Повторим?

— Чтоб я еще раз так вляпался, — шипит Юнги, надевая коротенькое платье горничной. — Чтоб я хоть раз ещё спорил с этими озабоченными малолетками! Идиоты. Почему я вообще живу с дураками? Юнги тяжело вздыхает, закатывает глаза и наконец-таки переходит к самому важному этапу под названием «застегнуть платье самостоятельно». Закусив губу, брюнет тянет одной рукой молнию вниз, а собачку вверх. Получается. «Ещё чуть-чуть», — думает Мин, и он доходит до середины. — Красавчик, Мин Юнги, — констатирует факт парень, меняя положение рук. Теперешний процесс проходит гораздо труднее, нежели первый: Юнги тянется правой конечностью из-за спины, пытаясь ухватиться за собачку, а левой продолжает держать молнию. В целом, Мина можно было заносить в книгу рекордов Гиннеса, как человека, который за несколько секунд вспомнил тысячу и один мат. Покончив с платьем, Юнги смотрит в зеркало и кривится. Каким бы дерзким он не являлся, всё равно понимает, что смахивает на девчонку, а балбесы — Тэхён, Чонгук, Чимин, Хосок, даже мамочка Джин и папочка Намджун — этим благополучно пользуются. Данный случай — не исключение. Только вот Юнги сглупил и сел играть с этими дураками в карты, да только сам остался в дураках. Кстати, желание нарядиться той самой, всеми любимой, горничной, пойти в гей-клуб и сфотографироваться с тремя танцорами загадал Чон Чонгук. Мелкий засранец. Юнги ведь стопроцентный мужик, он выполнит желание, потом придёт и побреет младшего налысо, чтобы его артикуляционный орган речи не воспроизводил всякую чушь. Если бы на этом всё закончилось, но нет … «Друзья» решили, что, конечно же, их хён честный, но лучше перестраховаться. Той самой подстраховкой и затычкой в бочке, как выразился сам репер, оказался Чон Чонгук собственной персоной. Разумеется, Юнги любит младшего, заботится о нём, если подзатыльники можно назвать заботой, хотя по шкале самого Мина, он заботится о младшем на девять из десяти (на десять из десяти репер хлопочет только о себе), но всё-таки, почему именно он? Порой Мина слишком уж раздражал золотой макнэ. Юнги не мог не согласиться, что Чонгук — довольно хороший парень: целеустремленный, сильный, обаятельный и внешность у мелкого что надо, и танцы красивые, и голос такой, словно ласкающий. Однако что-то Юнги в нём не нравилось и наедине оставаться почему-то не хотелось. Собираясь с мыслями, репер натягивает на себя чёрный девичий парик, и дерзкий настрой падает куда-то вниз, туда, где лежит сейчас его смелость. Страшно Юнги, тревожно, несмотря на жажду доказать, что даже такие выходки младших ему по плечу. Последний штрих — косметика. Распиливая мемберов на части в воображении, брюнет наносит тональный крем, пудрится, подводит глаза и красит губы. Вуаля! Хотя, в случае Юнги это: — Тьфу, блять, — делает вывод Шуга, после чего покидает комнату. Внутри всё кипело, кулаки чесались, улыбки парней, которые ждали его внизу, хотелось разорвать. — Замечательно выглядишь, хён, — первым произнёс милашка Чимин. «Пожалуй, его можно просто остричь», — решает Мин. — Боже, какой ты симпатичный, — воркует Хоби, пытаясь потрепать Юнги по волосам, но тот ловко уворачивается. «Сломать одну ногу», — делает умозаключение репер. — Ты, как черничная принцесса, — «Тэхён в своём репертуаре, обойдёмся второй сломанной ногой». — Держись, брат, — говорит Намджун серьёзным тоном, к нему тут же присоединяется Джин, — мысленно я с тобой, Юнги. «Лучше бы ты просто со мной пошёл», — одним взглядом пытается донести Мин, зная, что вряд ли его поймут. Мемберы дружно сидят перед ним, глупо улыбаясь и зачарованно рассматривая, видимо, не обращая внимания на то, что Мина сейчас от всего вырвет. Не хватает только одного кусочка для