталась приподняться на локтях. Майку потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать ее просьбу, но он успел вовремя, чтобы просунуть руку ей под спину и резко поднять, придерживая.       Подъем отдался в голове Сэм гулким эхо, и она на мгновение потеряла равновесие, заваливаясь на бок. Но Майк достаточно пришёл в себя, чтобы поймать ее, прижав к себе, и помочь сесть, на этот раз медленнее.       Сэм молча смотрела на горящий дом, из которого вылетали огненные ленты, и ей казалось, будто каждая из лент кончается лицом, искажённым в гримасе боли. Ещё вчера она бы решила, что эти видения — следствие травмы и удара головой, не единственного за эту долгую ночь. Теперь… теперь она не знала, что думать. Все произошедшее казалось ей кошмаром, ещё более страшным из-за того, что она точно знала, что он был реальным.       Сэм посмотрела на Майка. На его лице была усталость. Не было радости, которую им бы полагалось испытывать. Нет, Майк просто стоял на одном колене рядом с ней, так же молча глядя на дом… С усталостью. Да, усталость Сэм понимала отлично.       Адреналин отступал, обнажая раны и боль. У Сэм болела каждая клеточка тела. И опять же она воспринимала это не так, как следовало. Боль приходила к ней издалека, будто появляясь из тумана, в который превратилась ее жизнь всего за несколько часов. Раньше она понимала, что реально, а что нет. Эта ночь перевернула все с ног на голову.       Внезапно Сэм поняла, что уже какое-то время слышит рыдания. Мозг воспринимал их, но не регистрировал, и для Сэм они оставались белым шумом на заднем плане, таким же, каким был ветер и треск сгорающего дома. Так бывает, когда мозг выхватывает окружающую действительность не сразу целиком, а кусками, отдельными фрагментами. Так ему проще адаптироваться и перенести шок.       Сэм обернулась, поворачивая только голову. Эшли сидела на снегу позади неё, вцепившись руками в изорванную куртку Криса. На первый взгляд, за исключением царапин и чёрного синяка вокруг глаза, она была в порядке. И все равно она рыдала, билась в истерике, хватаясь за Криса так, будто если отпустит его хотя бы на мгновение, то он исчезнет.       Крис сидел рядом с ней, машинально поглаживая по спине. Он постоянно повторял, что все в порядке, глядя на горящий дом.       Эмили стояла немного в стороне, обхватив себя руками так, будто ей было холодно. Ее колено было рассечено, кофта порвана, лицо в царапинах и развозах грязи. Но она пострадала меньше их всех и самообладания явно сохранила больше. Именно она вдруг вскинула голову вверх и зашикала на Эшли.       — Слышите? — спросила она сорванным голосом. — Мне кажется, или это вертолёт?       Они все уставились в медленно розовеющее небо. Сэм прислушалась: завывал ветер, приглушённо рыдала Эшли, трещал дом, и за всем этим — тихий, почти незаметный шум от лопастей вертолета.       — Вертолёт! — воскликнула она, поднимаясь с помощью Майка на ноги. — Слышишь? Майк кивнул, также глядя вверх.       — Это спа-спасатели? — умудрилась произнести Эшли, и на ее потрясенном лице появилась надежда, которой не было еще мгновение назад. Может быть, она думала, что останется на этой проклятой горе навсегда?..       — Думаете, они нас найдут? — Крис поднялся на ноги, увлекая Эшли за собой.       — С таким-то сигнальным костром? — усмехнулся Майк. Никто не улыбнулся, но реакции он и не ждал: словно в ответ на его слова из-за верхушек деревьев появился небольшой, но быстро увеличивающийся вертолет, лопасти которого крутились так быстро, что закручивали падающий снег в плотную спираль.       — Надо дать ему место, — пробормотала Сэм и первой попятилась назад, к деревьям. Остальные последовали за ней. Стоять спиной к темноте было неприятно, но Сэм заставила себя не оглядываться назад. Она сможет. Наступил рассвет, а тот незнакомец говорил, что твари не выходят наружу днем, будто боятся солнца.       