***
Юнги чувствовал себя глупо. Чимин чувствовал себя охуевшим. Он молча пялился на какого-то взъерошенного щурящегося сутулого парня, стоящего напротив, и не понимал какого, собственно, хрена?! - В душ хочешь? Глаза Пака округляются. Он приподнимает край одеяла ещё раз, ну, чисто убедиться, и снова видит себя голым. Он хочет запищать самым тонким, высоким и испуганно-недоумевающим фальцетом, на какой только способен, и даже набирает в лёгкие воздух, но… - Стоп-стоп-стоп! Ты всё не так понял, - до Юнги допирает, что напортачил, и теперь надо взять ситуацию под контроль. – Я всё объясню. - И как же это?! – Парень натягивает бедное одеяло чуть не до макушки – так, что из складок видно только темноту и два блестящих испуганных глаза. «И правда, как»? – проносится в голове Мина. Он-то рассчитывал на то, что это рыжий ему будет рассказывать, какого лешего он бессознательным кулем лежал поперёк дороги, да ещё и в дождь. - Ну… Во-первых, с тобой ничего не произошло. По крайней мере, при мне. Чимин, который было выдохнул, напрягся опять. - А как я тут оказался? Без одежды. - Давай по порядку, - одеяльный клубок кивнул. – Я шёл вчера с работы. Ты лежал на тротуаре в проулке. Без сознания. Под дождём. Поэтому я отнёс тебя к себе домой, снял мокрую одежду, чтобы ты не простудился, и оставил в кровати. Всё, рассказ окончен. Чимин задумался. Последнее, что он помнил – то, как вышел в магазин за кимпабом и почувствовал себя дико сонным. А потом темнота и вдруг всё такое мягкое и удобное, особенно воздух. - Ясно. Разговор как-то не заладился. Пока парень спал, всё было очень просто, а теперь он проснулся, и Юнги столкнулся с жестокой реальностью. Не так он себе это представлял. Виной всему эта дурацкая гейская манга, которую Мину по возрасту уже не полагалось читать, но по состоянию души очень хотелось. Одеяло вдруг зашевелилось и явило рыжую макушку вместе с пухлогубым заспанным лицом. - Я - Пак Чимин, восемнадцать лет, - рыжий осторожно изучает незнакомца взглядом. Юнги не понимает и хлопает глазами. А потом облегчённо вздыхает и расслабляется – конечно же, мысленно. Реально он всё еще неловко и сутуло стоит посередь комнаты и трёт шею, затёкшую после сна. - Мин Юнги, - отмирает хозяин квартиры. – Я тебя старше, так что зови меня «хён», - честно говоря, теперь Юнги немного стыдно за то, что пускал слюну на несовершеннолетнего. По представлениям Юнги, вообще малолетнего. - На сколько? – удивлённо приподнял брови Пак. Этот Мин Юнги, конечно, выглядел старше, но Чимин бы списал это на стрижку и «взрослящий», какой-то агрессивный бордовый цвет волос. - На пять лет. Пак протянул удивлённое «ого», а Мин замялся. Надо будет обязательно удалить те фотографии. Чтобы и мыслей не возникало. - Ну, так... В душ хочешь? Я принесу твои вещи. - Хочу, наверное… Юнги решает, что «наверное» можно расценить как «совершенно точно» и, кивая, идёт к сушилке на застеклённом балконе. В груди бьются бабочки, потому что несовершеннолетний и наверняка очень гетеросексуальный Пак Чимин всё ещё чертовски мил и прекрасен (особенно такой помятый после сна и весь в его, Юнги, одеяле), но Мин старается прибить их разочарованием и здравым смыслом. Выходит хреново. Но парень уверен – время и жестокая реальность сделают своё грязное дело. Когда Юнги возвращается в комнату, Чимин больше не пытается кутаться в одеяло. Во-первых, его никто не насиловал во сне и всё в порядке, во-вторых начало осени, и очень жарко. Юнги внутренне берёт себя сразу во все воображаемые руки, которые у него только есть. Это трудно. - В общем, зубную щётку предложить не могу, но полоскалка для рта на раковине, - стоя в ванной, объясняет Мин. Рыжий подросток стоит в этой тесной комнате прямо у него за плечом, и его дыхание щекочет шею так, что та покрывается мурашками. - Чистые полотенца - это все, кроме зелёного. Пользуйся, в общем, чем хочешь. И… Юнги отчаливает на кухню, закрывая за собой дверь. Щелчка за этим не следует, из чего можно сделать вывод, что Пак решил