Любовь со вкусом Эрл Грея

Сколько Джон себя помнил, он всегда пил чай. Чай, ароматный и крепкий, становился его спасением даже в самые ужасные дни. Он не мог точно сказать, почему так повелось. Может, все дело в тех днях, когда он возвращался домой с разбитыми коленями? Мама, заботливая и любимая мама, руки которой всегда были такими теплыми, мягкими и чуть-чуть шершавыми, усаживала его на стул и аккуратно обрабатывала рану. Джон помнил, что она никогда не ругалась ни за поздний приход домой, ни за разорванные штанишки, ни за окровавленные коленки. Он помнил, как мама вздыхала, оттирая кровь, как щипала перекись и как свистел, закипая, их простой чайничек. Чай всегда был обязательной частью ритуалом лечения. Вдыхая мягкий фруктовый запах напитка, малыш Джон забывал о том, как неприятно дергает кожу на коленках, какой грустной была мама, когда он вернулся, и как было обидно споткнуться о тот камень. А, может, свое влияние оказали те дни, когда, будучи подростком, он возвращался со школы со стойким нежеланием делать уроки? Отец заставал Джона за игрой и, качая головой, отправлял сына заниматься. Джон помнил, как вскоре на столе появлялась чашка черного чая, от которого поднимался пар и который едва уловимо пах фруктами. Мальчик тогда не понимал, почему от одного глотка обжигающего напитка в голове светлело и появлялись новые силы для работы. Мальчик не понимал, но про себя всегда благодарил папу за волшебный, как ему тогда казалось, чай. Хотя, наверное, все из-за тех дней, когда он приезжал к родителям из университета погостить на каникулах, да? Джон помнил, что дом отца и матери всегда пах по-особенному. Кажется, особенно невероятным запах был под Рождество: аромат любимого маминого рождественского печенья перемешивался с запахом хвои, а в неповторимом запахе уюта появлялась нотка корицы и цитрусовых. Это были те самые светлые университетские времена, когда он подолгу сидел на кухне с родителями и слушал их тихие разговоры о жизни, держа в руках чашку остывающего ароматного черного чая. Джон не знал точно, почему любил чай, но пил его всегда. Ведь даже в самые темные времена ароматный напиток не давал ему перейти грань. Как тогда, когда Шерлок шагнул с крыши Бартса, когда его бледное лицо расчеркнули струйки крови, когда его серые глаза навсегда остекленели, а сердце остановилось. Тогда Джону казалось, что его мир стал серым, и лишь цветочный букет любимого Эрл Грея напоминал о временах, когда он был счастлив, когда Шерлок был рядом, живой, невредимый и все такой же гениальный.

***

Когда Джон перебрался на Бейкер-стрит, на полках их шкафов в кухне к великому удивлению самого Шерлока появилось несколько железных коробочек с ароматным чаем: цитрусовый, цветочный, зеленый с ванилью, ягодный. Но больше всего было Эрл Грея: черного, сладковато-цитрусового, немного пряного. — Почему именно черный с бергамотом? — однажды спрашивает детектив, с поистине царским видом восседая в кресле. — Что, прости? — Джон отвлекается от увлеченного занесения очередного дела в блог. — У нас на кухне почти целый шкафчик разного чая, но чаще всего ты завариваешь Эрл Грей. Если бы ты не любил и другие виды чая, то попросту не привез бы их. Значит дело в другом. Когда ты делаешь нам этот чай? После особо трудных дел, после тяжелых смен в больнице, после ссор с Гарри. Ты пьешь его, когда тебе плохо? — Я… Ну… Неужели это так важно? — Джон спешно отводит взгляд и смотрит только в экран компьютера. — Я люблю его, вот и все. Нет тут никакой взаимосвязи. Ответом ему служит тихое хмыканье, на которое, однако, Уотсон не обращает внимания. А зря, потому что именно с таких загадочных «хм» и начинаются самые масштабные эксперименты Шерлока Холмса.

