— Будете еще что-нибудь заказывать? — Перевожу взгляд с Полины на парня официанта, имя которого я, казалось, уже давно запомнил, но оно постоянно вылетало из головы уже к концу то ли вечера, то ли утра, то ли ужина, то ли завтрака, то ли обеда. Хотя мы каждый раз заказывали одно и то же, он вечно докапывался именно до нашего столика.
— Да, еще кофе, пожалуйста. — Гагарина повторила все ту же фразу. Который раз она ее уже говорит за сегодня? По-моему, 4. Блять, 5 кружку кофе я уже не выдержу. Пора заканчивать этот бесконечный вечер.
Официант, натянув улыбку, скрылся из нашего взора, но перед этим бросил на меня сочувственный взгляд. Ну все, мне уже официанты сочувствуют. Докатился, Лазарев. Вместо того, чтобы делать что-то полезное, каждый раз, когда у тебя выдается свободная секунда, ты звонишь своей ненаглядной Полиночке, в надежде, что у нее тоже есть немного свободного времени. И ведь есть! Минимум 3 раза в неделю ты приходишь в это самое кафе, ждешь ее, чтобы «предложить записать дуэт», но вместо этого выслушиваешь бесконечные рассказы из семейной жизни Гагариной.
Давно бы забил, бросил это глупое занятие, погрузился целиком и полностью в работу, забыл о всяких Полинах, обо всем на свете. Или хотя бы недельку провел без нее.
Ты о ее семье знаешь больше, чем о собственной! А приходя домой ругаешь себя за то, какой ты тюфяк. Бьешь кулаками по стене, а встречаясь с Полиной пытаешься спрятать последствие собственной тупости под столом.
А может… может, она просто тебе нравится? Да, так и есть. Ты влюбился в замужнюю женщину. Добиваешь себя ее рассказами о том, какой у нее прекрасный муж, а сам внутри повторяешь «заткнись, заткнись». Не можешь даже попросить ее перевести тему. А почему? Потому что ты слабак.
Слабак. Какого это? Пытаться казаться сильным, когда ты боишься перебить девушку, которая тебе нравится? Потом срываешь голос, крича с нечеловеческой силой о том, какой ты слабак.
Слабак. А как это? Быть мужчиной, но бояться простых слов «я тебя люблю»? Ты даже написал песню о любви: банальную, ванильную, из-за которой тысячи девочек по всей стране будут захлебываться в слезах. Пытаешься вот уже столько времени предложить ей дуэт… но, увы. Ты — слабак.
Слабак. Почему нельзя просто крикнуть на все кафе «заткнись», прижать ее к столу и выебать так, что она потом не сможет сидеть ту самую неделю, пока ты не будешь видеть и зависеть от нее? Ответ достаточно прост. Потому что ты слабак.
Наконец выхожу из мира своих мыслей, перевожу взгляд то на Полину, то на стол. И не зря, оказалось здесь все это время стоял графин с вином. Рядом два бокала, грех не выпить. Ах да, ты же не сможешь ей сказать и слова. А каком предложении выпить идет речь? Все на что ты способен в этой ситуации — это молча смотреть на этот графин и слушать бесконечные рассказы Полины. У тебя отличное положение, Лазарев!
— Сереж, ты вообще слушаешь меня? — Опять забылся. Теперь надо что-то ответить.
— Ты еще попроси меня повторить последнее предложение. — Я натянул нелепую улыбку и Полина улыбнулась мне в ответ.
— Нет, что ты. — Она смотрела на меня, но, казалось, сквозь меня. Странное ощущение. Она будто говорит со мной, но одновременно с кем-то, кто сзади. Но я точно знал, что сзади меня никого нет. Только стена. — Ты вроде хотел что-то сказать?
Ну вот оно. Давай же. Сейчас или никогда. Просто предложи ей записать дуэт. Это не так сложно. Ну же! Давай!
— Вот ваш кофе. — Ебаный официант. Сейчас мне хочется выплеснуть ему этот кофе ему в лицо. Чтобы его крик раздался на все заведение. Чтобы все сбежались сюда, а Полина смотрела бы то на меня, то на него. И мне плевать, что он не виноват в том, что я такой нерешительный. Я просто хочу это сделать. Но не сделаю. Просто потому, что слабак.
Он опять скрылся из вида, а Гагарина будто забыла о том, что спросила меня минуту назад, и уже начала рассказывать какую-то увлекательную историю.
