Зной, степь и кровь

Лер прикрыл глаза, повторяя про себя слова молитвы. Только это и могло помочь сейчас устремиться сердцем к небесам и отогнать от себя дьявольское наваждение, которое, как он думал, уже отступило, побежденное ночными бдениями. Но нет - в сладостной дымке ладана Леру упрямо мерещились нотки иного запаха, которого никак не могло быть здесь, в церкви - солнечный зной, смешавшийся с песком, степными травами... И кровью. Поистине, наваждение. Лер узнал этот запах, заставлявший его сердце биться в груди, подобно испуганной птице. Здесь этому запаху не было места, и он это знал, но всё же не решался сейчас поднять взгляд к образам - вдруг мелькнет среди святых ликов другое лицо? Смуглое, темноглазое, грешное, с изогнутыми в насмешке чувственными губами, алыми, как кровь? Нет, нет. Он не может появиться здесь, в святых стенах, никак не может... Лер снова осенил себя крестным знамением, вздохнул, почти успокоенно, наполняя грудь ароматом ладана, тем самым, которого страшится всякая нечисть. - Долго молишься, Лер. Лер вскочил с колен с неподобающей поспешностью, резко обернулся туда, откуда донесся голос. Огоньки свечей вдруг задрожали, будто тронутые дуновением ветра - или же их просто заслонил чей-то темный, будто размытый силуэт, мелькнувший так быстро, что и взгляд не заметит? Тихий смех разнесся под церковным сводами. Лер оглянулся снова, повернувшись на месте, чувствуя. горячее дуновение уже собственной кожей. И запах... Снова этот запах! Зной, степь и кровь... - Я здесь! Лер моргнул. Казалось, сами ночные тени вдруг собрались в одну темную фигуру, застывшую у колонны, скрестив руки на груди. Лер судорожно выдохнул: - Ты! Он не верил своим глазам, и пришельца это явно забавляло. С нарочито скучающим видом он стоял у колонны. Черные кудри, рассыпаясь по плечам, почти сливались с чернотой запыленного плаща. Темные глаза блестели насмешкой, на бледном лице играла ускользающая улыбка охотника, наконец догнавшего заветную добычу. - Ты не можешь быть здесь! - Лер истово перекрестился. Отчего-то это действие вызвало новую улыбку кроваво-алых губ. - Отчего же? Ты смешишь меня, Лер. - Нет хода нечистой силе в святые стены! выкрикнул священник. Пальцы его торопливо нащупали массивный крест, висевший на груди, и стиснули его, точно рукоять кинжала. - Что ты делаешь? - в голосе пришельца помимо насмешки зазвучало искреннее любопытство. Не отвечая, Лер шагнул к нему, выставив перед собой крест. Пришелец не шевельнулся, даже не моргнул, лишь улыбка стала явственней. - Лер, Лер... Неужели наша последняя встреча ничему тебя не научила? - Она научила меня не поддаваться дьявольским искушениям, - священник подходил всё ближе, будто не замечая, что незваный гость стоит невозмутимо и не думает бояться поднятого креста. - И ты не поддался, каким же образом? Сбежав от меня в свою наглядную церковь? У Лера перехватило дыхание. Как смеет этот кровопийца насмехаться над ним, заявлять, что он трусливо презрел свой долг охотника на нечисть, потому что не сумел справиться с одним-единственным из этого проклятого племени? Но ведь и правда не сумел. И ушел тогда не с победой, а с отравой в сердце, с дьявольским искушением, с которым не чаял столкнуться, но до сих пор не мог побороть. И виной всему - эти темные растрепанные кудри, этот голос, это лицо, смуглость которого не смогла уничтожить и мертвенная бледность нежити. - Ты на моей земле, в святой обители, - произнес Лер. - И вера моя... - Твоя глупая вера никак не навредит мне, - отмахнулся вампир. - Ты ведь уже убедился в этом, верно? Я стою перед тобой здесь, куда по твоим же словам мне нет хода и... - он глубоко вздохнул явно наслаждаясь. - Мне даже нравится здесь. Так красиво, и этот аромат... Теперь-то я понял, чем пахли твои волосы. Кровь бросилась Леру в лицо, когда он вспомнил сильные смуглые руки, горячие от свежевыпитой крови, их стальное, но отчего-то бережное объятие, и влажные губы, почти коснувшиеся его волос. - О, ты тоже помнишь! - удовлетворенно протянул вампир, и вдруг с молниеносной быстротой прянул с места. Мгновение - и Лер, не успев опомниться, был прижат спиной к той же самой колонне а руки его, в отчаянной попытке дотянуться до креста, тщетно пытались освободиться из тисков смуглых пальцев, сжавших запястья. Сейчас эти пальцы были холоднее льда, а между алых губ хищно поблескивали зубы, больше напоминавшие звериные клыки. - И что же ты сделаешь теперь, славный охотник на нечисть? - пылающие щеки Лера обдал ледяной шепот. - Что твой крест? Где твоё оружие? Снова начнешь молиться? Но зачем, ведь ты уже прочел столько молитв этой ночью, что губы твои должны стать для меня страшнее раскаленного железа... А может, попробовать? Лер смотрел, как приближается к нему лицо вампира - хищное, прекрасное, пугающее до жути, и одновременно странно манящее. Если бы только грех мог быть прекрасным, у него было бы это лицо... Мог бы? Но разве грех не прекрасен? Разве не манит он снова и снова слабых людей, не могущих ему не поддаться? И он, Лер, слаб. Ох, как слаб! Иначе не смотрел бы, как завороженный, в колдовские темные глаза, а вместо молитв не сорвалось бы с губ краткое, как выдох, почти умоляющее: - Хан! - Ты помнишь моё имя? - губы вампира дрогнули, будто он поймал на них собственное имя и с наслаждением попробовал на вкус. - Признай, ты не можешь забыть меня, Лер. И я забыть тебя не могу. Пришел сюда, так далеко... За тобой. И в эту ночь я даже забыл об охоте. Я не убил никого, спеша увидеть тебя. Я чист, Лер. - Ты не можешь быть чистым, Хан, и сам это знаешь. Не насмешничай, - голос Лера прозвучал странной смесью укора и сожаления. - И не думаю, Лер. Сегодня я не пил крови, и мне достаточно будет до самого рассвета лишь одного... - Хан! - Лер снова рванулся, но это привело лишь к тому, что лица вампира и его опешившей жертвы оказались совсем близко. Лер ожидал ледяного холода - но ощутил лишь новое дуновение горячего степного ветра на своих губах. Зной, цветы и кровь. Но этот последний вкус обжег новой мыслью - кровь была его собственной? Он не успел отстраниться. Проворный мягкий язык опередил, слизнув с губ одну-единственную проступившую каплю, прохладные губы коснулись легко, будто успокаивая. Лер всё же дернулся назад - и едва устоял на ногах, осознавая, что хватка разжалась, и он стоит посреди церкви в одиночестве. Хан исчез. Лишь плясали вновь потревоженные огоньки свечей, и под темными сводами едва слышным эхом разносился отзвук голоса, давно затихшего в неизвестной дали: - Лер, Лер, Лер... Молись - и я приду снять молитвы с твоих губ. Ты ведь знаешь, как они сладостны, Лер?