***

Шерлок был зол. Нет, даже не так. Он был в ярости! Джон отказался ехать с ним на место преступления ради какого-то там свидания! Надев идеально выглаженную рубашку, что так идет ему, и свой лучший пиджак, Уотсон выскочил из квартиры, напоследок попросив детектива не разгромить всю квартиру и не убить Андерсона с Донован, чтобы потом ему, Джону, не пришлось вытаскивать его из тюрьмы. Что ж, пришло время другу узнать, что бывает, если Шерлок Холмс зол. — Лестрейд? Что? Ах, нам завтра подъехать на место преступления? Хорошо, я передам Джону. Да, мы будем завтра. Ухмыльнувшись, детектив откладывает в сторону телефон и берется за скрипку. В такие моменты музыка помогает ему думать. Для Джона требуется придумать самый совершенный план мести. Да, это будет прекрасным началом эксперимента. Джон, конечно, и подумать не мог, что вдруг стал подопытным кроликом в руках друга. Он спешит в ресторан, где у него назначена встреча с милой медсестрой из отделения хирургии. Луиза, стройная блондинка с голубыми глазами, не блистала умом, не была особенно интересной собеседницей, но она совершенно точно была хорошим развлечением на вечер. — О, Джон, дорогой, я думала, ты не придешь! — щебечет девушка, усаживаясь за стол. — Почему? Неужели у меня слава такого ужасного человека? — Ой, о тебе такие слухи ходят, — хихикает Луиза. — Девочки даже рассказывали, что вы с вашим другом… Как его? Шерлок? Джон с мрачным видом кивает, уже предвидя следующую фразу. — Говорят, что вы с ним…ну, того…голубки. Но я ни за что не поверила! — пытается оправдаться девушка и мило улыбается. — Ты ведь такой милый и обходительный. У Джона сводит скулы от жутко неискренней улыбки, которой он награждает Луизу. Когда Уотсон, как настоящий джентльмен, хочет выразить даме восхищение ее внешностью, раздается тихий писк телефона. И еще один. — Извини, — бросает Джон и, не обращая внимания на раздражение, промелькнувшее на лице девушки, достает телефон. Шерлок, конечно, кто же еще… «Отправился на место преступления. Лестрейд сказал, что дело интересное. Все как я люблю: окровавленный труп, запертая комната. ШХ» «Была убита Элиза Крейг, девушка двадцати шести лет. Одета в темное пальто, брюки и белую блузку: работает в офисе. Предположительно секретарь адвоката. Причина смерти — четыре ножевых ранения. Андерсон, идиот, зафиксировал, что их было три. ШХ». Вздохнув, Джон откладывает телефон в сторону. Луиза смотрит на него с явным негодованием и обидой. Уотсон улыбается самой очаровательной улыбкой и подзывает официанта. — Чудесный салат! — восхищается девушка, забывшая все обиды, только увидев меню с заоблачными ценами. Кажется, выбирать этот ресторан было ошибкой… Пискает телефон. Джон даже не извиняется, сразу же тянется, чтобы прочитать сообщение детектива. Кажется, даже на расстоянии Шерлок умудряется быть интереснее всех его пассий. «Ты был прав, Джон. Сначала ее задушили, и только потом ударили ножом. Едем в Скотланд-Ярд, чтобы поднять все данные по девушке и ее семье. Мне кажется, что здесь замешан кто-то из родственников. ШХ» — Джон, кто это? — возмущается Луиза, приступая к горячему. — Шерлок, — отмахивается Джон. — Как тебе мясо, дорогая? Мне рассказывали, что… Телефон в очередной раз издает раздражающий писк. Уотсон деланно морщится и открывает сообщения. «Это ее брат, Джон. Все как я и думал: он, в силу своего психического заболевания, слишком сильно ревновал сестру к отцу. Не понимаю, почему его не держат под присмотром. Возможно, он сбежал? Да, наверное. Отправляюсь к нему, чтобы задержать. ШХ» Нахмурившись, Джон откладывает телефон. Идея написать Шерлоку, что он на свидании не приходит ему в голову. Вместо этого он думает о том, что детектив может пострадать от рук этого психопата. — Ну, конечно! — восклицает Луиза, прерывая размышления Уотсона. — Все были правы! Вы голубки! — Да не пара мы! — огрызается Джон. — Я не гей, а он всего лишь мой друг. Так что предлагаю обсудить более интересную тему, чем Шерлок. Ты, кажется, рассказывала о дне рождении твоей подруги? Луиза обожает рассказывать и ненавидит слушать других. Джон об этом знает, поэтому с легкостью переводит тему. Пока девушка увлеченно рассказывает и про праздник у подруги, и про поход по магазинам, и про работу, Уотсон кивает, иногда вставляя нужные слова, но все его мысли крутятся вокруг Шерлока. Минуты раздражающе неспешно текут, превращаясь в медленную пытку для Джона. Проходит, наверное, полчаса, прежде чем телефон оповещает его о новом сообщении. Джон, уже даже не скрывая откровенного наплевательского отношения к рассказу девушки, трясущимися руками открывает сообщение. «Мы его задержали. Он и правда сбежал из-под присмотра сиделки. Вот только при нем был нож. Не знаю, дождусь ли я тебя, Джон. У меня рана в районе печени, кровоточит очень сильно». — Ну, все! Мне надоело! — вскрикивает Луиза, комкая салфетку. — Я ухожу, а тебе удачи с твоим Шерлоком! — Ну что ты, Луиза, это мне пора. Наслаждайся десертом, я все оплачу. До встречи на работе. На стол опускается довольно крупная купюра, а Джон уже вылетает из ресторана, натягивая куртку. — Шерлок, Шерлок! — Джон буквально взлетает наверх по лестнице, перескакивая сразу несколько ступеней. — Как ты? Шер… Шерлок! Целый и невредимый, детектив восседает в кресле в своей привычной позе мыслителя с прижатыми к губам кончиками пальцев. Никакой крови и, очевидно, никакого расследования. — И что это значит? — разгневанно начинает Джон, однако Холмс обрывает его. — Чаю? — Что, прости? — Твоя очередная девушка бросила тебя, ты зол на меня. Может, ты хочешь черного чаю? С бергамотом? — Что? О… Шерлок, ты засранец! — Джон, к удивлению Шерлока, облегченно смеется. — Если ты хоть раз еще проведешь подобный эксперимент, я убью тебя! А Лестрейд будет только рад помочь спрятать тело, уж поверь! Скинув куртку, Уотсон сначала моет руки, а потом отправляется на кухню. — Будешь чай? Зеленый, с ванилью. Шерлок кивает и удовлетворенно заносит в Чертоги результаты первого эксперимента: Джона совсем не расстраивает расставание с девушкой.

***

Шаги Джона на лестнице раздаются непривычно поздно. Тяжелые, чуть шаркающие — уставшие. Джон возвращается после смены в больнице. — Привет, — тихо приветствует Уотсон, поднимаясь к себе. Шерлок, переворачивается на спину и глядит в потолок, анализируя полученные факты. Друг выглядит уставшим и осунувшимся. Казалось бы, он всегда очень уставал после длинных и скучных дневных смен, но сейчас что-то не так. Детективу трудно понять, что именно: в чувствах он не понимает почти ничего. Особенно в чувствах Джона: неизведанных и многогранных — вечная загадка для Холмса. — Ты ужинал? — Шерлок лишь что-то бурчит, пытаясь добраться до разгадки. Кажется, что она перед самым его носом, нужно только найти недостающий фрагмент картины. — Чай будешь? — снова спрашивает Джон, устало облокотившись о дверной косяк. Холмс замирает на мгновение. Ну, конечно, вот он, тот самый недостающий кусочек! — Чаю? Да, конечно. Шерлок перемещается на кресло, чтобы иметь возможность наблюдать за такими привычными движениями друга. Джон, как и всегда, огибает стол и подходит к шкафчикам, открывает один из них, тот самый, особенный, и достает железную коробочку. Шумит, закипая, чайник, мягко звякают чашки, поставленные на стол, и заварник. Джон аккуратно насыпает чайные листы, заливает их горячей водой и вдыхает, прикрыв глаза, насыщенный аромат чая. Проходит несколько минут: чай заваривается и настаивается, становясь поистине неповторимым. Тихонько журчит вода, когда Джон разливает чай по чашкам. В одну из них добавляется молоко: друг прекрасно знает привычки Шерлока. С тихим стуком чашка опускается на столик рядом с креслом детектива, а Джон усаживается в родное мягкое кресло. Шерлок с наслаждением вдыхает сладковатый аромат чая. Крепкий, насыщенный и с легкими нотками цитрусовых, он бодрит, очищает голову и помогает расслабиться. Шерлок с удивлением и удовлетворением замечает, как только от одного глотка у Джона разглаживаются морщинки на лице, как уходит напряжение и усталость из глаз. — Что-то случилось в больнице? — шепчет детектив, боясь разрушить уютную тишину, установившуюся в гостиной. — Девушка. Она… — Джон запинается и в нерешительности опускает взгляд. — Ее изнасиловали, но она боится сказать матери. Она не захотела говорить почему, попросила лишь помочь, но… Что если это отчим с ней сделал? Это… Я не могу так, понимаешь? Уотсон устало качает головой. Шерлок в какой-то мере понимает Джона, но сам он почти никогда не испытывал сострадания и жалости. Ни к кому, кроме друга. — Понимаю. Но, Джон, даже если это и он, это вскоре вскроется, — детектив слабо улыбается и добавляет: — Если она придет еще, предложи ей нашу помощь. Мы сможем защитить ее, так ведь? Холмс никогда не был силен в области чувств, никогда не умел подбадривать людей, да и не любил он слушать о проблемах других. Но Джон всегда был особенным человеком в его жизни, от его облегченной улыбки на сердце неожиданно становилось теплее. — Да, конечно. Шерлок, ты ведь знаешь, что ты замечательный человек, что бы там ни говорили другие? Кажется, впервые детектив не думает ни о чем. Он просто наслаждается установившимся миром на Бейкер-стрит, теплом и уютом их гостиной, фруктовым с каплей ванили вкусом чая и мягкой улыбкой Джона.