Спасатели даже не пытались скрыть ужас на лицах. Они подбежали к ним, чистые, одетые в теплую спецодежду, и сразу же стали разводить их в стороны, чтобы осмотреть и не мешать друг другу, но встретили сопротивление. Эшли не желала отходить от Криса, да и ему было легче, когда Эшли была рядом. Майк и Сэм не цеплялись друг за друга, будто приклеенные, но и им не хотелось разлучаться. Дело было не в каких-то внезапно возникнувших чувствах, нет. Просто они были выжившими, и они нуждались друг в друге.       Спасатели говорили спокойно, но на лицах их была написана тревога, когда они, переглядываясь, пытались убедить их отодвинуться друг от друга. Первой сдалась Эмили. Закатив глаза, она вышла вперед и позволила себя осмотреть, нервно приговаривая, что с ней все в порядке, только вот кофточка из чистого кашемира утрачена безвозвратно.       — Просто заберите нас отсюда, — сказала Сэм спасателю, который внезапно напомнил ей Мэтта: темная кожа, короткие волосы, похожие скулы, только лет на десять старше. Мэтта, которого они больше никогда не увидят.       Сэм почувствовала, как слезы подбираются к глазам и готовятся выплеснуться, и сжала руки в кулаки. Нет, нельзя. Еще нельзя. Они должны рассказать, они должны заставить их поверить.       Им удалось убедить спасателей забрать их в вертолет. Особенно подействовал крик Эшли, которая вновь впала в истерику, и только укол успокоительного позволил спасателям внести отбивающуюся девушку в вертолет.       — Кроме вас есть еще пострадавшие? — спросил один из спасателей перед тем, как начать сажать их в вертолет. Его голос был сухим, деловитым, будто то, что они потеряли друзей — сущий пустяк. Перед глазами пронеслись лица Мэтта, Джессики, Джоша… При мысли о Джоше у Сэм что-то сжалось в груди. Целый год они общались, она думала, что они стали ближе друг к другу… И не заметила, как ее друг медленно сходил с ума. Как он вынашивал этот план мести, невинный, с его точки зрения, и который закончился так ужасно. Джош был психом, и Сэм не могла поверить, что он так с ними поступил, и все же… Он не заслуживал такой участи. Никто не заслуживал.       Сэм посмотрела на Майка, увидела в его лице отражение собственного горя.       — Нет, — сказала она. — Больше никого.       Вертолет вокруг них жужжал и вибрировал, и этот шум нес в себе еле ощутимое, но такое приятное облегчение. Облегчение, что они в безопасности.       Эшли положили на скамью и пристегнули ремнями, чтобы она не упала. Ее лицо было пустым, взгляд отсутствующим, будто мыслями Эшли была далеко. Крис сидел рядом с ней, вокруг него вилась одна из спасателей, симпатичная молодая девушка, но тот не обращал на нее внимания, пусть она и пыталась отвлечь его от происходящего легким флиртом. Крис только и мог, что смотреть на Эшли, будто проверяя, что она никуда не пропала. Сэм сами собой пришли в голову слова Джоша: «Им нужно какое-то пугающее событие, чтобы дать толчок». Он сказал это тогда, в подвале, вроде бы накануне, а казалось, будто жизнь назад.       Эмили все также держалась особняком. Она сидела спереди, почти рядом с пилотом, пустыми глазами глядя в окно. На ней была куртка спасателей, на лбу бинты, колено выпрямлено и замотано повязками. В остальном выглядела она так, будто едет домой после долгого дня в магазинах. Сэм оставалось только удивляться ее самообладанию. В себе сил держаться она почти не чувствовала.       Она сидела рядом с Майком, соприкасаясь коленями и локтями. Они не стремились так сесть, но так получилось, и Сэм была не против. Ей нужно было чувствовать рядом тепло живого человеческого тела, чтобы напоминать самой себе, что она в порядке. Возле Майка сидела спасательница и сосредоточенно обрабатывала его искалеченную руку. Только увидев ее, она громко ахнула, да так, что остальные спасатели повернулись к ней с неодобрением.       — Что случилось с пальцами? — спросила она, бережно прикасаясь к его запястью, осматривая.       Майк посмотрел на руку так, будто забыл, что с ней было что-то не так. На месте половины пальцев торчали окровавленные обрубки, покрытые грязью и засохшей кровью.       — Отрезал, — сказал он просто. Глаза спасательницы расширились. Сэм мельком подумала, что для профессионала она не слишком-то профессионально себя ведет. — Мачете, — добавил Майк, предчувствуя следующий вопрос.       — Мачете? — повторила с вопросительной интонацией та, и голос ее стал на несколько тонов тоньше.       — Рука попала в капкан, — пожал плечами Майк. — Выбора не было.       Он произнес это спокойно, даже обыденно, но Сэм все равно почувствовала, как напряглось его тело.       «Выбора не было».       Сэм закрыла глаза, пытаясь расслабить тело. Слова упорно крутились в голове, будто карусель, которая не может остановиться. Не было выбора. Ведь не было же? А что если выбор был, только она не знала о нем? Что если она что-то сделала не так? Что если она могла повлиять на ход событий, если бы сказала что-то другое, сделала что-то иначе? Может, она смогла бы кого-то спасти? Если бы еще тогда, год назад, остановила бы их от глупого розыгрыша, который положил начало всего этого кошмара? Все было бы иначе, она уверена.       Колена, только что обработанного дезинфицирующей жидкостью, коснулся холодный жесткий бинт. Сэм вздрогнула, но успокоилась, увидев, что это только Майк дотронулся до нее своей забинтованной рукой. Стоило бы сразу это понять, но она все еще была в состоянии шока. Сэм увидела, как туго забинтовано запястье, как перетянуто несколькими слоями бинта то место, где должны быть пальцы, и почувствовала резкий укол вины. Майк останется калекой на всю жизнь из-за — возможно — нее.       — Сэм, — произнес Майк тихо, так, чтобы другие спасатели не слышали их, — не надо.       — Что не надо? — также тихо ответила она, чуть-чуть повернув к нему голову.       — Не вини себя. — Сэм открыла рот, чтобы опротестовать это, но Майк опередил ее: — Я вижу это на твоем лице, — настойчиво добавил он, хмуря густые брови. — Ты спасла нас, ты. А вот я… — Майк отвел взгляд и сжал здоровую руку в кулак. — Я тот самый идиот, из-за которого все случилось.       Сэм хотела сказать что-то, что станет ему утешением, что докажет, что на самом деле он не прав и то, что он сейчас чувствует, — всего лишь вина выжившего. Хотела — и не смогла. Не потому, что действительно верила в его слова, но потому, что не смогла придумать ничего, что действительно заставило бы его передумать. Слова к ней не шли, как Сэм не пыталась. Возможно потому что она еще не была готова никого утешать; ей самой нужно было утешение. Поэтому, вместо всех слов, которые повисли между ними в воздухе невысказанными, Сэм просто накрыла его забинтованное запястье ладонью. Майк едва заметно кивнул и замолчал.       Приемный покой местного госпиталя был небольшим и забитым до отказа. Врач, который их встретил, только развел руками и произнес что-то про зимние каникулы извиняющимся тоном. Сэм не слушала что, куда больше ее занимали все эти взгляды, которые тут же появились, стоило ей и остальным въехать на каталках внутрь. Госпиталь был неестественно белым, слишком ярким, слишком чистым. Сэм посмотрела на свои исцарапанные руки, покрытые разводами грязи, вспомнила о том, как должно выглядеть ее лицо, особенно на фоне бинтов, которыми перебинтовали порез на голове… Да, глазеть явно было на что.       Ей настойчиво предлагали сделать укол успокоительным, но Сэм не согласилась до тех пор, пока не увидела остальных. Майк был на койке напротив, вокруг него порхала доктор с длинными светлыми волосами, убранными в высокий хвост. Сэм не могла не подумать, что вокруг Майка вечно сосредотачиваются женщины, будто он притягивает их, как сахар бабочек. Эмили о чем-то спорила с врачом, стоящим рядом с ней. Возможно — из-за того, что тот пытался срезать с ее ноги штанину. Эшли лежала на койке рядом с Эмили, все еще в забытьи. Крис сидел рядом.       