не закрываться. Мин не знает, нахрена отметил сей факт, и старается не анализировать это больше, отвлекая себя приготовлением завтрака. Ну, если разогревание контейнеров с едой можно назвать готовкой. Чимин не очень понимает, что с ним происходит. В груди бушует торнадо из чувства восторга, розовых соплей и «ему целых двадцать три» (которые, впрочем, не пугают, а наоборот, подогревают интерес). Пак всегда мечтал оказаться в роли принцессы в беде, которой на помощь приходит прекрасный и весь такой сильный принц, и чтоб в крови море адреналина, а вокруг драма, страсть и счастливый конец, за который детям заходить не следует, чтобы не напороться на материал 18+. Только вот никакого адреналина не было, потому что Пак даже не помнит, как его спасали. А прекрасный принц не обладает пышной блондинистой шевелюрой, горой мускулов и чем там ещё положено? Конём? Этот хён щуплый, всем своим видом смахивает на старикашку, да ещё и короткий, как сам Пак. Но… Это «но» цепляет низ живота скрипучим низким голосом, глазами-колючками, которые выдают в «старикашке» дерзкого ильджина, на которых Чимин так неаккуратно всегда западал, и общей угловатостью «не трогай, детка, порежешься». Пак закусывает губу и делает воду холоднее. Не хватало ещё трогать себя в чужой квартире, из которой его, наверняка, скоро попросят. К тому же, статистика говорит, что геев в мире не так много, что уж думать о маленькой Южной Корее, а тем более, о ещё меньшей квартире случайного парня. Так что не надо травить себя лишними фантазиями, от которых нежному подростковому сердцу может быть очень больно в будущем. Недолго, наверное, но зато очень. Он тихо выскальзывает из ванной комнаты и идёт на кухню, ориентируясь на звуки. Когда он видит накрытый стол, ему резко становится очень голодно и стыдно одновременно. Он и так заставил тащить своё тело, занял чужую кровать (Чимин видел скомканную простыню на чёрном маленьком диванчике) и потратил на себя уйму воды, так теперь самоотверженные принцы его ещё и кормить собираются. Самоотверженные принцы почему-то смотрят строго и пристально. Пак уже начинал думать, что где-то напортачил, и это отразилось на его внешнем виде. - Садись и ешь. Я сейчас. Офигеть, неловко. Он теперь ещё и есть в одну харю будет? Но Мин возвращается очень быстро – рыжий даже не успевает как следует убиться стыдом – и накидывает на мокрые волосы Пака полотенце, прижимая его руками. - Простудиться всё-таки решил? – бурчит Юнги, натирая влажные пряди мягким и сухим. Голова в руках поднимается, и на Мина смотрят две бусины блестящих глаз. Чимин, как его учил Тэхён (совершенно голубой друг, которому можно ныть в жилетку о своих влюблённостях), ещё и рот приоткрывает, повинуясь внезапному желанию флиртовать. Юнги осекается и сглатывает как можно незаметнее. От Чимина пахнет его, Юнги, мятным шампунем, а ещё этот ребёнок сидит с распахнутыми губами, которые после пребывания в ванной раскраснелись и теперь похожи на два нежных лепестка пиона. Юнги, блин, сам не знает, откуда у него в голове такие поэтические сравнения. Да и какие, нахрен, сравнения с несовершеннолетними?! Поэтому Мин корчит недовольное выражение и, бросив «дальше сам», садится за стол. Чимин хотел бы ещё этих грубоватых прикосновений, но Юнги вообще-то смущён, чего с ним не бывает, когда он тискает по углам девочек и мальчиков в клубе. Клубы – это другое, это не цветущие прелестные школьники, которых ты спасаешь на улице. - Ешь давай. Я за тебя в ответе, пока не выйдешь из этой квартиры и не окажешься дома с родителями. Чимина вдруг осеняет. Мама! Он вскакивет со стула, роняя полотенце на спинку, и почему-то шёпотом умоляюще кричит: - Хён! – Юнги разве что палочки не роняет. – Мне очень нужно позвонить домой. Можно я с твоего телефона, а? Взгляд Юнги с недоумённого сменяется на виноватый – он-то и не подумал, что у ребёнка может быть не только дом, но ещё и волнующиеся за него родители, которые, скорее всего, за ночь с ума сошли от неизвестности. А Мин, хренов