Ктулху из подкроватья

– Я дома! – Стейнбек извлёк из скважины со скрипом повернувшийся ключ и толкнул дверь в номер. Никакой это не дом на самом деле, а всего лишь временное пристанище, где они с Говардом вряд ли проведут больше недели, но Джон произносил неизменное: «Я дома» всякий раз, когда возвращался в роскошные апартаменты, оплаченные из широкого кармана Фицджеральда. Буквально кричащий о собственной дороговизне номер сам по себе никогда бы не показался Стейнбеку по-домашнему уютным, но таким его делал Лавкрафт – вечно сонный, обожающий сладости, словно ребёнок, и просто близкий. Филлипс почти не покидал гостиницы – островка спокойствия посреди шумного Токио. Их отправили сюда на задание вдвоём, но Джон старался обходиться без помощи напарника, пока это возможно: Говард ненавидел толпу, и отсутствующий взгляд и странное бормотание – неизменная реакция на скопление народа – напоминали, что злить древнее существо лишний раз – не лучшая идея. В этом Стейнбек убедился ещё в первый день приезда, когда им с Лавкрафтом пришлось воспользоваться метро. Ни для кого не секрет, что в Токийском метрополитене толчея – обычное дело, вот только Говард или был не в курсе, или не смог сдержать подступившее раздражение. Так или иначе, спустя пару минут в вагоне раздался крик девушки: её ногу обвило щупальце и сдавило с такой силой, что конечность сломалась, омерзительно хрустнув костями. Джону удалось тогда увести напарника до того, как кто-либо догадался о природе возникшего вдруг щупальца, но рисковать повторно не хотелось. А между тем Филипса не было видно. «В какой укромный уголок он забился на сей раз?» – ломал голову Джон, пытаясь найти пропажу. Отчаявшись, он плюхнулся на кровать и вдруг услышал тихое чавканье где-то под собой. Стейнбек заглянул вниз, приподняв опущенное до самого пола шёлковое покрывало, и обнаружил там Лавкрафта, увлечённо пожирающего шоколадку. «Пропажа» сверкнула из тёмного подкроватья глазами, и Джон невольно поёжился. – Я хочу лежать здесь, – Говард даже не думал выползать, – здесь спокойно. – Спокойно и пыльно. Вылезай, а то придётся тебя потом выбивать, как старый коврик. – Вы-би-вать? – произнёс Филипс по слогам. – Это как? – А вот вылезешь – расскажу, – Стейнбек протянул под кровать руку. – Давай, я помогу тебе. Щупальце – холодное, словно тело покойника, – коснулось кожи, вызвав волну мурашек, и Лавкрафт, едва не оторвав напарнику руку, наконец вылез наружу. – Вот и умница, – Джон растрепал чужие лохмы, и от чёрных, словно просмоленных волос облачком поднялась пыль. – Джон… – лениво протянул Говард. – Ась? – А ты меня вы… бьешь? Ты обещал. – Выбью, выбью, – рассмеялся Стейнбек, а потом тихонько добавил: – Всё-таки странный ты, Лавкрафт.