Желание принцессы

      — Хозяин, вина! Самого лучшего! И всем здесь налей, сегодня я угощаю.       — Что празднуешь, друг мой? Удачную сделку?       — Можно сказать и так. Свою помолвку.       — Мои поздравления. В таком случае, предлагаю выпить за любовь.       — За любовь!.. Слушай, что я тебе расскажу про любовь. Служил я при королевском дворе. Гвардейцем.       — Ого! Да ты, наверное, и принцессу видел? Говорят, она красавица. Её отец прячет, чтобы та своей красотой солнце не затмевала.       — Поменьше всяких россказней слушай. Да, красавица. Но очень капризная. Матери она ещё во младенчестве лишилась, король в ней души не чает, любую её прихоть исполнить готов. И был у неё каприз особый, чтобы всего по сто было — платья, туфли, в обеде только сто блюд, всякие диковинки ей привозили только по сто. Птичек, зверушек у неё тоже было по сто. И плетей любила давать по сто.       — Жестоко.       — Так вот было. Захотелось ей как-то, чтобы под окнами у неё росли сто розовых кустов. И не простых, а непременно с синими цветами.       — Разве ж такие бывают?       — Король созвал лучших своих садоводов, задачку задал. Они только руками разводят — невозможно, мол. Уже казнить их король собрался, а тут кормилица старая вспомнила, будто бабка ей рассказывала, что феям под силу всякие диковинки делать, пыльца у них, значит, волшебная. Принцесса как про это услыхала, про всё остальное забыла, в слёзы ударилась — сотню фей ей подавай. Король указ издал, по всему королевству гонцов разослал. А где ж их столько отловить? Они мелкие, в цветах прячутся. Повезёт, за всю жизнь увидеть хоть одну.       — Помню-помню. Тогда за каждую пойманную фею сто серебрушек давали. Давай я тебе подолью.       — Вот-вот. Ну поймали чуть больше десятка этих бестий. А принцесса в крик — хочу сотню и всё. А феи эти хитрые, к себе вглубь леса заманят, околдуют и уже не отпустят. Уж не знаю, сколько там человек пропало, даже думать не хочу.       — Так что, принцесса сильно злилась?       — Не то слово. Чахнуть начала, от еды отказывалась. Врачи ничего поделать не могли, все их микстуры, настои только хуже делали. А я тогда влюблён в неё был. Зелёный совсем. Думаю, я не я, если прихоть Её Высочества не исполню. Как ночь наступила, пошёл в подвал, где фей этих держали, цветов свежих принёс, воды родниковой и спрашиваю: как мне их поляну найти? Король потом в благодарность их любые желания исполнит.       — Подкупить фей пытался?       — Подкупить-то любого можно, главное подход знать. Рассказал про принцессу, что совсем она при смерти, и что на всё готов, чтобы помочь ей. Феи рассказ выслушали, а потом и говорят, что отведут меня на поляну зачарованную, но взамен надобно любую вещь, что при мне будет оставить им. И обещание с меня требуют. Согласился я, трудно ли — не брать с собой ничего ценного? Тогда одна из них и говорит, что принцесса невозможного хочет, не могут феи в неволе жить, но тут хитрость одна есть. Если принцессе важно не содержимое, а форма, то можно сделать куколок таких. Они только летать могут и глазками хлопать и больше ничего. Но мне-то больше и не надо. А потом чертовка эта говорит, что кровь младенца нужна. По капле на каждую феечку.       — И ты поверил? Кто ж младенца феям добровольно отдаст?       — Сказано же — влюблённый был. У меня как раз сестра первенца родила. Я и напросился с ним посидеть. Кровь-то свежая нужна. Как луна взошла, я младенца из люльки взял и к лесу пошёл. Смотрю, от опушки огоньки мерцают — дорогу указывают.       — Неужто не испугался, ночью за феями в глушь лесную идти?       — Не испугался, они ведь слово дали. Пришёл я, значит, на поляну заповедную, сделал всё как велено было. На цветы крови младенца капнул и смотрю — правда, начали появляться. Куколки, глазками моргают, ручками-ножками шевелят — как настоящие, ей-богу.       — Чудно-то как!       — Я их в котомку сложил, чтобы сразу во дворец отнести. Только племянника на руки взял, как феи появились, хоровод свой закружили, к ребёнку тянутся. Смеются, твари. Я вырваться пытаюсь, и никак. Всё, думаю, конец мне. А потом и говорят, что пора обещание сдерживать. Если уйти хочу, должен отдать вещь, которая при мне. И требуют ребёнка.       — Вот бесовское отродье!       — Какая же, говорю, это вещь? А они опять смеются. Слово, мол, нерушимо. Выбирай, или вы вдвоём с нами остаётесь, или только младенец. Нет, отвечаю, лучше я сам тут останусь, а ребёнка отпустите. Они всё смеются, а потом предлагают: «Хочешь, мы к тебе принцессу приворожим? По тебе лишь вздыхать будет. Только младенца оставь».       — Ну и что ты?       — А сам как думаешь?       — Неужто оставил?       — Скажешь тоже! Подлей-ка мне ещё. Обойдётесь, сказал. Ягоды рябины в них бросил, ребёнка прижал покрепче и бегом с проклятой поляны. Бегу и слышу как феи у меня за спиной верещат — не понравился им мой гостинец. Не знаю, как вырвался, но когда из леса выбежал, смотрю, а солнце-то уже восходит. Отдышался я и к дому пошёл, думал, никто и не заметит, что меня с ребёнком всю ночь не было. Захожу в дом, а там сестра уже встала, мужу еду готовит. Увидела меня с малышом и расплакалась. Оказалось, что она уже год как нас похоронила.       — В ведьмин круг ты попал, друг.       — И сам знаю. Делать-то что было? Кроме сестры у меня и не осталось никого. Рассказал ей и про желание принцессы, и про поляну заповедную. Поругалась она, а потом простила. Порадовалась, что хоть живыми воротились.        — Ты, верно, сразу во дворец направился — куколки ведь у тебя остались.       — Направился, но в котомке лишь ветки и листья сухие оказались. Меня сначала казнить хотели, думали, в соседнюю страну подался, но принцесса заступилась. На конюшни отправили. Хорошо всё было, вот только племянник мой каким-то странным рос. Не говорит, на людей волком смотрит.       — Никак подменыш?       — Решил уже на поляну возвращаться, а тут принцесса вдруг ко мне воспылала. И прямо прохода не даёт, требует, чтобы я всё время подле неё был. А меня и тянет к ней, и чувствую — опять феи постарались. Как-то король меня вызвал и спрашивает: любишь, дескать, дочку мою? «Нет, — отвечаю, — как можно?» — «А она тебя любит, так, что по ночам спать не может. Отвечай, как её приворожил»? — «Не привораживал, — говорю, — то происки фей». Он мне не поверил. Если правду, мол, не скажешь, прикажу сто плетей задать, а потом под суд как изменник пойдёшь. Я ему в ответ: «Пусть меня сейчас громом убьёт, коли я вру, да только больше мне сказать нечего». Тут принцесса выбежала, в ноги королю упала, молит: «Не губи, отец. Жизни мне без него не будет».       — Да врёшь ты всё.       — А почему на улицах людей столько?       — Так известно почему — свадьба у принцессы скоро… Уж не с тобой ли?       — У дверей меня карета ждёт. Последние сто минут свободы мне дали. Вот такая любовь бывает. Ну, будь здоров, друг. Быть может, свидимся ещё.       — Постой, а с ребёнком-то что случилось? Ну, с племянником?       — С ребёнком? Его ж три дня как похоронили. Я когда у могилки стоял, видел, как туда полено клали. Забрали феи, что я им пообещал, и дали взамен, что обещали. Выпей за моё здоровье, друг. И, вот, возьми.       — Синяя роза?       — Такие только в королевском саду растут. Ну, прощай.