побег

      Вы когда-нибудь испытывали сострадание к человеку, который покончил с собой? Вскрыл себе вены бритвой или задушил себя бечевкой, свесившись на люстре, словно тряпка, накинутая на торшер? К примеру, Суён никогда не испытывала.       Если Вы человек, который слышит о подобном только в новостной ленте твиттера или в масс медиа, то скорее всего Суён понять Вам будет трудно. Ибо Суён сталкивалась с суицидом дважды. Последний раз был в этом феврале. Не так долго прошло с первого инцидента, как грянул второй, и вот Пак снова здесь, опять в черном — смотрит на клумбу с белыми цветами, думая о том, насколько люди хрупкие: переломать кости — за раз, лишить кислорода на секунды — мгновение.       Суён морально истощена и обижена. Она еще не простила первого, как второй тут же отправился за ним в бездну. И что их только манит?       Череда дней проскальзывает между ее тонких пальцев. Она не в первый раз на церемонии погребения, но точно в последний. В третий раз она уже не придет. Надоело слышать плач маминых подруг, врать им и себе, говоря о том, как же несправедлив мир, а он/она был/была так молод/молода (вычеркните то, что нужно. Предоставьте улыбку. Сделайте вид, что вы не переполнены ненавистью и обидой, видя как первые комки земли сбрасывают на крышку гроба.) Потому что самоубийство — это слабость. Потому что это никогда не выход. Это всего лишь бегство.       Поэтому представьте боль Суён, когда Ваш любимый человек говорит Вам в самый полдень; в самый разгар дня, что больше не может вынести жизнь, о том как она тяжела. Как сложно иногда себя даже заставить встать с кровати и приготовить завтрак. — …Есть сейчас, есть после — все бессмысленно, понимаешь? - Айрин — волосы белые, взгляд подавленный, двадцать пять лет — слишком молода, чтобы умереть. —Может и так. Но в мире есть проблемы и похуже твоей утренней лени, - сказала Суён — волосы красные, спокойная, двадцать пять лет — слишком молода, чтобы хоронить друзей каждые полгода. —Нет... - обреченный тон, покусывание губ, маникюра на руках нет — спилены, надкусаны. — Ты меня совсем не понимаешь. Как всегда, в общем-то. — Айрин, милая, я все понимаю, - Суён берет ее за руку — нежно, мягко, тепло — поглаживает круговыми движениями запястье, именно то место, где уродливый шрам сокрыт чернилами тату в виде закрашенного красным разбитого сердечка. — Если кто-то решил, что жизнь — это тягость, то это не единственный выход — убийство себя. Ты же знаешь это? — Я... - Айрин долго смотрит на нее — нет, даже вглядывается слишком сильно, глаза бегают по чужому лицу, ищут толику доброго выражения, но находят лишь печаль, сокрытую в уголках чужих глаз; то самое место, где не достать тушью, а замазывать тенями — некрасиво. —Я не ищу смерти, как они, - последние слова, произнесенные тихо-тихо, но не шепотом. Айрин не шепчет, ведь шепчут только те, кто скрывает страшные секреты. Айрин же перед Суён — открытая книга, читай, листай, но, пожалуйста, не выдирай страницы — в каждой детали любого слова имеется смысл, естество и суть. — Я уже рада это слышать, - сказала Суён, не оставляя Айрин без внимания — только зрительный контакт и касание чужой ладони — это сокровенно и священо — иногда это именно то, что нужно. Ни секс, ни алкоголь, а лишь чужая рука и понимающий взгляд. — Прошло уже полгода, а я все задавалась вопросом «почему?». «Что» и «когда» пошло не так? Но, как я уже говорила, прошло полгода, а я все так и не сдвинулась с мертвой точки. Я совсем потеряна.       Айрин истощена даже больше, чем Суён. Пак чувствует ненависть к своим знакомым еще сильнее. С Айрин итак всегда было не просто, теперь же говорить с ней, касаться ее, любить ее — стало вдвойне сложней и даже опасней. Один неверный шаг, поворот — финиш ее жизни близок, как никогда. А Суён дала себе обещание не ходить на третьи похороны. К Айрин она не придет. Она умножит свою ненависть на непутевых друзей, приплюсует еще к тому факту, что Айрин — любовь всей ее жизнь - и получит коктейль-микс презрения и страдания. И все это будет адресовано, никому иному, как Айрин. Пак Суён всеми силами хотела бы избежать подобного рецепта.       Тем более, Айрин еще так молода. Ей еще жить и жить, по сути, она ведь и не жила толком. Поэтому Суён держит ее крепче остальных. Девушка не знает, слышит ли Айрин ее сигналы, когда она внемлет: пожалуйста, держись и ты покрепче, я не могу держать тебя одна. Дай мне отдачу, дай мне надежду, отдай мне все твои таблетки и лезвия. Я люблю тебя, потому что ты - Айрин. Я иногда жалею, что люблю тебя, потому что ты — это ты. Может, если бы я любила что-нибудь другое в тебе, мне было бы легче, но сейчас разрываешь мою грудную клетку — ты. — Иногда, нам не следует искать кому-то оправданий. Я все равно их всех ненавижу. Она не ушли из жизни, они ушли от меня. Они отняли себя у меня и не только у меня, у всех, кто их знал, любил и поддерживал. Я их никогда за это не прощу, слышишь. И ты не прощай... — Суён, мы такие разные, - ее губы касаются чужой мягкой щеки, ее кожа пахнет каким-то гелем для умывания, Айрин до сих пор не знает, хоть запах из приятных и слышит она его не в первый раз. — Не такие уж и разные. Я и ты. Обе слишком молоды, чтобы умирать. — Они тоже были молодыми, но это им не помешало: повиснуть словно дискотечный шар над комнатой и другому наглотаться таблеток от горя. — Они оба были слишком глупы и неопытны. Глупость и неопытность — две заклятые подруги молодости. Один встретил другого и полюбил, решив, что это навсегда. Другой пришел к тому же выводу. И как думаешь, счастливы ли они теперь в месте, где не могут даже дотронуться друг друга? — Не знаю, - произнесла Айрин. - Меня там не было. Точнее, я была, но только на чуть-чуть... — И этого достаточно, - отрезала Суён,       Айрин с ней не согласилось, но добровольно промолчала. Спорить сегодня не хотелось: хотелось ласкаться и нежиться, словно в последний раз. Точнее, это и будет им. Ведь завтра Айрин приблизиться к тому месту, куда попадают все, кто нашел выход. Суён не придет к ней в любом случае. Она из тех, кто не привык убегать. Айрин же знаменитая беглянка: одна отметка на руке - несчастная любовная история, вторая — в журнале врачей, которые создавали из нее нового человека, словно набивали куклу ватой. Завтра вечером она попробует что-нибудь новое.