Они были живы, они были в порядке. И Сэм была в порядке. Вздохнув, она кивнула доктору. Тот тут же поднес шприц с длинной иглой и одним точным движением вогнал ее ей под кожу. Сэм зажмурилась, чтобы не смотреть. Болело недолго, а потом она почувствовала, как ее мягко уносят волны расслабленного моря спокойствия.       Сэм проснулась внезапно, будто кто-то ткнул ее в бок и крикнул: «Проснись!» Не было этого ожидаемого раскачивания, когда голова пытается нащупать события предыдущего дня. Сэм просто открыла глаза, глядя в белый потолок больничной палаты, в сумраке казавшимся серым.       Она была в больнице, в отдельной палате. Странно, ведь она думала, что их с Эшли и Эмили разместят вместе.       Палата была обычной и ничем не отличалась от сотен других. Белые стены, светлый блестящий пол. Больничная койка не слишком широкая, чтобы в полной мере считать ее нормальной кроватью, но достаточная, чтобы Сэм могла устроиться удобно. Напротив узкий белый шкаф с полупрозрачными дверцами, справа — выход из палаты, слева — широкое окно, не закрытое шторами. Сквозь окно в комнату проникал тусклый желтоватый свет фонарей. А за ним — чёрное, бесконечное чёрное небо, на котором мелкими точками вьётся падающий снег.       Сэм медленно выдохнула. Стоило ей открыть глаза и увидеть это огромное окно, как ее охватил удушающий страх, заставивший сжать пальцы на жесткой простыне. Перед глазами как живое встало лицо вендиго, и сердце забилось как сумасшедшее.       — Все кончилось, — сказала она вслух, будто если услышит эти слова, пусть даже от самой себя, то поверит в них. Но кончилось ли?       Подтянув ноги к груди, Сэм обхватила их руками и положила голову на колени. Окно было полно тьмы, угрожающей, удушающей. Хотелось вскочить и включить свет, весь, какой только можно, но Сэм поборола этот позыв. Если она с самого начала поддастся этому страху, то он будет преследовать ее вечно.       Сэм прислушалась к себе. Тело болело, особенно мышцы рук и ног. На спине ощущался синяк, пульсирующий в такт дыхания. Сэм медленно потрогала лицо кончиками пальцев, потом посмотрела на руки. Два ногтя были сорваны. И когда только успела?       Сон не шел, как она ни старалась. Тело оказывалось расслабляться достаточно для того, чтобы заснуть; это темнота за окном заставляла ее держаться в напряженном тонусе, быть готовой бежать или прятаться.       В палате были часы. В тишине, они громко стучали, отмеривая пролетающие мимо секунды. Какое-то время Сэм лежала, слушая их, потом поняла, что дальше так продолжаться не может. Она просто не заснет, пока не увидит, что солнце встало. Умом она понимала, что здесь, в больнице, ей ничего не угрожает, и все же… Сэм решительно встала с койки на холодный пол и поежилась. Больничное платье доходило ей до колен, спину царапали завязки. Сэм поежилась снова и возжелала найти хотя бы тапочки и халат. Должны же они быть. Иначе пациентам придется светить своими телами как прожекторами, пока они ходят по коридорам.       Но прежде, чем искать халат, Сэм решила посетить неприметную комнатку, дверь в которую ютилась между окном и шкафом. Там была небольшая уборная, в которой был душ, туалет, раковина и зеркало. Оно-то Сэм и было нужно.       У нее было странное выражение лица. Даже не лица, нет, лицо осталось тем же, разве что слегка осунувшимся, да залегли тени там, где их не было. Дело было в глазах: раньше они были радостными, светящимися. Теперь в них был страх. Сэм моргнула, надеясь, что это всего лишь игра воображения, но когда она снова посмотрела на себя, страх в зеленых глазах остался. Они смотрели на нее испуганно, загнанно. Неужели она теперь всегда будет так смотреть на людей?       — Мисс? Мисс, вам не разрешается вставать! — раздался сухой и недовольный голос.       Сэм вздрогнула, потом поняла, что это всего лишь медсестра.       Сэм скрутила распущенные волосы в узел, некрепкий, но лишь бы они не мешались. Потом включила воду, умылась. Вытерла лицо тонким вафельным полотенцем, тоже отвратительно белым. И только потом вышла из уборной.       — Мне не спится, — сказала Сэм, подходя к шкафу.       — Доктор не разрешал вам вставать с постели, — непреклонно заявила медсестра. — Вы должны отдыхать.       — Вообще-то я хочу навестить моих друзей, — Сэм обхватила себя руками. — Я все равно не усну, если вы не сделаете мне еще один укол. А насколько я помню, вы это делать не вправе, так что… — Сэм развела руками.       — Ваши друзья спят, как следует и вам, — безапелляционно заявила медсестра, положив руки на талию. Сэм заметила, что та старше, чем ей сначала показалось. Медсестру выдавали руки, слишком взрослые, чтобы быть юными. В остальном она казалась на десять лет моложе.       Сэм вздохнула, обхватила себя руками, чувствуя, как холод зимней ночи ползет по спине. Она встала так, чтобы краем глаза держать окно в поле зрения, и поняла это только тогда, когда поймала себя на том, что раз в несколько секунд поглядывает в ту сторону.       — Пожалуйста, — произнесла она неожиданно тихо. — Разрешите мне увидеть их.       Медсестра изменилась в лице. Сэм поняла, что попала, куда нужно.       — Пожалуйста, — повторила она жалобно. — Вы просто не понимаете. Мне нужно увидеть, что с ними все хорошо. Вы просто не представляете, через что мы прошли.       Суровые черты лица медсестры дрогнули. На ее лице ответственность боролась с жалостью и постепенно проигрывала. Сэм постаралась не выдавать слишком явно свою радость.       — Только быстро. И наденьте халат.       С последним Сэм с радостью согласилась.       Медсестра оказалась права, ее друзья действительно спали. Сэм по очереди зашла к Эмили, Эшли и Крису, посмотрела на их умиротворенные лица. Хотя лицо Криса умиротворенным не было, нет. Он хмурился, двигал брови, сжимал губы. Наверняка ему снились кошмары.       Палата Майка была дальней по коридору. Медсестра вела туда Сэм, когда внезапно ее вызвали к сестринскому посту. Взяв с Сэм обещание, что она не задержится долго и сразу вернется к себе, медсестра ушла, а Сэм пошла к двери палаты.       Палата была точно такой же, как у Сэм. Она тихо отворила дверь, морщась от приглушенного скрипа петель. Такая же койка, заправленная такими же простынями. Майк лежал на боку, спиной к двери и лицом к окну. У него штор тоже не было.       Сэм посмотрела на его силуэт, вырисовывавшийся в свете фонарей, и собиралась уже уйти, как вдруг Майк двинулся, слегка приподнялся на локте и посмотрел на нее, совершенно не спящий.       — Сэм? — спросил он.       — Тоже не спится? — ответила она, делая шаг в сторону койки и притворяя за собой дверь.       — Так и не смог уснуть, — произнес Майк хрипло, поднимаясь и садясь на койке. Его забинтованная рука была неестественно белой на фоне его кожи, которая казалась темнее, чем она есть.       — А я вдруг проснулась и поняла, что уже не усну. — Сэм обхватила себя руками. Халат был жесткий, пахнущий этой стерильной чистотой, которой был пропитан весь госпиталь. — Слишком… темно.       — Темно, да, — отозвался Майк со слабым смешком. Сэм плохо видела его лицо, пусть с улицы и доносился почти призрачный желтый свет фонарей, но ей показалось, что Майк бледнее обычного. Оно и верно, учитывая все пережитое.       — Как твоя рука? — спросила Сэм, чувствуя, как бьет сквозняк по голым лодыжкам.       Майк поднял вверх искалеченную руку и посмотрел на нее, приподняв бровь.       — Нормально, если можно так сказать, — произнес он немного удивленно. — Знаешь, я только что понял, что отрезал свои пальцы всего несколько часов назад, а такое чувство, будто прошли дни, а то и месяцы.       — Это была длинная ночь, — кивнула Сэм.       Болели мышцы, растянутые связки. По ощущениям она будто провела целый день на скалодроме в изнурительной тренировке. Внезапно Сэм почувствовала неловкость. Она ведь пришла, чтобы проведать Майка? Так она это сделала. Дольше оставаться незачем.       