полной картины. — Хён, — слышится голос того самого кусочка, и Юнги, прикусив язык, дабы не обматерить и не испортить имидж «мне пофиг, больные ублюдки», медленно оборачивается, взмахивая тёмными, блестящими волосами. Мину кажется, или мелкий впрямь замирает? Его рот слегка приоткрыт, чёрные глаза бегают то вверх, то вниз, пытаясь рассмотреть каждый участок, затем Чонгук впивается взглядом в лицо репера. Прекрасно, теперь Юнги действительно нехорошо: внутри как-то всё переворачивается, сердце странно бьется. «Несварение. Чахнешь, Юнги», — убеждает себя брюнет. — Ты готов? – из ступора выводит вопрос макнэ. Мин фыркает, после чего пафосной походкой направляется к двери, где его ожидает младший. С безразличной миной репер смотрит на мелкого, и только в самой глубине карих глаз Чонгук может увидеть капельки страха, перемешанных со злостью. Иными словами, Юнги просто бесится, а Чонгук еле стоит на ногах, ибо ему до скрежета в зубах хочется прямо сейчас, на полу завалить стерву Юнги и … — Ну чего стоишь, как соломенное чучело посреди огорода? Мы идём или нет? В клуб они решают ехать в автомобиле Чонгука. Юнги смотрит вперёд на дорогу, стараясь ничего не планировать. Стараясь не смотреть, как сильно вздымается грудь младшего и как его крепкие руки, на которых виднеются вздутые вены, сжимают руль. Репер не понимает: он тоже напряжён, его вечно холодные ладони потеют, сердце вытанцовывает быстрое ча-ча-ча, но это естественно. Ему ведь через несколько минут придётся вылавливать странно наряженных мужиков и делать фото. Почему нервничает макнэ, остаётся для старшего загадкой, поэтому, обреченно вздыхая, он решается на разговор. — Эх, мелкий. Неужели это всё, на что твоя молоденькая, незрелая фантазия способна? Серьёзно? В конце концов, я мог бы съесть какую-то отраву, проорать гимн северной Кореи, заснять позорное видео — что угодно, — вслух размышляет репер. На светофоре зажигается зелёный, машина останавливается. Чонгук поворачивается в сторону Юнги, непроизвольно вдыхая аромат свежего парфюма и ментола. В последнее время старший пристрастился к жвачкам. Ровно секунду брюнет исследует бампер спереди стоящей машины, после чего решает смотреть своим страхам в глаза. «Зря», — эхом проносится в голове Мина. У его страха совсем юное, излучающее невинность лицо, чёрные глаза, в которых ластятся чертята, заманивая таких наивных и безобидных, как Юнги, ещё дьявольски притягательные губы, изогнутые в лукавой улыбке. Кажется, Юнги подмешали в воду кокс или Чонгуку подсыпали афродизиак? Неважно. Важно то, что внутри всё обволакивает карамельной патокой. «Ты чокнулся, Юнги. Говорила ведь бабушка, что не за горами этот день». — Отраву мой хён есть не будет — не позволю, — словно кто-то медленно разжигает в печи огонь. — Гимн Северной Кореи мой хён тоже петь не будет, он родной Южной не знает, — Юнги медленно помещают на противень, засовывают в раскалённую печь, — а позорное видео, — Чонгук делает паузу, закусывает нижнюю губу, — мы обязательно заснимем, вместе с моим хёном. — Юнги жарко, он плавится и лужицей стекает прямо под ноги Чонгука. Репер не знает, какого ангела благодарить, когда на светофоре зажигается красный, мелкий отворачивается, затем авто трогается с места. Он пытается равнодушно смотреть вдаль, но стук его с ума сходящего сердца наверняка слышен во всей машине. — Эй, мелкий, — голос Мина более хриплый, чем обычно, — заведи своего зверя. «Пять баллов, Юнги». — Мой зверь итак заведён дальше некуда, — Чонгук не сдерживает весёлого смешка. — Магнитолу включи, умник. Макнэ включает магнитолу, и писклявые женские голоса неизвестной группы выбивают из Юнги всю дурь. Дальнейшую дорогу они молчат, думая о том самом