Красота не умирает

Мое сердце не бьется, и резкая боль, пронзившая грудь, исчезла. Я не могу поднять голову, чтобы посмотреть на рану, но она, должно быть, уже почти не видна - лишь сочится красным аккуратный разрез на платье. Я мертва. Ни ужаса, ни даже сожаления - чувства тоже умерли. Вокруг все странное, нечеткое - зрение и слух не покинули меня, но притупились. Они бледнеют, затихают, наверное, скоро исчезнут совсем... Никто не совершил надо мной похоронный обряд, должно быть, поэтому я не могу уйти туда, где пребывают души усопших. Я буду плыть вниз по течению, пока позволит богиня - хранительница реки. Мне нечем умилостивить ее. Примет ли она в качестве подношения кровь из моей раны? А если не примет - не все ли равно? Полуприкрытые глаза лениво отмечают, как неторопливо меняется берег: вот заросли желтых ирисов уступили место сребролистой иве, вот мимо проплыла мельница, а за тем холмом стоит дом, в котором я выросла... Должно быть, батюшка еще спит. Что скажет он, не обнаружив утром своей Элайзы? И о чем думает сейчас тот, что скрылся под черным плащом ночи? Какой теперь дорогой ведет его безумие? Все это, впрочем, не имеет значения. Горе, любовь, ревность - лишь слова, звуковая оболочка, потерявшая содержание. Даже удивительно, насколько мне ни до чего нет дела. Удивительно? Значит, удивляться я все же могу? Нет... не могу. Просто выбираю привычные слова, которые больше не отражают суть. А какова она, суть? Я мертва. Мне все равно. Дальше, дальше влекут воды реки мое тело. Течение медленно расчесывает пряди длинных волос, и, наверное, богиня вплетает в них водоросли - темная зелень на рыжем. Проворные рыбки снуют вокруг, тычутся в холодные пальцы, навек переплетенные вокруг ярко-алой розы, - будто целуют. Он тоже целовал мои руки, тот незнакомец, - отчаянно, неистово. И тонкие белые пальцы отвечали на его ласку, гладили черные кудри, и мрак в его глазах внушал трепет... Жгучей была ночь, ее черноту разбавляли алые языки пламени, и огонь рыжих кос не обжигал чужих настойчивых пальцев. Недобрыми были твои помыслы, незнакомец. Черными, как головешки, что остались после костров Белтейна. А теперь черного нет. Только рыжий, зеленый, прозрачно-голубой. Разве не прекрасно? Я носила бы такое платье. Ах да, еще роза. Алая, как кровь. Ее шипы впиваются мне в пальцы, протыкают кожу - я ничего не чувствую. Прекрасная, как роза, - так обо мне говорили. Элайза Дэй, прекрасная, как роза. "Красота должна умереть", - вот что сказал он, занося нож. Это было бы почти смешно - если бы я могла смеяться. Безумный, он взялся за дело, которое не под силу даже богам. Можно убить человека - но красоту? Разве можно убить солнце, лес или реку, чья вода так прохладна и ласкова? Она качает, убаюкивает, словно в колыбели. Но я не сплю, я мертва, и венчики лесных цветов участливо склоняются с берега. По дну стелются водоросли, опутывают ноги - приглашают остановиться, найти приют, упокоиться. Однако мягкое течение влечет все дальше и дальше. Как ты поступишь со мной, речная богиня? Отнесешь ли к морю, передав соленым пенным валам? Или оставишь в тихой лесной заводи? Сделает ли морской царь меня одной из своих дочерей - или только ежи да лисы будут наблюдать, как разлагается мое тело? Это будет отвратительное зрелище, но, право, что мне за дело? Берега безлюдны: ни один пастух не пригнал своих овец на водопой. Некому будет рассказать о кончине Элайзы... Рана уже не кровоточит. Кровь свернулась в моих венах, но роза все такая же алая. Далеко я теперь от места, где ее сорвали... Лес давно позади. Кругом - пустошь, поросшая вереском, да огромные валуны. Звонкоголосых лесных пташек бльше нет, зато в небе парят большие белые птицы с длинными узкими крыльями. Чайки? Значит, все же море? Я слышу голоса - но не слухом, а каким-то новым, внезапно пробудившимся чувством. Волнами, словно шум прибоя, доносится хор: "Приветствуем тебя, новая сестра! Плыви скорее к нам. Бескрайни владения нашего отца и бесконечно его великодушие! Поверь: красота никогда не умирает!" Неторопливое течение реки провожает меня прощальным плеском, и на секунду прелестная головка богини показалась над водой: ее прозрачная рука поднялась в прощальном жесте. Затем волны стали выше, и я увидела тех, кто звал меня: бледные лица с зеленоватыми чешуйками у висков, водянисто-голубые глаза... Их белые руки - бескровные как мои и столь же холодные - влекут меня в необозримую даль. Я больше не буду мертва; впереди ждет странная жизнь, непостижимая для тех, кто остался на суше. Новые сестры подарят мне темно-зеленое платье из водорослей, украсят ракушками волосы. Я узнаю сокровенные тайны глубин, морской ветер будет петь колыбельные на закате, а шторм наполнит ликующей радостью. Мои ноги покроются чешуей и никогда больше не ступят на землю, но алая роза навечно останется приколотой к платью - в том месте, где нож когда-то вошел в мою грудь, - чтобы не изгладилось из людской памяти имя Элайзы Дэй. Приходи на берег моря, чернокудрый незнакомец с глазами, в которых клубится мрак. Сирены умеют привечать одиноких путников. Красота не умирает, о нет.