Сэм взялась за дверную ручку, чтобы уйти, но Майк опередил ее:       — Стой, Сэм… — воскликнул он. Сэм повернулась, чтобы посмотреть на него, и увидела, что на его лице проявилось совершенно очаровательное смущение. Майк не производил впечатления парня, который часто смущается, пусть Сэм и знала, что это не так, и от этого порозовевшие щеки и смутившийся взгляд производили совершенно невероятное впечатление.       — Да?       Рука все еще держалась за дверь.       — Ты можешь… не уходить? — спросил Майк, отворачиваясь и пряча лицо в темноте. — Я не хочу… Не хочу оставаться один.       Сэм отпустила ручку, чувствуя огромное облегчение. Едва Майк произнес эти слова, как она поняла, что уйти сейчас было последним, чего она хотела. Одна мысль о том, что ей придется вернуться в ее палату, в которой нет ничего, кроме тикающих часов и огромного пустого окна, заставляла ее дыхание ускориться, а сердце биться так, что все приборы сошли бы с ума.       — Я тоже не хочу, — произнесла она, слыша в голосе дрожь. Раньше она никогда не боялась одиночества. Теперь же…       — Даже не думал, что когда-нибудь буду бояться остаться один в темноте, — сказал Майк глухо, будто читая ее мысли. — Глупо, да?       Сэм покачала головой, стараясь не смотреть в окно.       — Не глупо. — Она медленно пошла к койке Майка. — Когда я проснулась, одна, в полной темноте, с этим огромным окном рядом, я просто… — Слова задохнулись. — Не думаю, что это глупо, — повторила она.       Майк сдвинулся так, что Сэм смогла сесть рядом, поджав под себя ноги. Детский страх, что монстр вылезет из-под кровати и утащит ее в свое логово, внезапно обрел новый смысл. Днем можно кричать во все горло о своем бесстрашии и о своей невосприимчивости к ужасу, но стоит только опуститься ночи, как напускная бравада куда-то исчезает, словно вода в отлив, обнажая голое, покрытое ракушками дно. Именно так Сэм себя и чувствовала: голой, обнаженной, открытой всем опасностям. И это никак не было связано с тем, что больничное платье болталось на завязках, а халат доходил до колен.       Какое-то время они сидели молча.       — Наверно, нам следует рассказать им, что случилось, — сказала Сэм. Майк искоса посмотрел на нее, вопросительно приподняв бровь. — Полиции, врачам, спасателям. Они ведь должны знать, да?       Майк хмыкнул и покачал головой.       — Ты ведь не знаешь, точно, — произнес он. Сэм заметила, что его здоровая рука, лежавшая на колене, сжалась в кулак.       — Нас с Крисом допрашивали после того, как тебе вкололи успокоительное. Вы с девочками уснули, и врачи не позволили вас будить, но мы с Крисом еще были в сознании, и полиция нас допросила. Мы все рассказали, Сэм, — сказал Майк, и голос его звучал совсем не радостно.       — И?.. — поторопила его Сэм, когда пауза слишком затянулась.       — Они назвали это массовыми галлюцинациями и психозом. Или типа того.       — Что?! — громко, куда громче, чем она ожидала, воскликнула Сэм.       — А самое классное — это их теория, — продолжил Майк с жесткой усмешкой на лице. — Знаешь, что они думают? Я подслушал, пока мне вводили лекарства. Они думают, что мы убили Джоша и Джесс с Мэттом и подожгли дом, чтобы замести следы. Что, возможно, за что-то мстим семье Вашингтонов, и поэтому сначала убили Бет и Ханну, а потом, через год, вернулись, чтобы довести дело до конца и прикончить Джоша.       — Но ведь это неправда, — горячо возразила Сэм. — Это ведь Джош все придумал, мы — пострадавшие! И что насчет Джессики и Мэтта? В банде произошел раскол? — голос Сэм все повышался, и к концу предложения она уже едва ли не кричала. Злость и обида затопили ее сознание, и она поняла, что плачет, только когда слезы закапали в вырез больничного платья.       — Эй, эй, боже, прости, я не хотел, — забормотал Майк, озабоченно замерший. Не уверенный в том, что теперь ему делать с плачущей Сэм. Он подался вперед, замер, потом мотнул головой и обнял ее, притянув к себе.       — Я в порядке, — проговорила Сэм, от неожиданности ударившаяся носом о твердое плечо Майка. — Просто я не могу поверить, что они могли так подумать. Мы ведь… Мы ведь были друзьями, все мы.       