оттепель

«Фарфонычч» Гена заваривает чай, когда телефон вибрирует. Ему даже не нужно смотреть, кто это, потому что сейчас второй час ночи и писать такие содержательные сообщения может только один человек. Он все-таки смотрит, чтобы в очередной раз убедиться, что впустил в свою жизнь долбоеба. «Фаромоеан» За этим следующее. «Блять» Он молчит и хочет знать, что Сонечка — явно пьяная и скорее всего обдолбанная, с засосами на шее и царапинами на спине — выкинет в этот раз. «Генаааы» «Ты где?» Долго молчать у Гены не получается. «Тм ж где вседа» «Хочу блевать» Гена думает, что Слава пишет так специально: специально не попадает пальцами по клавиатуре, чтобы создать видимость бессознательного состояния, чтобы не было потом вопросов, специально ему, специально в такое время. Он просто идиот, и абсолютно не понятно, что ему нужно от Гены. Они целовались только один раз — это было несколько месяцев назад и на спор. Ничего большего. Только почему-то с тех пор у Гены все идёт наперекосяк, а Слава все тот же равнодушный идиот с темными очками на глазах. Он пошло шутит, смеётся над такими же выпадами друзей, задевает Гену плечом, когда проходит мимо, и называет его не иначе как: «Эй, Генуа». Только почему-то когда напивается, пишет одному-единственному Гене и оказывается на пороге его квартиры с остатками пива и привычной ухмылкой. Когда они возвращаются (к Гене домой), Слава опирается на его плечо, протяжно смеётся, спотыкается. Фарафонов помогает снять ему куртку в узком коридоре. Они даже свет не включают. На секунду Сонечка, которая, кажется, хитрит и больше притворяется пьяной, чем есть на самом деле, хватает его за плечи, и они замирают. Ничего не видно. Их глаза не сияют в темноте. Только Гена чувствует тёплое дыхание на своей щеке. Он ждёт чего-то, выставляя себя наивным идиотом в собственных глазах. Ждать чего-то от Славы КПСС, смешная шутка. Слава выдыхает — от него пахнет дешевым пивом и сигаретами — и отпускает. Он спит на диване и ему нужна только подушка. Фарафонов и не пытается его укрыть, все равно одеяло утром окажется на полу. У Гены бессонница, но в тот промежуток времени, когда он засыпает, Сонечка уходит, не оставив за собой даже запаха пива. Как обычно.

***

Ебаная весна в апреле. Снег растаял (но такое ощущение, что ненадолго). Город затопило грязью, ещё и дождь льёт. Солнца почти не видно. Гена не слишком умный, чтобы вызвать такси, поэтому идёт в кедах прямо по лужам. Сука, где пение птиц и весеннее вдохновение? В кармане только изорванная пачка сигарет, звенит мелочь, в телефоне — очередное сообщение от Славы. И Гена не понимает, почему он поддаётся на провокации до сих пор, почему он такой мягкотелый и почему он, блять, заходит в ближайшую аптеку, чтобы купить Славе аспирин и, сука, аскорбинки. Но только не вот эти «желтые хуефлюшки». Ну так, чтобы они были, «как таблетки белые, ну ты понял». Доступно и ясно, спасибо большое. Потому что Гнойный мудак. Сначала он будет пить аспирин после того, как целую ночь заливал в себя ром со спрайтом (без спрайта), а потом беспрерывно сосать аскорбинки. Потому что у него красивые глаза, за которыми что-то прячется, но он предпочитает надевать очки. Потому что Гена иногда ловит на себе долгие и сосредоточенные взгляды, внимательные и изучающие, а потом Слава снова задевает его плечом и проходит мимо. Потому что Славочка один раз напился и укусил его за мочку уха, оставив засос ближе к предплечью, после того, как увидел, что Гена держал руки на талии какой-то рыженькой. Всему одно объяснение: Гнойный — мудак. Только Гена не говорит этого вслух, особенно когда видит Славу в домашних штанах и растянутой футболке. Он выглядит заспанным и стонет, закрывая глаза, когда Гена переступает порог. — Я пытаюсь смотреть «Бойцовский клуб», — только и говорит Слава, и звучит, как приглашение, но Гене не хватает ясности. Поэтому когда он разворачивается, чтобы уйти, а Слава останавливает его, кладя руку на плечо, он все понимает и снимает ботинки. Они сидят на диване, как, блять, дурачки. Как будто мальчик пришёл в гости к девочке, они хотят заняться этим-самым, но не знают, с чего начать. Или это Гена сидит как дурачок, потому что ждет чего-то, а Слава не отводит взгляда от экрана. Как же заебало, думает Гена, а потом Слава наклоняется к нему и прикусывает кожу на шее, слегка засасывая её и с выдохом отстраняясь, медленно и с каким-то умиротворением проводит ладонью по его волосам и обнимает за плечи. В этом вся Сонечка Мармеладова. Гена остаётся на ночь, но спит в другой комнате. У них слишком высокие отношения, чтобы Слава трахнул его на кухонном столе, чтобы потом лечь вместе.

