Моя любимая сладость

Он такой маленький, по сравнению со мной, и мне нравится носить его на руках. Я не умею играть в сеги, но мне нравится смотреть, когда он с умным видом сидит перед доской. Есть в его взгляде что-то хитрое, хищное и опасное. Я, конечно, знаю, что он на самом деле опасен, но наедине всё это лишь видимость. Он улыбается, и его улыбка слаще всех моих лакомств. Замираю, переставая шуршать пакетом в руках, даже смущаюсь. Я слепо люблю его, слепо следую за ним, маленьким, властным и порой даже капризным, словно ребенок. С нашей разницей в росте я иногда ловлю себя на мысли, что я педофил. Вот такие забавные размышления в голове у ленивого сладкоежки, правда? Я чуть улыбаюсь ему в ответ. Он отодвигается со стулом от парты, невозмутимо встает и потягивается. Я столь же неподвижно сижу, наблюдая меланхолично, хотя сердце уже начинает биться быстрее. Ничего не предвещает чего-то этакого, но я всё равно с трудом скрываю волнение. - Пойдем домой? - оглядывается на меня, накидывая пиджак на плечи, но сумку не берет. Я это отмечаю и лишь сглатываю, продолжая молчать. - Мур, - я вздрагиваю от такого обращения, смотрю на него, неизвестно когда оказавшегося рядом. - Мм? - чуть качаю головой, чтобы волосы сползли с глаз. Даже когда я сижу, а он стоит, мы почти одного роста. - Поздно уже, - в голосе властные нотки. - Я знаю, - не могу сдержаться и протягиваю к нему руки, ловлю за талию. Он вовсе не сопротивляется, подходит ближе, пока я не усаживаю его себе на колени. - Они мне мешают, - капризно тянет, беря ладонями моё лицо, отводит длинные пряди, потом ему приходит более интересная идея. Достает ножницы, лукаво щелкнув лезвиями, но я останавливаю его руку, осторожно сжимая запястье. - Перечишь мне? - чуть хмурится. И сейчас я знаю, что нужно противопоставить весомый аргумент его "хочу", не потому, что я боюсь его с ножницами. Просто совсем коротко волосы мне не надо обрезать. В словах я не силен, остается... - Мур, - его голос раздражен, но это ненадолго. Касаюсь губами его запястья, трусь о тонкие венки, трогаю их языком. Весь он - из импровизированных струн, на которых я могу сыграть лучшую музыку, лучшую для любого любящего сердца. Уже ощущаю, как его охватывает легкая дрожь. Мой мальчик опасен, но и невероятно чувствителен. Он безумно хрупкий в моих руках, и порой даже удивительно, как такое тело может так яростно играть в баскетбол. Ненавязчиво забираю у него ножницы, откладываю в сторону, вновь обхватываю его и придвигаю ближе, уже плотно прижимая к своей груди. Вздыхает с видом "Так и быть, пощажу", запускает пальцы мне в волосы и забирает всю челку на макушку, теперь глядя в моё совсем открытое лицо. Смотрим глаза в глаза, и мне капельку интересно, кто сдастся первым. Только он через миг ойкает и подается вперед. - У тебя опять на лице крошки, - дуется, секунду размышляет и тоненько слизывает оные. Блаженно прикрываю глаза. Я до умопомрачения люблю, когда он прикасается ко мне, как угодно, не говоря уже... Припадает к губам, опускает ладони на плечи и снова фыркает, потому что волосы рассыпаются по лицу. Косится в сторону ножниц, но я качаю головой, слизывая ощущение его губ. - Подожди, - тянусь к сумке, достаю резинку, неторопливо перетягиваю все длинные пряди. - Вот так. Перевожу на него взгляд, и всё внутри начинает сладко ныть. Поводит плечами, сбрасывая пиджак, чуть выгибает спину. Приоткрываю губы, не отводя глаз, наконец тянусь к нему, быстро припадаю к шее. Он такой вкусный, весь, целиком. Я провожу языком вдоль учащенно бьющейся жилки, ловлю губами тонкую и очень нежную на ощупь мочку. Скосив взгляд, я вижу, что он уже наслаждается, что ему приятно то, что я делаю. Сладко посасываю и легонько прикусываю своё лакомство. Что удивительно, мне даже почти не нужно делать ничего нового. Я обращаюсь с ним как с очередной сладостью. Покусываю, облизываю, смакуя вкус. Вот только сладости не могут проронить стон. Сладости не выгибаются, когда я скольжу руками под обертку. Мне мало его тела, и я пробираюсь под рубашку. Наиболее вкусный он там, где недоступно постороннему взгляду. Дрожит от каждого прикосновения, закусывает губы, чтобы не издавать звуков. Но у него это не получится. Я довольно улыбаюсь, медленно проводя большой ладонью по худому телу, задираю рубашку и склоняю голову, прижимаясь к груди. Резко вдыхает, задерживает дыхание. Сначала лишь безобидно поглаживаю губами гладкую кожу, но он знает, что это не всё. Резкое движение, и розовая бусинка оказывается в плену моего рта. Испускает стон, судорожно хватается за мои плечи, пока я с упоением играю кончиком языка с твердеющим соском. Обхватываю губами всю ареолу, посасываю и ласкаю, напоследок прикусив и сорвав новый стон, и переключаюсь на другой, первый потирая подушечкой большого пальца. Дышит ртом шумно, свистяще, ерзая на моих коленях, пышет жаром и нетерпением. Я представляю, что он хочет всего быстро, немедленно, безудержно. Но вынужден мириться с