ты всё выдумал

Он бездушно смотрит прямо перед собой, и надменная холодная улыбка растекается по его лицу. Всё происходит так, как и должно было произойти. Хотя никто об этом и не догадывался, но сейчас, после решения судей, простая истина, которую никто не видел, вдруг всплыла на поверхность - он не мог не выиграть. Толпа скандирует его имя, фанаты и друзья готовы буквально на руках носить, судьи улыбаются, и создаётся лёгкая иллюзия существования мира, в котором всё нормально. Но это же бред. Мира, в котором всё так же однозначно, как победа Славы, не бывает. По крайней мере, для Мирона. А ведь главное – самообладание, не так ли? Взять хоть Фёдорова. Он стоит, спокойный и непоколебимый, как утёс, и пристально смотрит на каждого из судей во время оглашения их решений. Это едва ли поможет, но, тем не менее, уж лучше сфокусироваться на судьях, чем наблюдать за мимикой и жестами "косматого ангела" напротив, как написано в Славином инстаграме. На третьем голосе сердце Мирона обрывается. Но быстро всё встаёт на свои места. Да, так и должно было быть. Наверное. А Слава улыбается всё той же бездушной улыбкой, и нельзя сказать, рад он, удивлён, или, как обычно, клал на всё это. По его лицу вообще нельзя сказать ничего. Это же Слава. "Это же Слава" – повторяет в голове у себя Мирон, думая, имел ли он в виду имя собственное или нарицательное. Да, это именно Слава, и ничто иное. Это тот Слава, которого знал Мирон и не знал никто. И все любили строить догадки, какой же Слава на самом деле. Ранимый и хрупкий? Стойкий и смелый? Подавленный и расстроенный? Да нет же. Мирон знал, каким он был на самом деле. На самом деле, он был таким же. Это была не маска, не образ, созданный и продуманный до деталей; это просто была ебучая реальность, в которой Славе не нужно было притворяться, что ему похуй на Мирона - ему ведь реально было похуй на Мирона. – Где он? – спросил Фёдоров, легко тронув Саню за плечо, – слышишь меня? – Кто - он? – игриво спросил явно уже прилично подвыпивший Тимарцев, словно произнося эти слова с двойным смыслом. – Слава где? – А, Слава, – повторил зачем-то Саша и громко заржал, сильнее сжимая в руке стакан с надписью LEON большими буквами. Потом вдруг серьёзным тоном сообщил, – Слава на улице.

***

По его бухому лицу не было ясно, врёт он или нет, тем не менее, Мирон всё-таки выходит из душного помещения, оказываясь прямиком под крупной надписью "концерт OPERA клуб". А Саня не напиздел - справа от входа, прислонившись спиной к стене, стоит Слава с бутылкой какого-то дешёвого алкоголя в руке. Он смотрит куда-то вдаль, словно и не замечая приближающегося к нему Мирона. – Ну что? – нелепо спрашивает Фёдоров, останавливаясь в нескольких шагах от Славы. Тот в ответ лишь смотрит на него совершенно пустым взглядом, не переставая при этом улыбаться. – Ты сейчас куда? – снова спрашивает Мирон, по-прежнему рассчитывая на ответ. Однако на это Слава лишь пожимает плечами и, обойдя Мирона, решает направиться ко входу в клуб. Но Фёдоров опережает его, хватая за плечо и останавливая. – Ты заебал меня трогать, – злится Карелин, пытаясь стряхнуть руку Мирона с плеча, – каждый раунд, блять. То шатался, то сзади зашёл, то затылок почесал. Спасибо, блять, расслабляет. – Ты забыл? – вдруг напрямую спрашивает Мирон, пристально глядя в глаза Славе, – забыл, что между нами случилось? – А между нами что-то случилось? – любопытствует Слава. Фёдоров тяжело вздыхает. – Ну ты идиота из себя не строй. – А, я вспомнил, – ехидно произносит Слава и мгновенно сокращает расстояние между своим лицом и лицом Мирона, – ты, наверное, про то, как мы переспали один раз в июле? Мирону не нужно на это отвечать, ведь они оба прекрасно помнят ту ночь. Да, они переспали тогда. На кухонном столе у Славы. И на диване у Славы. И на стиральной машине у Славы. И везде, где только Слава мог трахать Мирона и во всех позах. Всё это, разумеется, делалось не на трезвую голову, нежно, грубо и всухую, как старая школа. – Так это я помню, да, – говорит Слава, – но чтобы между нами что-то было в плане романтики - прости, не припоминаю. Мирон не понимает. – То есть, не было ничего? – Фёдоров уже сам окончательно во всём запутался. – Не было ничего, считай, – Слава с безучастным видом осматривает стену где-то далеко за спиной Мирона, словно и не происходит что-то важное и необычное. И Фёдоров так же внимательно смотрит на него, а после зачем-то проводит Славе указательным пальцем по скуле. Но Карелин успевает схватить его запястье прежде, чем он уберёт руку, и притягивает Мирона к себе настолько сильно, насколько это вообще возможно. – Слушай сюда, – шепчет он, – заруби себе на носу, что между нами никогда ничего не было. Никогда. И я так же никогда и не любил тебя. – И я тебя не любил, – едва успевает произнести Мирон прежде, чем Слава жёстко целует его, кусая за нижнюю губу и ещё сильнее сжимая запястье. И да, это больно, унизительно и даже жестоко, но Мирону правда хочется, чтобы это просто никогда не прекращалось. Точно как в тот раз, в июле. Сердце стучит так, будто собралось проломить грудную клетку. И всё это надо прекратить прежде, чем они забудут, что ненавидят друг друга, но сейчас Мирон не в силах оторваться от губ Славы. Но зато Слава в силах. Он отпихивает Мирона, словно вдруг теряет к нему абсолютно весь интерес, как к выкуренной сигарете или упавшей звезде. Фёдоров потирает запястье, на котором наверняка скоро будут синяки, но Карелин лишь по привычке натягивает на лицо обычную ехидную улыбочку. – Счастливо тебе оставаться, – хихикает он, а после разворачивается и подходит к двери. А уже схватившись за её ручку, вдруг почему-то добавляет безразлично, – Ты всё выдумал. Этого никогда не было.