придурок, сидел тут и только и делал, что слюной капал. - Конечно, - хрипло выдавливает из себя он и передаёт мобильный. Пак тут же подрывается в самую дальнюю комнату – спальню – и набирает номер мамы. Голос у неё взволнованный и севший. Чимин чувствует себя дико виноватым, хотя и не знает, почему всё так вышло. Рассказывать почти нечего, и Пак выкладывает маме всё как есть, заверяя её в том, что с ним всё в порядке, все части тела на месте и скоро он будет дома. Мама порывается вызвать такси, но Чимин адреса не знает, что есть замечательное оправдание не напрягать и без того убитую маму. Когда трубка повешена, Пак решает посмотреть в приложении – раз уж у него есть телефон – где конкретно он находится. Место оказывается до смешного близким к его студии танцев, поэтому Чимин заметно расслабляется и выдыхает, набирая маме ободряющую смс-ку. Подросток закусывает губу. Когда волнение и страх схлынули, он захотел сделать кое-что ещё – оставить свой номер в телефонной книге. Пак был уверен, что все его вещи, включая телефон, в целости и сохранности, потому что Чон Хосок наверняка забрал их с собой. Кстати о нём… Юнги не ждёт возвращения парня и принимается ковырять еду. Пака нет, как кажется, очень долго. Рис остывает до еле тёплого, и только тогда Чимин показывает виноватую макушку на кухне. Виноватую для него самого – Юнги не злился, с чего бы вообще? - Хён… Мне очень срочно надо домой. Прости, пожалуйста, и спасибо за всё-превсё, - опять же виновато протягивает Чимин. Его совесть грызёт за то, что свалился как снег на голову, а теперь так же внезапно уходит. Но у судьбы другие планы. По кухне проносится звериный рёв. Повисает секундная тишина, и уши Пака медленно розовеют, а Юнги прыскает от смешка. - Не знаю ничего, сначала съешь хотя бы рис, - Мин пытается ворчать, но сквозь улыбку это выходит плохо. Чимин молча плетётся к столу; говорить сейчас было ещё более неловко, тем более отпираться он вовсе не хотел. Телефон он кладёт рядом с тарелкой своего хёна. Юнги расплывается в довольной улыбке сытого кота – сам есть он не очень любил, но смотреть, как ест Чимин, было чертовски приятно. - А я знаю, почему я вчера вырубился, - внезапно сообщает Пак. Бровь Мина заинтересованно дёргается. – Вообще глупо вышло… Я сам виноват. Не слушал, что хён говорил, и выпил вместо тоника его раствор снотворного. Ещё и полбутылки сразу. Хён на меня накричал. Это «хён», обращённое к кому-то другому, резало Юнги уши, и ему тоже захотелось накричать на Чимина. Ещё больше хотелось это сделать за то, что пьёт всё без разбора. Но орать на ребёнка он, конечно же, не будет. Он же взрослый человек, который понимает две вещи: во-первых, кричать, собственно не за что; во-вторых, кто он Паку такой, чтобы себе это позволить? - Так что я у тебя в долгу. Хённим. «Хённим». Юнги мысленно проводит церемонию повышения из простого хёна в хённимы и приклеивает себе погоны с таким количеством звёздочек и полосочек, какое только возможно. Но вместо того, чтобы рассыпаться от счастья в прах прямо на стуле, Мин бубнит: - Долг платежом красен, - и усмехается. – Чем расплачиваться собрался? Пак сглатывает. Эта ухмылка возвращает его к недавним размышлениям в душе. - С меня обед? - Ну, обед, так обед, - Юнги доволен тем, что у него, кажется, будет вторая встреча. - Только недорогой. Я ведь школьник ещё, - уши Чимина опять обдаёт жаром. Ему немного ОЧЕНЬ стрёмно за то, что он всего лишь сопливый ученик, который даже отблагодарить-то толком не может. Юнги же разносит в розовые сопли. Он с сухим смехом ерошит ещё влажные волосы Пака, а тот хохлится воробьём и смотрит исподлобья, запихивая в рот яичный ролл. Про себя Мин отмечает, что он какой-то педофил. И странно, что только сейчас отмечает. Чимин какой-то по-дурацки милый и очаровательный. Юнги уже решил, что сам заплатит за чёртову благодарность, как бы этот сопляк ни упирался. Ему сейчас самому благодарить хотелось всех и вся за эту встречу. Боже, школьник… «Если бог существует, то ты попадёшь