тем, что я сладкоежка, а в отношении него сущий гурман. От его ерзаний на моих бедрах, и от того, какой он вкусный, я завожусь сам. Сдвинувшись в сторону на клубном диванчике, я опрокидываю его на спину и наконец медленно отрываюсь, так, что от твердой истерзанной бусинки соска к моему языку тянется тонкая ниточка слюны. Смотрю в его затуманившиеся глаза, прижимаюсь бедром к паху. Ахает и тянется ко мне, на полпути встречаю его губы своими. Жадно целуемся, а его руки нервно стаскивают с меня футболку, нетерпеливо гладят и исследуют торс. Блаженно выдыхаю в поцелуй. - Ты... Всегда такой сладкий... Из-за своей еды... - находит в себе силы пробормотать между поцелуями, имея в виду мой рот. Улыбаюсь, представляя, какая хищническая предвкушающая улыбка у меня сейчас. - А из-за чего же ты тогда всегда такой вкусный?.. Не давая времени ответить, уже скольжу губами и языком вдоль его тела вниз. Он захлебывается стоном, прогибается навстречу и запускает пальцы мне в волосы, стаскивая к черту резинку. Теперь и мои волосы участвуют в ласке, щекоча и заводя сильнее. Обведя поцелуями и языком пресс, ямочку пупка, не забыв изощренно с ней поиграть, спускаюсь к брюкам, уже чувствуя, как он распален здесь, внизу, и как жаждет ласки. Здесь позволяю себе быть торопливым, расстегиваю ремень, брюки, сильным плавным движением стягивая их. Задевая напряженную плоть, слышу болезненный стон, боксеры стаскиваю осторожно. Томно смотрю в его лицо, оно так мило алеет, хотя мы и делаем это уже не впервые. Смыкаю пальцы на твердом члене, вырывая из его груди новый стон, и сразу погружаю очередное лакомство в рот. Жмурюсь от удовольствия, облизываю и посасываю напряженный ствол, как самую излюбленную конфету. С тех пор, как мы делали это в первый раз, Акаши уже не может смотреть на меня спокойно, когда я очень неоднозначно отправляю батончики в рот, отворачивается, или наоборот, утаскивает с собой в какой-нибудь укромный уголок. Увлекаюсь, обводя кончиком языка каждую выступающую венку сверху донизу, ничуть не смущаюсь тому, что ногти весьма ощутимо царапают плечи, а он поскуливает от изнеможения. - Акаши... - мой голос сладок, как патока, горячим дыханием опаляю головку и протягиваю руку вверх, оглаживая его живот и грудь, дотрагиваюсь до его губ, и он немедленно втягивает мои пальцы в рот. Он очень маленький по сравнению со мной, поэтому я всегда крайне осторожен. Для меня он всегда девственен. Ему приятно облизывать мои пальцы, для того, чтобы я подготовил его, потому что они всегда вкусные. Он даже кусается, а я лишь невозмутимо улыбаюсь и подтягиваюсь, ловя его губы. Он выгибается мне навстречу, стараясь посильнее прижаться, разводит бедра шире. Я люблю каждую секунду этого действа, люблю каждую клеточку его тела. Постанывает в поцелуй, трется об меня, истекая и почти бьется от невыносимого возбуждения. - Я из-за... Твоих пыток... Слишком рано кончу... - сипло шепчет, последние слова захлебываются в судорожном вдохе, потому что я ввожу в него первый палец. - Я тебе не позволю, - с маньячной ухмылкой шепчу, облизывая изгибы краснеющего ушка, пальцами свободной руки слегка пережимаю основание его члена. Задыхается от возмущения и легкой боли, когда входит второй палец. Двигаю ими, с удовольствием слушая, какие мелодичные стоны умеет издавать наш грозный капитан. Ерзает, кусая губы и не выдерживает, мучительно замирая и почти вскрикивая. - Атсуши, перестань!.. Возьми меня, с-скорее... Как же я могу устоять перед такой просьбой? Акаши никогда ни о чем не просит, он всегда требует, но не сейчас. В эти мгновения он молит о страсти и ласке, и не думает о том, что это как-то принижает его авторитет. Приспускаю шорты и белье, тяжело выдыхаю, дразня обоих, трусь головкой о колечко мышц. Рвано всхлипывает, закусывает собственную ладонь, весь расслабляется, раскрывается мне, дрожа в нетерпении. Я вхожу медленно, зажмуриваясь от восхитительной горячей узости. Ему больно каждый раз, но желание сильнее. И он не позволяет медлить, обхватывает меня ногами и насаживается сильнее сам. Наконец плавным толчком погружаюсь до предела, синхронно выдыхаем, я сквозь зубы, он со стоном. И первый двигается мне навстречу. Слегка наваливаюсь на худое тело, но он не возражает, однажды он сказал, что его возбуждает быть накрытым моей тяжестью. Сейчас со мной он - чувствительный и хрупкий, такой, каким его не может видеть больше никто. Он перестает сдерживать стоны, и, слушая их, я тоже не могу остановиться. Когда он начинает задыхаться в преддверии разрядки, я обнимаю его и легко сажусь вместе с ним. Обхватив мою шею руками, за пару самостоятельных резких движений, он с протяжным стоном изливается мне на живот. Больно закусив губу, кончаю в него и едва успеваю подхватить, потому что Акаши откидывается назад, грозя упасть. За окном уже поздний вечер. Я пробираюсь к дому самыми тихими улочками, чтобы никто не потревожил, потому что на моих руках мирно сопит моя самая любимая сладость на свете.