Звание

      Прозвенел будильник, и Фурута открыл глаза и сел, стягивая одеяло. На автомате выключив надоедливую мелодию, он потёр виски и выбрался из кровати, становясь ступнями на холодный пол. Бледная кожа тут же покрылась мурашками, но, не обратив на это внимания, Фурута проследовал в ванную. Начался ещё один бессмысленный день, выплыл из снов, сменив черноту на рутинную серость.       Плеснув водой в лицо, Фурута вытер его полотенцем и вернулся в комнату. Едва он начал одеваться, как телефон на тумбе завибрировал. На экране отобразился номер Киджимы, и Фурута, на секунду скривившись, тут же натянул елейную улыбку и поднял трубку.       — Доброе утро, Киджима-сан, — максимально доброжелательно протянул он, но его лицо тут же сменилось на беспокойно-испуганное. — Да-да, конечно, уже выбегаю! — выкрикнул он и нажал на отбой. — Тьфу ты чёрт, — выругался он сквозь зубы, кинул телефон на кровать и в мгновение ока оделся.       Схватив чемодан с куинке и плащ, он вылетел на улицу и помчался к метро. Настроение с грохотом рухнуло вниз и проломило первое и второе дно, а зубы скрежетали от бессильной злобы. Он настроился на спокойный день, а вместо этого отвратительный начальник будет гонять его по какому-то новому срочному делу. Он даже не успел выпить кофе.       С самыми мрачными мыслями, зажатый со всех сторон потными людьми, он старался вдыхать как можно реже, когда внезапно почувствовал на себе взгляд. Обернувшись, он презрительно осмотрел какого-то офисного очкарика, и тот сразу же покраснел и сжался. Ухмыльнувшись, Фурута перевёл глаза обратно на мутное стекло вагона.       В здание Управления он буквально вбежал, широко улыбаясь и коротко здороваясь с каждым встречным. Все были настолько удивлены его энергии в такой хмурый день, что провожали расширенными глазами. Фурута же спешил наверх, в кабинет Киджимы, проклиная всё на свете и особенно своего помешанного на работе начальника. Желудок сводило от голода, а скулы — от сверкающей искусственной улыбки.       — Доброе утро, Киджима-сан! — практически пропел он, открыв дверь и входя внутрь. Киджима бросил на него короткий взгляд и тут же опустил его к бумагам, а потом снова вскинул голову и пронзительно посмотрел. Даже Фуруте, привыкшему к уродливому, ничего не выражающему лицу и пустым глазам, стало не по себе.       — Доброе, Фурута, — проскрипел он, пристально наблюдая, как Фурута закрывает дверь. — Тяжёлое утро после насыщенного вечера, да? — спросил он, опуская руку с документом.       Фурута нахмурился, не понимая вопроса, и пробормотал:       — Нет, обычное утро, ничего особенного.       — Да-а, вижу, что ночевал ты дома, хм, — задумчиво протянул Киджима, оглядывая его с ног до головы, и Фурута впервые за долгое время почувствовал себя действительно неуютно. — А в зеркало смотрел сегодня? — он сцепил пальцы в замок, заботливо глядя, словно психиатр на своего пациента.       — Не успел, по правде говоря, — честно ответил Фурута, хмурясь всё больше. Обычно в своём виде он был уверен, да и Киджима никогда не обращал на него больше внимания, чем нужно.       — Тогда вот сходи и посмотри, а потом возвращайся, — сказал Киджима и снова опустил глаза на бумаги на столе.       Окончательно потеряв надежду что-либо понять, Фурута вскинул брови, медленно встал и тихо вышел из кабинета. Быстрым шагом пройдя коридор, он вошёл в туалет, внимательно осмотрел все кабинки и, убедившись, что они пустые, подскочил к зеркалу. Лицо было обычным — осунувшимся и бледным, — но через весь лоб шла изящная надпись «бёелуг», начертанная чёрным маркером. Сощурившись, Фурута наклонился ближе и резко отшатнулся, беззвучно шепча проклятья. Снова кинувшись вперёд, он выдавил в ладонь жидкое мыло и начал усиленно тереть лоб, но кожа краснела, а надпись оставалась на месте. Смыв бесполезную пену, Фурута отряхнул руки, глубоко втянул носом воздух, досчитал до десяти и тихо захихикал. Его новое звание не стиралось так просто, и это порядком бесило, хотя в новой трактовке лица сотрудников Управления, которых он встретил сегодня, казались крайне смешными. Резко оборвав смех, он пошёл последним путём: сильно надавливая, провёл по коже ногтями, сдирая верхний слой и пересекая надпись кровавыми полосами. Но прежде чем красные капли запутались в бровях, рана затянулась, так и не тронув надпись. Ещё раз умыв лицо, Фурута оскалился своему отражению и проговорил:       — Очень не вовремя, Ута-сан.       Ослабив ткань шейного платка, он стянул его и плотно перемотал лоб, скрывая надпись. Оставшись удовлетворённым, насколько это вообще могло быть в такой ситуации, он вышел из туалета, громко хлопнув дверью, и направился в кабинет Киджимы.       — Ах, я совсем забыл, Киджима-сан! — весело проговорил он, едва зайдя за порог. — Вчера был на вечеринке и, видимо, немного перехвастал…       — Итори… — недоумевающе протянул Ута, оборачиваясь к ней. Та стояла в дверях крошечной ванной и прикрывала рот рукой, едва сдерживая хихиканье. — Я понимаю, что ты наказала меня за то, что я так недолго составлял тебе компанию и быстро отрубился. Но я не понимаю, почему именно это слово. — Он поднял руку и потёр лоб, где красовалось витиеватое «гулеёб». — Коты спят с кошками, собаки — с собаками, а что зазорного в том, что я сплю с гулями? Это же даже… не обидно ни разу, — с лёгким разочарованием закончил он.       Итори глубоко вздохнула, откашлялась и максимально серьёзно произнесла:       — А я и не обижала тебя. Я констатировала факт. Ты бы слышал себя после второй бутылки: мои мозги закипели уже на второй минуте. Поэтому ты не только физически, но и психически можешь вытрахать гуля так, что мало не покажется! — Она возмущённо сложила руки на груди.       — Надо же, — с безразличием отозвался Ута, немного поморщившись от её громкого голоса, и повернулся обратно к зеркалу. Опершись рукой на раковину, он приблизился почти вплотную, выдавил немного мыла на пальцы и опять потёр кожу. Краска упорно не хотела слезать, даже не побледнела, и Ута, смиренно выдохнув, снова посмотрел на Итори и проговорил: — Ладно, приношу свои извинения за испорченный вечер. А теперь принеси мне растворитель из-под стола, пожалуйста.