в ад. А если не существует, то специально ради тебя возникнет, и тогда ты точно попадёшь». Но то, что Мин знал определённо – он уже попал. Не знал куда, но попал. Пожалуй, фото он удалять пока не будет. И вообще, схуя это у него какие-то высокие моральные принципы вдруг взыграли? Моральные принципы сосут. Смущённый Чимин с этим своим румянцем и покрасневшими ушами… Юнги представяет его таким в расстёгнутой школьной форме на своей смятой постели. Ниже пояса что-то дёргается. Совесть опять, наверное. Юнги не хочет показывать, что у него есть совесть, поэтому прекращает думать обо всём, связанным со школой и рыжим вместе. Тем временем Пак откладывает палочки в сторону. - Ну, я пойду, наверное… - вставать он, тем не менее, не торопится. - Дашь свой номер? А то, как же ты тогда благодарить меня будешь? - Юнги старается, чтобы в вопросе не прозвучала надежда. Нет, пожалуйста, только не это. - Я уже. - Юнги что-то тёплое глухо бьёт в грудь, а Чимин, кажется, начинает покрываться пятнами. – Просто, я звонил на свой телефон, а потом подумал, ну… - Окей, - Мин его перебивает, потому что даже ему теперь становится неловко, и это надо поскорее пресечь. – Тогда позвони, - Юнги хочет добавить: «…сразу как выйдешь за дверь, а потом не вздумай вешать трубку примерно вечность». Чимин всё-таки уходит, зачем-то на прощание дёрнув Юнги за подол широкой футболки и метнув в него просящий взгляд («Странный! Он был странный!» - в мыслях упирается Мин). Что-то вроде «ты-меня-не-поцелуешь?» взгляда. («Минуточку, это был «извини-что-напряг-и-теперь-просто-сваливаю» взгляд!» - вопит сознание. Сознанию важно защитить Юнги от разочарований). Дома Пак объясняет всё матери вместе с пришедшим на зов Хосоком. Оба очень извиняются. Особенно их извинения отражаются на кухне и комнате Чимина, так как это те самые места, где скапливается восемьдесят процентов грязи всей квартиры. Причём Хосок даже не очень понимает, за что он-то извиняется, но статус друга не позволяет поступить иначе. А потом, когда Чимин, наконец, остаётся один, позволяет себе упасть в объятия воспоминаний, размышлений и грёз. Школу он сегодня непреднамеренно прогулял, и времени для того, чтобы предаваться бабочкам и головокружению было предостаточно. Чимин вспоминает, как выглядел Юнги и разбирает каждую деталь. Если подумать, тот не был в его вкусе. Паку всегда нравились высокие и мускулистые, потому что он сам карлик, а ещё хотел чувствовать себя защищённым рядом со своим парнем (Чимину мышцы только для танцев и нужны были, драться он не умел и вообще боялся, что просекали некоторые наглые придурки и начинали над ним «шутить»). А Юнги… Он мелкий весь, у него тощие ноги торчали из широченных чёрных шорт, и такие же руки из футболки. И вообще он полностью был худым, а ещё бледным, что контрастировало с одеждой. Но… Было в нём что-то, что бросалось в глаза, хоть и не сразу обретало название. Его острые коленки, резкие ломаные линии костяшек пальцев, колючий взгляд, мимика, движения – Мин походил на пса, который вот-вот сорвётся с цепи и бросится грызть и рвать то ли тебя, то ли за тебя. А голос… («Интересно, какие у него стоны»?..) Чимина это восхищало, возбуждало и ещё невесть что делало с его коленями, которые держать нормально не могли. Но при всём этом Юнги показался таким спокойным и уверенным, а ещё добрым. Подобрал незнакомца с улицы, позаботился, чтобы не простудился, потом душ предложил, что было очень кстати – на Чимине остался весь тот пот, что он пролил на занятии плюс непонятно из чего состоящий дождь, а ещё дурной привкус после долгого сна во рту. Мин ещё и накормил. Диагноз – влюблён по уши. Школьник буравит взглядом номер во входящих, который он ещё не добавил в телефонную книгу. Юнги сказал позвонить ему, но Чимин не решился бы. Только не сейчас, когда от чужого низкого с хрипотцой тембра сносит крышу, и нет чёткого понимания, что говорить. И времени на раздумья тоже нет. Но связаться хочется. Поэтому он решает написать.«Привет, это Чимин».