личном. Чонгук размышляет о строптивом, язвительном, любимом хёне. Юнги старается не размышлять вообще, вслушиваясь в музыку и всматриваясь вдаль, ведь как только он начинает задумываться, в голове проносится нежный, одурманивающий голос, который принадлежит явно не ему самому… До гей-клуба «Голубой дракон» они добираются ровно через пятнадцать минут. Здание оказывается слишком ярким: Юнги режет глаза. Всего два этажа, каждое из окон украшено огоньками, крыша — самая эффектная часть — точно обвитая большим драконом, отливающим неоновой синевой. Сказав Чонгуку оставаться в машине, ведь Мин уверен на все сто, что десяти минут ему хватит, брюнет смело шагает к входу, где стоит охранник: высокий мужчина, лет сорока на вид, с угрюмым выражением лица и печалью в глазах. Юнги выдыхает с облегчением, проходя мимо охранника. Тот даже не обратил на него внимания, вероятно, решив, что парень — один из танцоров. Стоя внутри, почти возле выхода, у репера непроизвольно дёргается глаз. «Много куда тебя жизнь забрасывала, однако к чему-то так и не подготовила». Атмосфера, мягко говоря, дикая. Само место оказывается довольно просторным, сделанное в фиолетовых тонах. Освещения почти никакого, лишь несколько софитов по углам и вокруг сцены, где удачно располагается пилон, вокруг которого на данный момент извивается мускулистый парень в розовых, блестящих стрингах и торчащими со спины крыльями ангела. Юнги выпятил нижнюю губу, взглядом оценивая загорелое накачанное тело, гибкие движения, возбуждающий взгляд. Самооценка начинает падать, пока не оказывается внизу вместе с дерзким настроем и смелостью. Что он вообще здесь забыл? — Блядское желание, — тихо выпаливает брюнет, затем ощущает неожиданный толчок в бок. Обернувшись, Юнги видит перед собой фею, точнее, невысокого улыбающегося юношу, с нежными чертами лица, одетого в короткое белое платьице и такого же цвета волосами. Хоть парнишка стоит в двух шагах, репер чувствует приторный запах его духов. Юнги мутит. Он любит другой запах: смесь имбиря и мускуса — чертов чонгуковский одеколон и кофе, ванильный эспрессо. Мелкий от него тащится. Юнги встряхивает головой, пытаясь избавиться от наваждения, переводя взгляд на рядом стоящего паренька. — Ты танцор? — надменным голосом спрашивает репер. — Ох, нет… Я здесь просто развлекаю посетителей, — юноша облизывает губы, — собой. Тебя впервые вижу. — Надеюсь, в последний, — Мин быстро достаёт из-под пояса телефон, ближе подходит к пацану и обнимает за талию. — Фото на память? Фея не успевает открыть рта, как Юнги щёлкает по экрану. Фото номер один готово. Не сказав ни слова, репер удаляется, оставляя позади ничего не понимающего юношу. Брюнету осталось совсем немного, поэтому он идёт вдоль столиков и диванчиков, ловит на себе плотоядные взгляды. Пожалуй, только дьявол знает, насколько сильно Юнги хочет сейчас показать всем средний палец, послать, содрать с себя неудобную девчачью одежду, сбежать, закрыться у себя в комнате, наслаждаясь покоем. Но Мин Юнги проиграл, поэтому, заприметив двоих, развалившихся на маленьком диване, парней, чьи бёдра обтягивают трусы из зелёного латекса, брюнет направляется прямо в их сторону. Вдруг кто-то резко хватает его за руку. Юнги оборачивается, после чего пятки, собственно как и всё тело, словно вколачивают в пол. Тёмный взгляд переполнен бешенством, затем сменяется тревогой. Чонгук смягчает хватку, тем временем в голове Юнги проносится ураган бессмысленных вопросов, и кожу от прикосновения будто обжигает. Мину это не нравится, чертовски не нравится, особенно факт, что макнэ на него только смотрит, а всё тело начинает гореть. Юнги кажется, ещё чуть-чуть и он взорвётся, разлетится на песчинки, станет