Жарко, как в декабре

♪ Kevin MacLeod — Facile

Жарко. Снаружи декабрь, внутри него декабрь, декабрь на стенах, покрывшихся тонким, сиропным слоем инея, декабрь в воздухе, пропитанном порохом и звучными голосами, декабрь окутал всю землю, перевернул и свернул её, превратив всю зиму в один длинный день, который всё никак не хочет кончаться. А ему жарко. У Эрена мёрзнет нос и кончики пальцев. С такой высоты всё кажется чертовски крошечным и неважным, таким пустым, что он смеётся от одной мысли о том, что когда-то там, на земле, беспокоился и суетился вместе с этими крошечными, глупыми людьми. Он знает, что придётся спуститься. Он, конечно же, вернётся к привычному ритму жизни. Он, конечно же, получит выговор от начальства. Эрен понимает всё это, но как будто в счастливом неведении. Сидит, свесив в бездонную пропасть ногу, облокотившись на колено. Жуёт стянутое из столовой яблоко. Ловит снежинки языком, сплёвывает косточки прямо в тупые, одержимые бессмысленным голодом морды титанов, корчит им рожи. Знает, что как бы ни лезли и ни пыхтели, не достанут его. Запрокидывает голову, щурится, разглядывая холодное солнце, тянется к пролетающей тёмной тени чайки и падает на спину. И смеётся. Он не хочет возвращаться. Встаёт, не спеша подходит к противоположному краю, свешивается, наклоняется вниз, так что ещё чуть-чуть, и рухнет вниз головой. Но он не боится. Ни капельки. Он не помнит, когда пришёл, не знает, сколько прошло времени, но, когда к воротам приближается отряд, солнце уже садится. Эрену всё ещё жарко. — Эй, капрал! Ему кажется забавным и просто до безумия смешным, когда человек в зелёном капюшоне задирает голову, и его брови медленно ползут наверх. Эрен видит это даже с такой высоты. — Поймайте-ка меня! Смеётся и убегает. Он, кажется, обожает это чувство, когда в груди что-то рокочет, распространяя адреналин по всему телу. Конечно, он знает, что Леви его догонит. Конечно, он знает, что отряд уже выступил за стену, вот только направляет его Гюнтер. И поэтому ему совсем не больно, и не удивительно, что меньше чем через несколько минут он оказывается на припорошённом снегом холодном камне. Он смеётся. Ему жарко и весело. А вот Леви, кажется, совсем не до смеха. Декабрь внутри и снаружи, декабрь на камнях, в снегу и в недвижных глазах Аккермана. Рука на раскалённой коже шеи мальчишки начинает медленно оттаивать, отчего по всему телу растекается неприятная, колющая дрожь. — Совсем жить надоело? Эрену жарко. Эрен тянется к нему, и мужчина уже жалеет, что убрал руку. За плечи пытается оторвать от своих губ, а Эрену мало. Он тычется замёрзшим носом в неожиданно мягкую кожу шеи, прижимает задубевшими пальцами до странного живого и тёплого, несопротивляющегося капрала ближе. Улыбается перед тем, как потерять сознание. Он ведь знает, что Леви будет ворчать, таща его на спине в замок. Знает, поэтому и улыбается так счастливо. Эрену жарко. Температура не спадает уже третий день, очертания предметов перед глазами плывут, а в горле першит, и так сухо, будто в пустыне из рассказов Армина. А ещё постоянно хочется пить. Леви уже в который раз грозится, что закопает его в сугробе в следующий раз, пока придерживает его голову, чтобы Эрен смог выпить заваренный для него чай. Эрен не старается пить аккуратно, потому что знает — чайные капли с подбородка и шеи Леви предпочитает устранять собственными губами. Зима пройдёт, дни вновь поплывут один за другим, пройдёт и эта простуда. Они вновь вернутся к своим привычным обязанностям. Но Эрен знает, что об этом дне напомнят пасмурного оттенка глаза, в которых вечно властвует декабрь.