В ее голове промелькнула мысль высвободиться, но чувствовать живое тело рядом, тело, которое знает все о прошлой ночи, которое не назовет ее сумасшедшей — это было хорошо. Хотя то, что она думала о Майке как о «теле», пусть даже несколько секунд — не очень.       — Я много об этом думал сегодня, — произнес Майк, — и… Я не злюсь на Джоша. То есть, конечно, он мудак, что решил сделать такое с нами, но все же…       — Он не заслужил такой смерти, — пробормотала Сэм вместо него.       — Да. Никто такого не заслуживает.       Сэм почувствовала, как он напрягся, и поняла, что перед его глазами проплывает весь тот ужас, который они пережили этой ночью. Вендиго, подвалы, ужас, который так старательно навел на них Джош… По крайней мере, она это видела, стоило закрыть на мгновение глаза и расслабиться.       — Я все пытался сегодня понять, в какой момент он начал сходить с ума, — сказал Майк, и его голос отдался в ушах Сэм с легкой вибрацией, будто воздух, колеблющий связки, был ближе. — И понял, что совсем этого не заметил. Джош оставался все таким же, каким был, и я ничего не заметил, а ведь должен был. Мы ведь были друзьями.       Сэм отстранилась. Она не могла говорить о Джоше, утыкаясь лицом в плечо другого парня. И не потому, что между ними что-то было, нет. Она никогда не воспринимала Джоша иначе, чем друга, и все же… Все же она отстранилась.       — Если кто и должен был заметить, то это я, — сказала она, хмурясь. — Мы с ним за этот год общались куда больше, чем за все предыдущее время, а я ничего не увидела. Даже ни намека!       — Об этом я тоже думал, — отозвался Майк задумчиво. — Что если он отстранился от остальных и стал ближе к тебе потому, что ты не участвовала в том ужасном розыгрыше, а пыталась его остановить?       Сэм закусила губу.       — Но ведь не остановила же.       Они снова замолчали, каждый думая о своем. Говорить и не хотелось, достаточно было того, что они в этой темноте вместе.       Сэм снова подумала о Джоше. Как так вышло, что тот, кто стал ей таким близким другом за этот год, оказался психом? И почему она, она, которая называлась его подругой, ничего не заметила? Что если бы она была более внимательна к нему? Вместо этого она была целиком погружена в собственные переживания. Сэм почувствовала, как глаза опять наполняются слезами. Несмотря на все, что сделал Джош, несмотря на все то, что случилось из-за него, она понимала, что не может ненавидеть его. Злиться — да, но ненавидеть? Где-то глубоко внутри она понимала, почему он хотел им отомстить. Были времена после исчезновения Ханны и Бет, когда она ненавидела саму себя.       Майк молча взял ее за руку. Он ничего не говорил, просто смотрел перед собой. Лицо его было направлено к окну, но глаза его не видели. Мыслями он был далеко, как и Сэм. Переживал ли он эту ночь снова и снова, думая, как мог бы все изменить? Вспоминал ли крики Джессики? Или, может быть, тоже думал о Джоше?       — Майк, — сказала Сэм, сжимая его руку. — Я должна была сказать тебе об этом еще в вертолете, но… — Она откашлялась. — Ты не виноват в том, что случилось. Никто из нас не виноват. Наоборот, если бы не ты, мы бы все погибли. Это ведь ты первым сообразил насчет газа, и это ты проводил нас по туннелям… Ты ведь даже пошел со мной за Джошем, хотя именно он нас всех туда заманил. Мы не виноваты, — повторила Сэм, искренне надеясь, что в ее голосе прозвучало достаточно уверенности.       Майк поднял на нее глаза, в которых плескалось такое горе, что Сэм содрогнулась.       — Ты правда так считаешь? — спросил он с той по-детски беззащитной надеждой, с которой дети спрашивают, нет ли монстров под кроватью.       — Да, — кивнула Сэм. — Правда.       Майк тоже кивнул, слишком быстро, слишком дергано, потом отвернулся, но ее руки не выпустил.       