Ответа нет долгих пять минут. Не потому что Юнги не видит сразу, а потому что он как раз-таки видит сию секунду, но не хочет подавать виду, что не расстаётся с телефоном вообще. Потому что он действительно с ним не расстаётся, напряжённо ожидая звонка или смс.«Я знаю, ты же себя подписал».
- Он ответил! – Пищит Пак тихонечко, чтобы его не услышали, и ползёт с головой под одеяло.«Точно… Когда ты свободен обычно? И что хочешь съесть?»
Юнги задумывается. Фактически, свободен он всегда и никогда одновременно, потому что свободный график работы, но Мин обычно, охваченный упорством и вдохновением, засиживает рабочее кресло до победного. А чтобы в обед, когда он обычно спит…«Воскресенье подойдёт? Ты же и сам в будни, должно быть, в школе занят».
До воскресенья же ещё пять дней! А ещё Чимин официально под домашним арестом за то, что заставил маму волноваться и не ночевал дома. Не то, чтобы в будни запрет не работал, но Паку очень уж хотелось поскорее увидеть своего маленького хёна. Плюс сбежать сразу после школы было легче простого.«В воскресенье я наказан… Может, пораньше? Я и ужином могу угостить, если ты до вечера работаешь».
Ответ задерживается. Юнги вздыхает. Кажется, на обычный уклад жизни ему придётся положить хер, потому что на Чимина он хер класть не хотел (по крайней мере пока и не в таком смысле), он хотел его увидеть и как можно скорее. Даже если потом это принесёт ему боль.«В четверг в четыре или после тебя устроит»?
«Идеально!»
На самом деле, не очень. До четверга тоже надо дожить, но куда меньше, чем до воскресенья, и танцев в этот день нет. А ещё у хёна, наверное, работа, и он не может выбирать. Надо брать, пока предлагают. Чимин слепо уверен, что ничего плохого случиться не может. От его недавних сомнений не осталось и следа. Голову забивает густой и сладкий дым, который действует как транквилизатор и мешает думать здраво. Да что там здраво – вообще мешает думать. Паку казалось, что даже если Юнги самый натуральный натурал из всех, то он не захочет уходить. Он просто будет рядом, если позволят, просто будет самым лучшим тонсеном на свете, и это сделает его самого счастливым. По крайней мере, в мечтах это выглядит вот так идеально.***
Когда четверг настаёт, Юнги уже потихоньку начинает разлагаться. Он хотел этого дня, но и не хотел одновременно. Хотел, потому что желал встретиться с Паком как можно скорее, а не хотел потому что боялся, что это будет их последняя встреча. По факту, у них больше нет поводов для свиданий. И это огорчает. Мин понимает, что если мелкий сам не захочет увидеться ещё, то он не решится даже предложить. И контакт «Чимини» в телефонной книге ему никак не поможет. Он его не удалит ни за что, но и звонить не станет. Номер просто будет раскалять мобильник до ожогов на коже и прожжённых карманов. И когда это произойдёт, Юнги обязательно изольёт переживания в едкий трек, а потом никогда не признается, кому посвящена лирика. Юнги ждёт Чимина, прислонившись к ограждению у дороги. Рыжий вот-вот должен подъехать на автобусе к остановке. Мин старается не пялиться на номера и открывающиеся двери, чтобы, во-первых, не выдать себя, во-вторых, не травить душу. В итоге Пак подходит незаметно для старшего. - Привет, - рыжий машет раскрытой ладонью перед лицом Юнги, и тот втыкается в него взглядом снизу вверх. У Чимина сердце скачет, и улыбка на лице сама растягивается так, что убрать невозможно. А он бы хотел – палевно. - Ну, привет, - Мин хмыкает и встаёт, отряхивая длинную футболку. Его ведёт от улыбки Чимина, и он хотел бы более открыто выражать свои эмоции, но пока или вообще это невозможно. – Придумал, куда пойдём? Я тут, вообще-то, в первый раз, - Юнги доверил выбор места самому Паку. - Да ладно, хён? – недоумевает младший, а Юнги мысленно хмурится, потому что, куда «хённим»-то делось? – Это же так близко к твоему дому, и ты тут ни разу не был? - Так вышло… - Он отводит взгляд и щурится. Юнги