звездной пылью, ведь именно из неё изготовлен человек, да? Безвкусная музыка и дикий смех, похожий на лошадиный, отравляют слух, только вот Юнги не слышит. Весь его маленький мирок напоминает вакуум, где они с Чонгуком стоят друг напротив друга. «Нет, сто процентов кокс подсыпали». — Что ты здесь делаешь, мелкий? Иди в машину, я вернусь через пять минут, — Мин изо всех сил старается говорить в собственной манере, с дольками усталости, с нотками безразличия, но макнэ видит всё: и смущение, и тревогу, и… возбуждение. Чонгук определённо не пьян, но голову кружит, словно недавно он выпил односолодовый виски. Петли срывает. Младший крепче обхватывает запястье Юнги и тащит его в направлении VIP-комнаты. Плевать ему на всё: на мемберов, на желание. У него сейчас одно желание, спотыкающееся и матерящееся. У Чонгука в ушах звенит, джинсы в районе паха до неприличия топорщатся, сам он натянут, точно готовая выстрелить, тетива. — Притормози, — возмущается старший, пытаясь замедлить шаг, но макнэ не слушается. — Куда ты меня тащишь? — Хён, тебе нужно переодеться, — невинным голосом говорит Чонгук, и Юнги ведётся. Репер больше не сопротивляется, мысленно соглашаясь с младшим, что ему действительно стоит переодеться, снять с себя этот зудящий, уродский, девчачий костюм. На мгновение Юнги испытывает облегчение, но осознание собственной глупости настигает тогда, когда Мин оказывается в маленькой тёмной комнате, где нет ничего, кроме двухместной кровати, накрытой красным шёлковым покрывалом. Сердце репера сжимается в груди до считанных миллиметров. Чонгук закрывает дверь на торчащий из замочной скважины ключ и быстро разворачивается к старшему, рассматривая пошлым, голодным взглядом. В голове Юнги зажигается аварийная кнопка, говорящая, что нужно бежать, и чем быстрее, тем лучше, но тело будто оцепенело. Та самая реакция, когда на тебя с высоты летит кирпич, а ты не можешь сдвинуться с места. Сейчас на Юнги медленно наступает Чон Чонгук, съедающий своими чёрными глазами, а он не может пошевелиться. Мин чувствует капельку пота, стекающую по спине, глухо бьющееся сердце, эхо своих разумных мыслей, вторящих о побеге, но он не может. Не получается, потому что, как только макнэ сокращает расстояние между ними до жалких сантиметров, Юнги сразу ощущает запах чонгуковского одеколона вперемешку с кофе, и его дурманит. — Хён, — от ласкающего голоса младшего репер вновь плавится, неосознанно поддаётся ближе, полностью ломая чонгуковское стальное терпение. Не отводя пылкого взгляда, макнэ нежно проводит ладонью по бледной щеке Юнги, плавно перемещается на тонкие сухие губы, отчего Мин слегка приоткрывает рот. Именно это становится точкой невозврата: Чонгук грубо хватает старшего за шею и притягивает к себе, резко впиваясь губами в губы брюнета. Макнэ хочется забиться в конвульсиях от того, насколько мягким и податливым кажется ему Юнги. Младший проводит языком по нёбу и зубам, сталкивается языком со старшим, тем самым завязывая жаркую борьбу. Тело начинает не хило колотить, когда Мин стонет прямо в его рот. В голове Чонгука раздаётся щелчок: он перестаёт сдерживаться. Младший толкает Юнги на кровать, отчего тот сразу же валится, а после нависает над ним, не переставая любоваться. Мысли Чонгука словно заволакивает туманом, в то время как у старшего в голове сияет лишь одно слово: хочу. Юнги первым тянется за поцелуем, запуская руки в волосы макнэ — все сомнения, имеющиеся у двоих, отпадают. Поцелуй выходит страстным, животным, точно два огня слились воедино. Облокачиваясь одной рукой на кровать, Чонгук гладит брюнета по животу, перемещаясь к бокам, опускаясь всё ниже, затем закидывает ногу Мина на себя, удобно пристраиваясь. Макнэ чертовски жарко. Становится еще жарче, когда он ощущает через слой одежды возбуждение старшего. Чонгук трётся своей эрекцией о возбужденный пах Мина, тем самым давая понять, что его ожидает, и старшему хорошо. По-настоящему хорошо. Мысленно он признаёт, что Чонгук намного лучше, чем кокс, да что там, он и есть самый настоящий кокаин, только со всякими дополнительными бонусами и без побочных эффектов. Юнги протяжно стонет, ощущая член макнэ, но ему мало. Он хочет почувствовать его кожей, хочет его в себе и на себе. Чонгук опускается влажными поцелуями вниз, лаская нежную кожу на шее, получая настоящий кайф. Свободной рукой парень забирается под платье, крепко сминая ягодицы репера, и тот вновь стонет, громко, так по-блядски. Младшему надоедает эта завораживающая прелюдия; чуть привстав, Чонгук стягивает с Мина платье, затем трусы, оставляя того лишь в съехавшем на один бок парике и полосатых чулках. Несколько секунд наслаждения видом распалённого хёна и макнэ начинает выцеловывать каждый участок тела, сперва нежно прикасаясь губами, затем грубо засасывая. Чонгук даже не сомневается, что уже утром на белоснежной коже репера будут благополучно вырисовываться его метки. От сладких прикосновений Юнги хочется заскулить. Он зажимает в ладонях покрывало, кусает губы, пытаясь сдержать рваные вздохи и стоны, ведь это так слабо, так по-девчачьи, так не по-свэговски. Однако Мин чуть ли не переходит на жалкий скулёж, когда Чонгук полностью вбирает в рот его член. Как же это приятно… Макнэ ласкает набухшую головку, посасывет её, играется с яичками, после чего вновь заглатывает член так, что тот упирается в стенки глотки, и Юнги тонет в распирающем его блаженстве. Репер закатывает глаза, тихо произнося искусанными губами: «Ещё». Чонгук ухмыляется, продолжая свою сладкую пытку не только над Юнги. В его паху уже давно разгорелся пожар. Младший сам не знал, каким образом ему удаётся сдерживаться. Масла в огонь подливали чёртовы стоны и извивающийся Шуга. В состоянии сладостного, убивающего исступления, репер готов излиться прямо младшему в рот, но к его минутному разочарованию, макнэ отдаляется. — Чонгук, — Мин не узнаёт собственного голоса, хотя ему плевать. Единственное, что его на данный момент волнует — член младшего, и почему он до сих пор не в нём, однако об этом знать никому не обязательно. Репер еле приподнимается на локтях и видит, как макнэ буквально разрывает на себе чёрную рубашку, откидывая в сторону, затем освобождает себя от джинс, предварительно достав из кармана тюбик. Юнги не нужно было объяснять, что к чему, но сам факт поразил его, — значит, готовился? Засранец ты мелкий. — Твой ротик слишком грязный, хён. Гукки это совсем не нравится, — Юнги мог бы обомлеть, но через несколько мгновений ощущает пальцы младшего у своего ануса, вымазанные в прохладном геле. — Потерпи, хён. Потерпи ради Гукки… …И Юнги терпит. До крови кусает нижнюю губу, чувствуя внутри себя палец. Тело пронзает неслабой болью; непроизвольно репер сжимается, пытаясь вытолкнуть инородный предмет с непривычки. Чонгук не позволяет. Младший наклоняется, прижимается горячим телом к Мину и затягивает в нежный, заботливый поцелуй. От такого чуткого обращения Юнги расслабляется, давая себя растянуть. Чонгук продолжает трепетно целовать, осторожно добавляя один палец. Брюнета вновь разрывает, но он старается, не зажимается, даже не фыркает, ведь Гук целует так нежно, волшебно, словно одна секунда и Мин растает, развеется по ветру пылью. От этого он почти забывает про боль. Внутри странные ощущения, будто цветы распускаются, и не будь Юнги возбуждён, он обязательно сказал бы что-то едкое. Когда Чонгук добавляет третий палец, репер тихонечко