Тёплый лед

По мнению Якова, два талантливых, можно сказать, гениальных подростка-фигуриста на одном льду — это катастрофа. Возможно, так оно и есть. Потому что, Виктор знал это так же хорошо, как таблицу умножения, Юра совсем не терпел кому-то проигрывать. Впрочем, второе место не приводило в восторг и самого Никифорова. Вот и сейчас, Виктор пришел почти на час раньше положенного времени, размялся перед выходом на лёд и совсем не удивился, услышав мягкое скольжение лезвий коньков по льду, нарушаемое лишь звуками прыжков. Ещё пару шагов, и перед Никифоровым возникла чудесная картина. На катке был никто иной, как Юрий Плисецкий. Тонкая, гибкая фигура плавно скользила по льду, обтекаемая светом ламп. Красивое, завораживающее зрелище, даже без музыки. Да и музыка, признаться, сейчас была бы неуместна. Звуки соприкосновений тонких лезвий и гладкого льда, да чуть прерывистое дыхание фигуриста — вполне достойная мелодия для Юрия. Для него и Виктора, чьи голубые глаза с нежностью следили за передвижениями Плисецкого, жадно ловили малейшее движение его стройного тела. Но несмотря на то, что катание Юры заполнило все мысли Никифорова, тот машинально отметил бесчувственность, просачивающуюся сквозь идеально отточенные движения. Витя видел, что великолепной технике и естественности в сложных пируэтах не скрыть того, что Юра никак не мог вложить в танец частичку себя, своей души и эмоций. Плисецкий и сам это понимал. Он остановился и недовольно глянул на Виктора. Значит, успел заметить. Не видя смысла в том, чтобы и дальше продолжать стоять у скамьи, Никифоров шагнул на лёд. Привычно оттолкнулся и спустя несколько секунд остановился рядом с Юрой. Тот в свою очередь, недовольно скривил губы и нахмурил брови, отчего между ними залегла тонкая морщинка. Даже будучи недовольным или злым, Плисецкий оставался для Виктора непростительно милым. Никифоров, конечно, помнил то время, когда и у него по спине пробегали мурашки от одного злобного взгляда зелёных глаз, брошенного в его сторону, но не сейчас. Сейчас Витя лишь старался сдержать улыбку, чтобы не разозлить его еще больше. Пусть это не страшно, но приятного мало. — Юр, — как можно мягче протянул подросток, тряхнув хвостом длинных волос. Плисецкий на это лишь отвернулся и предпринял попытку откатиться от Никифорова, что бессменно обернулось провалом. — Юрка, стоять! Ты не можешь игнорировать меня третий день, только потому, что тебе досталось серебро, — с этими словами Виктор запустил руки под черную футболку блондина и лёгкой щекоткой прошёлся по рёбрам. Юра вздрогнул и попытался вырваться, старательно сдерживая улыбку. Едва ли прошло больше двадцати секунд, а по катку уже разнёсся смех, перемежающийся с просьбами прекратить это издевательство. На душе у Виктора стало значительно спокойнее и теплее, когда он наконец увидел знакомые искорки в таких родных глазах. Третий день без Плисецкого, который всячески избегал его из-за проигрыша, он бы не вынес. — Витя, перестань, — прошипел Юра, выгибаясь в попытке избежать прикосновений и откидывая голову на плечо Никифорова. Тот, в свою очередь, прижал блондина к себе и улыбнулся, встретившись взглядом с зелёными глазами. Плисецкий глубоко дышал, стараясь унять бешено колотившееся сердце и сбившееся дыхание. Хотя бы самому себе, но он мог признаться, что ему безумно не хватало этих прикосновений и крепких объятий. — Все, ты больше не злишься? Витя был тем ещё хитрецом. Ведь и так прекрасно все понял, но он любил говорить и задавать вопросы — для него слова имели гораздо большее значение, чем для других людей. По началу Юру это бесило, но со временем мы привыкаем ко всему в человеке, которого любим. И теперь, вместо колючего ответа, Плисецкий попытался вырваться, но не рассчитал силу, и они с Никифоровым приземлились на лёд. Тихонько охнув, Юра чуть шевельнулся и сдул с носа прядь волос, которая, едва сдвинувшись на сантиметр, приземлилась на глаз. Хмыкнув на неудачную попытку, Витя осторожно убрал с лица друга волосы и едва коснулся губами кончика носа. — Слезь с меня, ты тяжёлый, — Юрий упёрся ладонями в грудь нависшего над ним фигуриста. Естественно, Виктор просьбу Юры проигнорировал. Нарисовав на щеке сверстника неизвестный узор, он невесомо коснулся его губ поцелуем, а потом ещё раз и ещё, пока их языки не сплелись, разом лишая поцелуй невинности. Юра скользнул ладонями с груди на шею, а после резко сдернул резинку с пепельного хвоста, за что его тут же ощутимо куснули. Когда воздух закончился, Витя отстранился, а его длинные волосы упали по обе стороны от подростков, отделяя от остального мира. — Ты грубый, — возмутился он, возмущённо глядя в зелёные глаза напротив. Они смеялись. — Нет, Вить. Просто меня бесит, когда ты собираешь волосы. А ещё ты меня укусил. Рассмеявшись, Никифоров принял сидячее положение и утянул за собой Юру. Тот не сопротивлялся, а наоборот поудобнее устроился в надёжных руках. Потянулся за очередным поцелуем и, конечно, тут же его получив, расслабленно прикрыл глаза. Виктор улыбнулся и осторожно поцеловал светлую макушку. Настроение было великолепным, но совсем не располагающим к тому, чтобы кататься или учиться. Хотелось просто вот так, вместе, посмотреть фильм или просто посидеть рядом, но только дома. — У меня есть заманчивое предложение, от которого ты не сможешь отказаться, — вкрадчиво произнес Витя. Юра заинтересованно изогнул одну бровь. — Давай отпросимся у Якова и свалим ко мне. Фильм можно посмотреть. — Только если будет мороженное. — Идёт. И давай уже вставать, а то лёд холодный, — задумчиво перебирая пшеничные волосы, скомандовал Никифоров. — Знаешь, Вить, с тобой ведь даже лёд тёплый, — серьезно глядя в голубые глаза, ответил Юра. Его пальцы зарылись в полотно белых волос. Плисецкий умел быть мягким. Он осторожно провел языком по чужим губам, дразня, и тут же отстранился, едва Виктор попытался углубить поцелуй. Опять приблизился, почти касаясь губами губ напротив, и прошептал что-то неразборчивое. Юра любил играть вот так, правда очень редко, он почти никогда не проявлял инициативу, оставляя это Виктору. И тот одновременно любил и ненавидел такие моменты. Зато он точно знал одно: он безусловно любит Юрия, а тот любит его. И холод льда действительно​ не ощущается рядом друг с другом — их греет счастье.