нечего сказать. Его образ жизни как-то не располагает. Он ложится спать утром, за редким исключением (которым являлась встреча с Чимином), днём просыпается, потом едет на работу, торчит там до утра или иногда вместе с Намджуном уходит ночью в бар недалеко от студии. - Ладно. Тогда пошли, я тебя отведу. И Чимин берёт его за руку и ведёт за собой. Он переживает, что переборщил со смелостью, и вообще это слишком спонтанный поступок, после которого он может только не останавливаться и делать вид, что всё нормально и так задумано изначально. Все тонсены хватают своих хёнов за руки, видя их второй раз в жизни. Юнги сначала впадает в замешательство. Ему нравится чувствовать тёплую, маленькую и мягкую ладошку Чимина у себя в руке («У него совершенно очаровательные пальцы»), но в то же время он старше на целых пять лет и «отпусти мою руку, я ребёнок тебе, что ли?!». Но в итоге Мин предпочитает вообще никак не реагировать и позволяет вести себя, пока рыжий постоянно на него оглядывается. Видимо проверяет, не отвалился ли случаем Юнги от своей руки. Мин не сразу замечает, что на младшем школьная форма. Не такая, которую он представлял, но… Это же чёртова школьная форма. Тем временем, они идут по оживлённой торговой улице, где то и дело встречаются бутики и рестораны быстрого и не очень питания, кофейни, салоны красоты и прочее. - Вот мы и пришли, - Пак с лёгким сожалением отпускает руку старшего. Он не рассчитывал, что тот позволит себя вот так вести, но Мин никак не отреагировал, что Чимина безусловно радует. Но всё хорошее когда-нибудь кончается. - Здесь мило, - Юнги оглядывает зал и примечает свободный столик у окна, но зато в самом углу. – Сядем там, - он кивает головой в нужном направлении и мажет Чимина по плечу, призывая идти за ним. Старший садится на мягкий диванчик спиной к окну – проходящие мимо люди его бы раздражали, он не очень любит людей. Пак же садится напротив, хотя желал бы сесть рядом с Юнги и задевать его колено своим или сталкиваться плечами. А если уж совсем наглеть (в воображении можно), то на колени. - Раз уж мы тут, может, поболтаем? - Нет. Я всё молча съем и брошу тебя наедине с огромным счётом, - иронизирует Юнги, криво усмехаясь, на что Чимин надувает щёки. – О чём бы ты хотел поговорить? - Ну, я больше спросить хотел, - Пак весь подбирается, источая интерес. Старший приподнимает бровь. - И что же? - Например, кем ты работаешь? - Я бы не сказал, что моя работа имеет определённое название. Но я, вроде как, композитор. Сочиняю музыку и пишу слова, в основном рэп. Глаза Чимина загораются. - Правда?! Вот это круууть… А можно мне послушать? – Рэп – это похоже на Юнги – думает Пак. Ещё он думает, что голос Юнги, наверное, очень хорошо подходит для хип-хопа. Чимину не кажется, что он в этом хорошо разбирается, но, как активный слушатель он способен делить хотя бы на «нравится» и «не нравится». - Прямо сейчас? - Ну… Нет. Я бы хотел сосредоточиться, а сейчас не получится. Дома послушаю. - Почему не получится? Я мешаю? – опять смеётся Мин, а младший смущается. - Наоборот. Сейчас мешала бы музыка, - Чимин ошарашенно поднимает глаза, а потом буравит стол. Ему кажется, или он сейчас флиртовал? Это может всё испортить. Юнги же не считает, что всё испорчено. Потому что он улавливает в этом «ты vs музыка – побеждаешь ты» отчётливый зелёный свет. И он готов действовать. - То есть ты бы предпочёл слушать сейчас меня? - Юнги щурится довольным котом и наблюдает, как у Пака краснеет шея и щёки. Он кажется Мину таким милым и сладким в этот момент, что хочется говорить ему смущающие вещи и дальше. - Вроде того? – Чимин трёт ладонью шею, поднимая взгляд, но не голову. – Странно же сидеть с человеком и занимать себя чем-то другим в это время. - Ты прав, - он тянет уголок рта вверх и нарочно прислоняет своё колено к чиминову, пользуясь узостью стола. – А ты, Чимин, чем-то помимо школы занимаешься? – Он не отводит от младшего