***

Это не Бейкер-стрит. Это не их светлая гостиная с камином, черепом на каминной полке и двумя мягкими креслами. Это не тот Джон, которого помнил Шерлок. Этот не-Джон плетется домой, сгорбившись и понуро глядя лишь себе под ноги. Этот не-Джон приходит домой, по привычке заваривает чай и садится перед телевизором со скудным ужином. Этот не-Джон больше не хранит в шкафчике на кухне несколько сортов чая: теперь на его столе лишь вечный Эрл Грей. Шерлок не хочет понимать, куда делся его Джон за эти два долгих года. Он не хочет понимать, почему теперь друг пьет только тот самый черный чай. Он не понимает, почему уже столько времени стоит перед дверью новой квартиры друга с упаковкой Эрл Грея, прислушиваясь к ровному гомону телевизора. Когда распахивается дверь, Шерлок на одно мгновение снова видит того самого Джона, которого оставил в Лондоне два года назад. В его глазах удивление и гнев, облегчение и бесконечная печаль. — Шерлок? Ты… ты… Ты правда жив? Это не мои галлюцинации? Холмс печально улыбается и молча протягивает хрустящий бумажный пакет с чаем: да, Джон, я жив, и мне ужасно тебя не хватало. Они заходят в эту серую квартирку, пропитанную скорбью и одиночеством, Джон заваривает чай так, будто и не было тех ужасных двух лет, когда оба страдали вдали друг от друга. Они сидят друг напротив друга в полной тишине: Шерлок смотрит в чашку, Джон смотрит на Шерлока. Уотсону кажется, что его галлюцинации с Бейкер-стрит перебрались сюда, и сейчас не детектив сидит напротив него, а лишь плод его воображения. — Почему? — наконец нарушает тишину Джон. — Почему ты это сделал? Я не хочу ничего слышать о заумных планах. Просто скажи: зачем. — Если бы я не прыгнул, люди Мориарти убили бы тебя, Лестрейда и миссис Хадсон. Я не мог поступить иначе, прости. Мне жаль, что я причинил тебе боль. Шерлок понуро глядит в чашку, не замечая, как меняется взгляд друга. Уставший, скорбящий не-Джон уступает место тому Джону Уотсону, которого знали все. Из взгляда уходит обреченность, и ей на смену приходит уверенность. Губы растягиваются в улыбке, которую любой бы назвал нежной. — Шерлок, можно попросить тебя об одолжении? Детектив обречённо глядит на друга, но покорно кивает: он виноват, и если Джон его просто выставит сейчас, то он поймет. — Встань, пожалуйста, и закрой глаза. Да не дергайся ты так, не собираюсь я тебя бить. Шерлок всегда любил эксперименты, но, пожалуй, этот был самым удивительным в его жизни. Может, все дело в том, что именно он был испытуемым? А, может, потому, что у эксперимента был привкус крепкого черного чая, фруктов, ванили и губ Джона? Может, из-за того, что пальцы Джона запутались в кудряшках Шерлока? А, может, все дело в тихом стоне Уотсона и шепоте: «Не умирай больше, пожалуйста»? Шерлок не знал ответа, но отныне Эрл Грей стал не просто хорошим чаем. Он стал символом двух влюбленных, до которых доходило слишком долго.