***

Гене не стоило ходить в кедах по лужам, потому что, во-первых, их пришлось стирать, как только он вернулся домой, а ко всему прочему он ещё и заболел. Он хрипит, пыхтит, кашляет и сморкается, заваривая чай с черничным вареньем, а потом пьёт таблетки и закутывается в два одеяла. Его знобит. Когда Гена немного приходит в себя, на часах только восемь вечера, а такое ощущение, что он спал две ночи. Фарафонов снова закрывает глаза и проваливается. Он тонет, и ему снится Сонечка, которая улыбается. Только не так по-блядски, как обычно, а как-то радостно и живо. Он даже не слышит вибрацию телефона, лежащего на столе, и не читает сообщения, которые приходят. «Фефофаныч» «Геночка» «Крокодил» «Букин» «Все хуйня» «Сука» Гена с трудом разлепляет глаза только тогда, когда в дверь настойчиво стучат. Он думает, что сейчас утро, но только без десяти девять вечера. Пятьдесят минут ему снилась Сонечка. На пороге стоит Слава. Какие-то секунды он вглядывается в красные глаза Гены, замечает потные волосы и лоб. Они молчат. Уже привычный стиль общения. Потом Слава снимает кроссовки и смело проходит в комнату, подталкивая Гену к кровати. У Фарафонова не так много сил, чтобы разговаривать, но он все-таки спрашивает: — Что ты тут забыл? — Тебя, Генуа, — без злобы бормочет Слава, укрывая Гену одеялом и стягивая с себя толстовку. Он ложится рядом. — Ты заболеешь, — шепчет Гена и заходится приступом кашля. Славе же абсолютно плевать. Он заводит будильник на десять утра и обвивает рукой Фарафонова, а потом выводит привычные узоры языком у Гены на шее. Гене тепло и уже меньше хочется сдохнуть.

***

Когда Гена возвращается пьяный со дня рождения друга, он совсем не замечает, что за ним кто-то идёт. А когда этот кто-то тянет его за дома и прижимает к кирпичной стене, Фарафонову не до размышлений, это точно. Сонечка целует настойчиво, страстно, жёстко, кусая губы и облизывая их, пряча руки в волосах Фарафонова. Гена стонет, чувствуя, как ладонями Слава проводит по животу, забирается под куртку и цепляется пальцами в спину, как-то отчаянно. — Что ты тут делаешь? — шипит Гена, когда Слава оттягивает его нижнюю губу зубами, а потом снова втягивает его в глубокий поцелуй. Слава не любит объяснять, а Гену это заебало. — Блять, скажи мне хоть что-нибудь. — Тебя не было дома, — бормочет Слава, — а потом я вспомнил, что у вас планировалась какая-то большая вечеринка. Этого достаточно. Гена стонет, когда Слава позволяет ему приподняться, чтобы обвить ноги вокруг своей спины. Сонечка что-то бормочет и оставляет засосы на его шее. Они вернутся домой только чуть позже, потому что на улице ранняя весна.

***

Гена злится, когда Слава стоит на его пороге с двумя бутылками пива. На улице по-прежнему очень грязно, все тает, дождливо, и Фарафонов просто не может выкинуть его за порог. Только по этим причинам. Он, правда, решает попробовать, потому что у него больше нет сил играть в молчанку. — Где ты был эти две недели? Слава молча снимает ботинки и идёт на кухню, чтобы погреть в микроволновой печи купленную пиццу. С грибами и ветчиной, как Гена любит. — Блять, ты можешь хотя бы раз нормально ответить? — он, честно, больше не справится с этим. Либо Гнойный идёт нахуй со своими играми, со своим упрямством, либо… — Я идиот, прости. Гене этого не достаточно. Он больше не хочет быть кем-то вроде мальчика-жилетки. Можно целовать, когда хочешь, можно приехать, можно уехать, можно молчать, можно забыть, можно сказать что-то крайне уебское и ждать, что Гена успокоится, можно пропасть на несколько недель и вдруг заявиться, как будто ничего не случилось. — Иди нахуй, — он хочет выдать гневную тираду, но с губ слетает только это, когда Слава ставит бутылки на стол и целует, как-то мягко и даже со страхом, обводя пальцами подбородок. — Поговорим? Гена выдыхает, щекоча кончиками пальцев его шею. Наконец-то. Оттепель.