Я сделал один глоток. Два. Три. Я опять не слышал ни Полину, ни даже себя. Сейчас наверно опять начну ругать себя за то, что не смог. Опять не смог. Но сейчас все пошло совершенно не так. По началу я даже сам испугался. А потом и вовсе не понимал то, что творю.
И тут меня вдруг переменили, а внутри что-то взорвалось. Я скинул со стола всю посуду и, схватив Полину за шею, приблизил вплотную ее лицо к своему. В моих глазах будто зажегся огонь. В глазах Гагариной же сначала появилось недоумение, но оно в секунду переменилось на страх, когда я сжал ее тонкую шею крепче.
— Прошу, заткнись. Хоть сейчас.
Резким движением я положил ее на стол и, продолжая держать за шею, примкнул к ее губам. Я прижал ее так, что ни малейшего шанса выбраться у нее точно не было. Я начал целовать ее. Страстно и пылко. Так, как никогда и никого. Забыл о том, кого целую, помнил только то, что она конкретно заебала меня. Точнее не она, а ее болтовня.
Продолжая прижимать ее к столу, я разорвал поцелуй.
Заебала…
Заебала…
Заебала…
С бешеным дыханием и тем самым огнем в глазах я начал искать то, чем ударить, да побольнее. К моему счастью, но к несчастью Полины, мой выбор пал на графин. Но перед тем как взять тот графин, я посильнее замахнулся и пробил Гагариной переносицу. В меня будто кто-то вселился, я не понимал, что творю, но мне это чертовски нравилось.
Я ударил один раз.
Два. Три.
Полина закричала. Рвала глотку. Срывала голос. Но меня было не остановить. Я потянулся за графином. Держал в руке, предвкушал сладкий вкус той самой расплаты, которую ждал, наверно, с тех самых пор, как во мне появился тот голос, вечно напоминающий о том, какой я слабак. Теперь я не слабак. И этот голос больше не придет.
Я ударил один раз.
Два. Три.
Уже было не разобрать, где кровь, где вино. Я смотрел на то, как Гагарина верещит от боли, и улыбался. В один момент мне стало так хорошо. На душе стало так свободно. Хотелось закончить все это. Но я помнил, что советовал мне тот голос.
Пока Полина продолжала кричать, я поднял ее платье, в экстазе одной рукой разорвал ее трусики, но над ширинкой своих джинс пришлось немного запариться.
Через мгновение она уже не кричала. Смотрела на меня, а в глазах читалось лишь одно «прошу, умоляю, не надо». Однако это был уже не Сереня, который молча сидит и выслушивает все, что тебе взбредет в голову. Перед вами, господа, разъяренный Лазарев.
И вот перед глазами Полины Сергеевны предстал единственный показатель того, что я мужчина. Но теперь все изменится. Теперь все не будет так, как раньше. Перед вами, господа, другая сторона Серени.
Все так же одной рукой сжимая шею Гагариной, другой я раздвинул ее ноги, а оказавшись между них медлить мне больше не хотелось. Перед вами, господа, Сергей Лазарев.
Я резко вошел в нее. Раздался, скорее, не стон, а крик. Бедняжка, голос сорвет.
Я начал двигаться в ней. Один толчок.
Два. Три.
Ее крики, наверно, слышны и на улице. И кто-то уже наверняка вызвал полицию или скорую. Но останавливаться я сейчас точно не собираюсь.
—
И ты знаешь, он ведь купил! — Крик переменился на совершенно спокойный и обычный голос и Полина уже не лежала подо мной, а я не являлся тем самым Сергеем Лазаревым.
Я начал смотреть по сторонам. Посуда на месте, графин тоже. Все на своих местах. Опять. Опять! Опять!!!
— Что-то я тут засиделась с тобой. — Блондинка посмотрела на время и встала из-за стола, поправляя платье. — Пойду я. До завтра.
Чмокнув меня на прощание в щеку, Полина удалилась так же быстро, как я вернулся в эту ужасную реальность, где я опять Сереня.
Я остался с ним. С голосом, говорящим о том, кто я такой и что будет сегодня вечером дома. Перед глазами проносились сцены, в которых я стою под холодными струями в душе, смывая с себя остатки этого дня и кровь — как последствия удачного разговора о дуэте.
— Будете еще что-нибудь заказывать?
— Да, еще кофе, пожалуйста.