Небо медленно начинало светлеть. Не так, как это бывает перед самим рассветом, когда на горизонте внезапно появляется яркая полоса, и от нее волнами расходится свет, озаряя все вокруг. Но непроглядная тьма зимней ночи стала бледнеть, выцветать, намекая, что еще чуть-чуть, и встанет солнце. Сэм почувствовала, как ледяной кулак, сдавливавший грудь, стал разжиматься, пусть даже она до этого не замечала его хватки. Она теперь всегда будет чувствовать так себя по ночам?       Палату наполняла тишина, только часы тикали, так громко, что их было слышно, наверно, на всю больницу. Шелест простыней — Сэм повернулась, чтобы посмотреть на циферблат. Стрелки были едва видны. Часы были похожи на мутное темное пятно на фоне призрачной белизны стен. Или они только казались такими в темноте.       Сэм прищурилась, заставляя нечеткие темные полоски войти в фокус.       Два часа до рассвета.       Снова шелест простыней, на этот раз из-за Майка. Он поднял забинтованную руку и потер запястьем лицо. Оно выглядело изможденным, усталым. И правильно, он ведь не спит уже сколько, вторые сутки?       — Может быть, попытаешься уснуть? — произнесла Сэм, глядя на него. — Я буду здесь и разбужу тебя, если что.       Майк покачал головой.       — Не хочу. Не могу.       Запавшие глаза приняли упрямое выражение. Такое знакомое, что по спине Сэм пробежали мурашки. Всего лишь проблеск прежнего Майка, а ей почему-то не по себе. Может быть, потому, что прежним он уже не будет.       — Тебе нужно отдохнуть, — настойчиво сказала она, хмурясь. — Иначе тебе вколют снотворное, а это, поверь мне, куда хуже.       Майк снова начал было отказываться, но внезапно широко зевнул. Тело все решило за него.       — А как же ты? Тебе ведь тоже нужно спать.       — Я выспалась. — Она даже не соврала. Сна и правда не было ни в одном глазу. А еще Сэм не была уверена, что сможет уснуть сама, без успокоительных и снотворного.       Койка на удивление оказалась достаточно широка, чтобы они легли на нее вместе. Майк, сдвинувшись почти на самый край, лег на спину, положив руку в бинтах на грудь, а другой держась за Сэм, которая лежала на боку, положив голову ему на плечо.       — Сэм, — произнес Майк тихо. — Спасибо.       Он напрягся, приподнимаясь на локте. Его губы коснулись ее лба, мимолетно, но Сэм успела почувствовать, какими сухими и горячими они были. Потом Майк, не дожидаясь от нее ответа, откинулся обратно на подушку, а Сэм… Она поняла. Ему, как и ей, просто нужен был кто-то рядом.       Майк вздохнул, прикрыл глаза. Постепенно его тело затихло, он стал дышать медленно, размеренно, так, как дышат спящие люди, и Сэм решила, что он действительно уснул, но тут увидела отблеск света в его приоткрытых глазах. Сэм уже спросила, спит ли он, но потом остановила себя. Может быть, он дремал, а может быть, после такой ночи, Майк теперь всегда будет спать с приоткрытыми глазами, постоянно готовый проснуться и бежать. Наверно, психиатр скажет, что у них всех посттравматическое расстройство. Наверно. Сэм медленно выдохнула, прислушиваясь к темноте. Тишина окутывала их, будто толстое одеяло, которое заглушает все посторонние звуки, но совсем не греет.       Постепенно больница оживала. За плотной дверью слышались шаги, потом зажегся свет, проникающий в палату тонкой яркой полоской. Начал звонить телефон, звучать голоса сестер и докторов. Начались утренние обходы. Больница просыпалась от ночного безмолвия, наполняясь жизнью и суетой.       Небо светлело. Сначала густая темнота стала рассеиваться, бледнеть, пока внезапно небо не стало того прекрасного голубого оттенка, который бывает только перед тем, как встает солнце. А когда его первые лучи осветили горизонт, Сэм выдохнула, чувствуя, как ее тело отпускает напряжение, заставлявшее всю ночь прислушиваться к звукам и глядеть по сторонам.       Сэм слушала, как бьется сердце Майка, отдаваясь ударами в ее ухо. Чувствовать рядом живое, теплое тело было так хорошо, так… безопасно. Безопасно, потому что она не была одна. Потому что под щекой была теплая кожа. Потому что стерильность больницы пахла лекарствами и средством для мытья полов, а не кровью и разложением.       Они были живы. И это главное.