внимательного взгляда, умостив подбородок на сложенные кисти рук, отчего выглядит как-то хищно. Паку не по себе, у него табун мурашек. Но ногу он не одёргивает. И Чимин не сразу понимает вопрос, потому что все его мысли об обжигающе-приятном прикосновении под столом. Через ткань, наверное, не так отчётливо, но это первое такое прикосновение, поэтому сейчас так остро и волнительно. То ли он не так всё понимает, то ли дома он будет визжать от счастья в подушку и написывать Тэхёну в каток, и даже позволит себе капс. - Я… Я танцую. Моя студия находится рядом с твоим домом. Так что, когда ты меня нашёл, я был на тренировке, - разговоры помогали абстрагироваться и успокоиться. - Вот как? А можно посмотреть? – Юнги чувствует некоторое дежавю, отчего улыбка становится шире. – Но не прямо сейчас, конечно же. Сейчас это бы помешало, - он ведёт коленом по бедру Пака и с наслаждением наблюдает, как Чимин, буркнув скомканное «ну да», утыкается носом в кружку остывающего кофе. Юнги решает не мучить Чимина – он ведь просто хотел проверить свои догадки, а не домогаться до школьника в людном месте. Поэтому через пару мгновений он убирает ногу, и после этого беседа идёт ровнее. Старший узнаёт подробнее о танцах и, что Пак хоть и не особо разбирается в музыке, но вкус у него есть. Ещё, что он смотрит всякие шоу про рэперов (и не только, но оно разговора не касается). Он пересказывает события и называет имена (если псевдонимы можно так назвать), но Мин узнаёт в основном только судей. Он сам такое не смотрит, да и телевизора дома не держит. Чимин же узнаёт, что Юнги иногда принимает участие в баттлах, но раньше занимался этим чаще, а ещё он действительно сочиняет не только для других и иногда записывает свои треки. Паку очень хочется послушать именно их, и он настаивает на том, чтобы Юнги скинул ему хотя бы парочку. Мин и не отпирается. А ещё немного жалеет о том, что рыжий будет слушать их наедине, и он не сможет понаблюдать, как тот отреагирует на фразу про Гонконг. Они ещё много о чём успевают поговорить, а тем временем тарелки давно забрал официант, а в кружках плещутся холодные остатки кофе, который допивать уже противно. - Я думаю, нам пора уже, - говорит Юнги и встаёт из-за стола. - Погоди, я должен расплатиться, - младший начинает рыться в рюкзаке в поисках кошелька. Только вот… В это время официант возвращается к столу и отдаёт Юнги чек и пластиковую карту. - Хён… - Чимин хмурит брови и губы поджимает обиженно. Он же сам должен, это его «спасибо»! - Вот именно, мелкий. Я твой хён, - Мин тычет пальцем в складку меж бровей, чтобы та разгладилась. – Поэтому не дуйся и купи нам кофе. Я видел тут «Старбакс» недалеко. Чимин с трудом удовлетворяется тем, что покупает кофе. Ему всё ещё не нравится, что Юнги благодарность не принял, и факт собственной несостоятельности давит сильнее. Не то, чтобы он сильно обижается, нет. Просто самооценка скачет вниз и эмоции словно высасывает. Устал как будто. Может, подработку в интернете найти? Отзывы там за деньги писать. На другое времени не хватит – школа и танцы сжирают большую часть часов в сутках. Не заметить, как изменился Пак очень трудно. Юнги провожает его до остановки, а тот молчит и тянет трубочкой свой латте. Мину неудобно, он сам не шибко разговорчивый и весельчаком его назвать трудно. В повисшей тишине слух сосредотачивается на звуках проезжающих машин и шарканье обуви. Уже как-то жалеется, что решил по-рыцарски оплатить долбаный ужин и выебнуться. Думал сделать приятно, типа «положись на хёна, я ради тебя и не такое…», а вышло как всегда. Потому что чтец мыслей из Юнги никудышный, и делать сюрпризы он не умеет на самом-то деле. Но под напором эмоций его клинит, а потом вот это выливается в надутые губы и понуро опущенную рыжую макушку. А ведь всё было волшебно – Чимин, пусть ничего не говорил такого, но вроде бы был не против флирта. А значит, две главные проблемы уже свалили в закат: он