шипит, отчего в сердце младшего неприятно покалывает. — Еще чуть-чуть. Гукки так любит своего сахарного хёна, — не успевает Юнги осмыслить, его тело уже выгибается дугой от непередаваемых ощущений. Чонгук ухмыляется, повторяя движение, и Мину кажется, что настала его личная седьмая секунда. Слишком прекрасно, слишком хорошо — всего слишком. Макнэ снова, несколько раз совершает одни и те же движения, и теперь слетают петли в голове у Юнги. Старший пошло стонет, насаживается на пальцы самостоятельно, слышит томные вздохи макнэ и звуки хлюпающей смазки. Он на пределе. Замечая это, Чонгук вынимает пальцы и быстро меняет их на свой член. Наступает боль и сладкая агония. Сначала младший входит наполовину, давая телу хёна привыкнуть, после чего вводит член до основания. Юнги больно, непривычно. Ощущения те же самые, что и с пальцами только боль в разы сильнее. Лишь этот факт заставляет Чонгука сдерживаться: он медленно начинает двигаться и никто даже представить себе не может, насколько ему сейчас сложно. Внутри Юнги узко и с каждым осторожным движением макнэ чуть ли не умирает от наслаждения. Меняя угол проникновения, младший вновь входит полностью и чуть ли не кончает от вида выгнувшегося Юнги. — Повтори, — хриплой мольбой слышится голос репера, и Чонгук не может ослушаться. Он входит под тем же углом, постепенно ускоряя темп, впивается пальцами то в бёдра, то в лодыжки старшему. Чонгук горит. Внутри него, словно адское пламя, постепенно сжигающее все внутренности, оставляя лишь противный скрип кровати, почти осевший голос Юнги, который малина для ушей Гука. Наслаждаясь развратным «ещё», макнэ оставляет самоконтроль где-то позади, и начинает вдалбливаться в податливое тело с новой силой. Младший запрокидывает ноги Юнги на плечи, тем самым глубже насаживая на свой член. Им хорошо. До чертиков хорошо. Мину даже не нужно касаться себя. Юнги уверен, еще несколько таких толчков, пара чонгуковских взглядов и рыков — он кончит сам. Однако макнэ, повторяя желанное «сахарный», продолжает вдалбливаться, затем прикасается к Юнги. Надрачивая член старшего, Чонгук понимает, что уже близок к разрядке. Внутри всё переворачивается, сердце бьется, словно обезумевшее, толчки становятся быстрее и грубее. Юнги сходит с ума первым, и, сжимая мышцы, кончает с громким стоном и именем Чонгука на губах. В голове старшего взрывается миллионы звёзд, внутри он весь рассыпается от удовольствия и переизбытка эмоций. Видя счастливую улыбку на лице хёна, Чонгук кончает следом, сжимая бёдра с такой силой, что уже через несколько часов обязательно всплывут синяки. Его мокрая чёлка спадает на такое же лицо. Макнэ вновь прижимается разгоряченным телом к старшему, заглядывая в глаза, потом вовлекая в поцелуй. Кроме трепета и нежности Юнги ощущает благодарность. Реперу хорошо, будто за много лет кто-то неожиданно зажёг свет, и этот кто-то сейчас ласково трётся о его шею и тащится от ванильного эспрессо. Чонгук почти невесомо целует старшего в лоб, щеки, губы, перемещается к ключицам, после чего ложиться совсем близко. Юнги не двигается: он лишь размеренно дышит и довольно гипнотизирует тёмный потолок, наслаждаясь тёплым чувством внутри. Макнэ берёт брюнета за руку, начинает покрывать ладонь поцелуями. От такого жеста Мину хотелось светиться. Юнги безоблачно улыбается, но не шевелится. Как ни странно, не хочет испортить момент. — Хён, — сладкий голос Чонгука раздаётся возле самого уха. Горячее дыхание опаляет кожу, и впервые за всю свою жизнь Юнги по-детски смущается. «Что же ты творишь со мной, мелкий…» — Может, повторим? — Совсем оборзел, мелкий. Я спать хочу, — в своей манере говорит Юнги, прекрасно осознавая, что этой ночью они стопроцентно не уснут.