такой же не-натурал, и Мин, похоже, в его вкусе. И от этого мурашки по рукам и бабочки пресловутые. Если поначалу Чимин был просто красивым (не просто, а божественно, но какая, нахрен, разница?), то после знакомства он оказался ещё и очаровательным, трогательным, весёлым и искренним. Его улыбка и лучистые глаза выбивали почву из-под ног. И вот такого вот расстроить? Мин Юнги, ты охуел, да? Приторный голосок в голове шепчет «да ты влюбился», но Юнги упорно старается его игнорировать. Уж больно противно он звучит. Голосом весёлого нажравшегося в хламину Намджуна, который вообще сейчас не к месту. Юнги хочет всё поправить и поскорее, потому что до остановки считаные минуты, а расставаться с Паком вот так ему не улыбается. Потом по смс всё выяснять вообще идиотизм. Надо бы решительно действовать, предпринять что-то. Он цепляет Чимина пальцами за талию, тем самым его останавливая, обходит и оказывается к младшему лицом. Пак молчит и удивлённо наблюдает. Ему любопытно, что Юнги в голову пришло? Взгляд у того спокойный, отчего и сам Пак нервничать не начинает и надумать ничего не успевает. - Прости. Только и всего. Юнги надеется, что смог вложить в это достаточно смысла, и Чимин, кажется, по взгляду читает половину. Он видит старшего второй раз в жизни, но в этот момент что-то такое происходит, как будто они давно друг друга знают. Незнакомцы так себя не ведут, не смотрят так и извиняются разве что из вежливости. - Хён, за что ты просишь прощения? – Ему, правда, интересно, размышлял ли старший о том, почему Чимин вдруг затих, и к каким пришёл выводам. - Это… За кафе. Не стоило мне, - Юнги не по себе и слова он подобрать толком не способен сейчас. Тем более он по жизни чаще сарказм использует, сейчас же не до него совсем. – Может, в следующий раз заплатишь? – Когда это «спасённый просто благодарит за помощь» превратилось в «мы теперь общаемся на постоянной основе и у нас есть «следующий раз»? Мин старается не задерживаться на этой мысли, потому что Чимин может сейчас и не дать ему шанса, и вообще они могут больше не встретиться никогда. Но у Пака, вообще-то, другие мысли по этому поводу. - Обещаешь? Улыбка облегчения трогает губы старшего, и он на секунду опускает голову, прикрывая глаза. - Конечно. Чимин снова приободряется и становится собой. Он улыбается и хочет продолжить прогулку, поэтому шагает вперёд, ожидая, что Юнги пристроится рядом. Но его снова за талию возвращают на место. - Я ещё кое-что хотел сказать, - Мин отводит взгляд и прикрывает лицо тыльной стороной ладони. Кажется, раскалённое заходящее солнце отбрасывает на его щёки свои лучи, потому что Чимин видит румянец. Но, видимо, Пак ошибается, и это вовсе не солнце, потому что в следующую секунду Юнги берёт парня за руки, делает шаг вперёд и накрывает рот Чимина своим. Совсем недолго, но тепло, нежно и немного влажно. Парень даже глаза не успевает закрыть от удивления. - А мне есть, что ответить… Чимин целует настойчиво, но всё же ждёт инициативы от Юнги, потому что у самого опыта немного. В нормальном состоянии он бы даже не решился, но сейчас им движет нахлынувшее волнение и тепло, которого слишком мало получил и хочется ещё. И Юнги даёт. Руки Мина постепенно уютно устраиваются на талии, мягко поглаживая большими пальцами. Целовать Чимина приятно. У него мягкие губы и пахнет он словно утренняя постельная нега, такая мягкая и уютная. Юнги не знает, откуда опять эта лирика в голове, но его от таких сравнений совсем не воротит. Пальцы Чимина в его коротких волосах приятно поглаживают и иногда спускаются на шею, щекоча – мурашки расходятся волнами. Отличный у них диалог всё-таки выходит. Юнги нравится так разговаривать. Он, пожалуй, почаще с Чимином общаться будет. И с удовольствием свой совиный график для этого пересмотрит. А ещё статистика не такая уж и сука беспощадная. И, наверное, Юнги всё-таки попадёт в рай, есть там этот бог или нет. Но уже точно не один.